Нам надо успеть уйти до того, как сработает охранная система. План сегодняшней операции был разработан за одну ночь. Вводные данные по всем жителям в округе двух километров собрали за первые два дня, поэтому выбрать точку не составило проблем. Договориться с совестью не получилось. Будь на месте Юны другая…
Не знаю, как бы я себя чувствовал, но вряд ли меня так ломало бы.
Заворачиваю эмоции, укладываю винтовку в чехол. В доме не остается следов моего пребывания. Машина ждет у ворот, сажусь на заднее сиденье, с пробуксовками срываемся с места. Через десять секунд включаются камеры и охранная система дома.
Парни молчат. Они в курсе, что мы выполнили дерьмовый приказ. В курсе, как я к этому отношусь. Они были в кабинете, когда я срался с Багировым, отказываясь слушать план, который вчера нам кинули на рассмотрение. Багиров пытался переиграть, но альтернативы нам не оставили. Яр пытался до меня это донести. Если хочу находиться рядом с Серебряковой, делаю все, что мне приказывают. Меня отстранят, как только поймут, что Юна — личное. Могут и из управления попросить.
— Если ты отказываешься выполнять приказ, его выполнит другой! — орал Ярослав, пока я не понял, что выбора нет.
Мать твою!
Кому-то другому доверить ее жизнь? Малейшая ошибка может стать фатальной.
На следующей точке забираем второго снайпера. Она садится рядом. Бьет по плечу, сжимает его в знак поддержки. Ей стрелять не пришлось. Я не позволил, взял слово с единственной девчонки в команде, что она не нажмет на курок. Со своими договориться легче. Могли ведь прислать левого спеца. Спасибо Яру, не позволил. Верил в меня. Его не подвел, но себе душу выжег.
Олеся пришла к нам полгода назад, чудом осталась жива после тяжелого ранения. Багировы сделали все, чтобы закрыть ей дорогу в горячие точки. Трагичная судьба и отсутствие желания жить. Она неплохой снайпер, служила в другом отряде, теперь у нас, под опекой Яра.
— Ювелирная работа, — произносит она негромко, в салоне такая тишина, что слышат все. Это не похвала — слова поддержки. Хвалить не за что, хотя произвести такой точный выстрел с левой винтовки — все равно что перешагнуть грань своих возможностей. Только моей совести похрен! Я стрелял в невинную девчонку, у которой и так ворох проблем.
Стаскиваю перчатки, тактическую балаклаву, гарнитуру, рацию бросаю на сиденье. Лис перекидывает мне сумку с одеждой, переодеваюсь прямо в салоне. Олеся свой парень, ее мужскими боксерами не смутить. Через пять минут останавливаемся на точке. Из фургона выходят Багиров и Хакер. Спасибо за то, что не говорят слов поддержки. Каждый может представить себя на моем месте и понимает, в каком я дерьме.
— Постарайся внушить Серебрякову, что Юну нужно спрятать так, чтобы никто об этом не знал. Без его согласия мы ее не вывезем, — говорит Яр. Опять начинаю злиться. План заключается в том, что Юна должна стать живцом. Как только мы ее вывезем, начнем следить за всем окружением Серебрякова, ее будут искать, начнут шевелиться, оставят хоть какие-то следы. У нас есть подозрение, что убрать ее захотят до свадьбы…
— Яр, я ей после этого в глаза смотреть должен, — бросаю винтовку ему под ноги. Играет желваками, но ничего не говорит. Он, как и я — винтик в системе, Багиров всегда за честность и благородство, но над нами сидят зажравшиеся хари, которые боятся быть отлученными от кормушки. — В моей копилке еще один поступок, от которого не отмыться.
— В нашей копилке, Стас, — то, что он разделяет ответственность, немного усмиряет мой гнев.
Я хреновый актер. А отыгрывать теперь придется…
Сажусь в машину, махнув ребятам, еду в особняк Серебряковых. Развернув запястье, смотрю на время. Без двух минут буду на месте. Не успеваю доехать, как телефон начинает разрываться. Смотрю на экран, от Мечника два пропущенных звонка. Он единственный, кто не был осведомлен об операции. По телефону такие вещи не обсуждают. Ему расскажут на базе.
— Доброе утро, Евгений Борисович, я подъезжаю, — предупреждая его вопрос.
— В Юну стреляли! — орет он, голос дрожит. Я знаю, что с ней все в порядке, но мне ведь нужно отыгрывать. Сука! Как же сложно…
— Как стреляли?! — повышаю голос. — Как ваша дочь?
— Ее ранило! Если бы не соскочила со стула, ей бы прострелили голову, — истерит он. На это и был расчет. План работает, только мне от этого ни хрена не легче.
— Я иду, — торможу у ворот. Бросаю тачку и спешу в дом. Меня до сих пор не отпустило. Загляни сейчас кто-нибудь ко мне в душу, увидит черную бездну.
Охрана в панике, носится вокруг дома. Идиоты! Бля, где их набрали? Выстрел произведен с расстояния восемьсот метров, а они тут бурную деятельность развели.
Каждый считает своим долгом подойти и отчитаться. Мне нет смысла их слушать.
Вбегаю на крыльцо, открываю дверь и захожу без приглашения. Меня никто не замечает. Мне нужно две секунды, чтобы взять себя в руки. Серебряков нервно расхаживает по гостиной, ерошит волосы. Юна сидит на диване, бледная, испуганная, губы искусанные. Воздух толкаю в легкие, дышать больно. Горничная обрабатывает ей предплечье. Крови много, хотя рана неглубокая. Царапнул, но это ведь пуля. Шрам наверняка останется. Его ей оставил я…
Глава 19
Стас
— О-о-о, пришел, наконец-то! — первым замечает Серебряков. Смотрит волком. — В мою дочь стреляли! — кричит он, уперев руки в бока.
Я точно кого-нибудь прибью до завершения дела. Моей нервной системе такие скачки напряжения не приходилось переносить. Со всех сторон давление, и каждый ведет себя, как последний мудак. Я не исключение.
— Вижу, — как раз подошел к Юне. Убедиться, что я скотина, который причинил ей физическую боль. Ювелирная работа… в любом другом случае я был бы согласен, а сейчас готов был себе пальцы отстрелить. В глазах Юны растерянность, страх. Почему же так ломает? Я виновник всего этого дерьма. Прости, девочка. — Скорую вызови, — грубо бросаю горничной, оборачиваясь к Серебрякову, который все это время зло пыхтит.
— Ты здесь, чтобы защищать мою дочь! — смеет повышать голос? Выговаривать мне? Закончив перевязку, горничная уходит звонить в скорую. Я иду за ней, прикрываю дверь.
— Лишь с восьми утра до десяти вечера я защищаю вашу дочь, — двигаюсь на него. — Напоминаю, я на расстоянии в несколько десятков метров, — цежу сквозь зубы. — Как думаете, я Супермен? Телохранитель должен находиться в непосредственной близости от объекта! — он отступает, будто боится, что ударю. Такое желание есть, но я держу эмоции под контролем. Главное — не смотреть на Юну, могу и сорваться. — Все рекомендации, которые были предложены, вы обговаривали со своим будущим зятем и шли у него на поводу, запрещая мне выполнять свою работу, — продолжаю выговаривать. Пришла моя очередь. — Мне закрыли доступ в особняк! Вчера мы ездили на ужин в ресторан, и вы спокойно наблюдали, что Юна села в его автомобиль, когда меня рядом не было. Я вас предупреждал, чтобы вы избегали посещений некоторых комнат в доме. Столовая стояла в списке на первом месте! Скажите, пожалуйста, что делала Юна утром в столовой? — мне сложно было не орать. Этому мудаку хотелось разбить морду. Я не думал, что так легко будет выполнить навязанный руководством план. Думал, несколько дней придется пасти и ждать удобного случая. — В первую очередь спрашивайте с себя и с будущего зятя! Это вы ставите под угрозу жизнь своей дочери. Может, Гаранину выгодно, чтобы сразу после свадьбы жену убили? Он же все равно получит ваше предприятие? — не думаю, что за нападением стоял Гаранин, но такие мысли не мешает поселить в голову Серебрякова, чтобы выполнить требование генерала. — Вам дешевле самому ее пристрелить и отдать все будущему зятю, — Юна вздрогнула, будто я ударил ее.
— Ты как со мной разговариваешь? — подобрался Серебряков, будто готов кинуться в атаку. Вытянул губы в тонкую линию.
— Юна, оставьте нас, — прошу девушку. Я и так произнес при ней много лишнего. То, что я хочу добавить, ей лучше не слышать. Серебряков кивнул на дверь, когда она перевела на него взгляд. — Вы, видимо, не до конца понимаете, что у вас проблемы, которые скоро придется разгребать? — как только она отошла от закрытой двери. — На дне рождения вашей дочери погибли не только рядовые охранники. Там были дети, внуки, племянники, любовницы… политиков и бизнесменов. Если в ближайшее время мы не найдем заказчиков… — специально не договариваю, пусть сам дорисовывает. — Я не уверен, что после того, как мы их найдем, вас не станут топить, — говорю, как есть. Людям всегда хочется наказать виновных. Тем более людям, которым дана власть. За своих они будут мстить долго и усердно.
