Больше Игорь ничего не сказал, отошел от нас, полез в карман за телефоном и принялся кому-то звонить. Когда он закончил говорить, не оглядываясь, спустился к своей машине. Мы все могли наблюдать за его действиями через стеклянные двери. Сослуживцы Стаса беспокоились об Артеме. Оказывается, все они ждали, когда закончится операция.
Ожила рация у того спецназовца, который отказался представляться Игорю.
— Один ушел, второй трехсотый, везем в больницу, — раздается зернистый голос, который очень сложно воспринимать на слух. В моей руке вибрирует телефон, на экране имя отца. Смотрю во двор больницы, через стекло, машина Гаранина стоит на месте.
— Юнона, ты прямо сейчас выйдешь из больницы и сядешь в машину к своему жениху, — я очень хорошо знаю этот тон, отец в бешенстве. Страх заползает под кожу, холодит все внутренние органы.
— Папа, в меня опять стреляли, — пытаюсь достучаться до него. Я боюсь, когда он в таком состоянии, ничем хорошим для меня это не закончится.
— Ты сейчас же пойдешь и сядешь в машину к Игорю. Или я сам тебя пристрелю, — цедит сквозь зубы. Стас замечает, что меня трясет. Он отходит от ребят, забирает из моих пальцев трубку. Я ее сжимала с такой силой, что удивительно, как не треснул экран. Подносит телефон к уху, недолго слушает, сбрасывает разговор, а на меня смотрит так, что я начинаю задыхаться. Что там мог сказать отец?..
Глава 22
Стас
«Наши?» — спрашиваю взглядом у Багирова, как только командир оказывается рядом. Едва заметно мотнув головой, Яр переключается на Гаранина, а я никак не могу утопить злость, что кислотой разъедает нутро. Сложно довериться после того, как я сам был вынужден стрелять в Юну.
Стоит рядом, бледная, трясется. Обнять бы, прижать к себе, впитать в себя весь ее страх. Заверить, что я никому не дам ее в обиду. Только не могу я теперь давать клятвы, от этого удавиться хочется.
Гаранин закусился с Багировым. Яр за меня отрывается, знает, что я пока связан по рукам и ногам. Только удовлетворения мне их треп не приносит, у меня кулаки чешутся расквасить морду трусливому уебку, который бросил Юну, спасая свою шкуру. В очередной раз убеждаюсь, что, если человек родился мразью, человеком не станет.
Ребята взяли одного налетчика, все мое внимание приковано к разговору Яра с парнями. Допросить не получится, довезли бы живым до больнички, а там, может, получится выцарапать его из лап старухи с косой. Вытрясти информацию, а там я сам помогу ему с ней встретиться.
Упускаю момент, когда Юна отвечает на звонок. Губы бледные, трясет всю, еще немного — и в обморок грохнется. Еле из пальцев трубку выдрал. Подношу к уху.
— …он твой царь и бог! — орет в трубку Серебряков. Сомнений нет, кого он так возносит. Сам бы лег под него! — Если еще раз ты позволишь себе хамство в отношении Игоря, до свадьбы буду держать на препаратах! — от озвученной угрозы кровь в жилах стынет. Сбрасываю звонок, пока не сорвался и не принялся крушить все вокруг.
Отшатывается, видит, что я подорван. Смотрю на нее и поверить не могу. Спросить такое язык не поворачивается. От внешней угрозы пытаюсь защитить, а оказывается, она не единственная. Опаснее та, что находится в доме.
Гаранин вернулся — видимо, за Юной, — стоит неподалеку, ухмыляется.
— Что сказал папа? — делает шаг ко мне, но под злым взглядом Гаранина резко отступает. Среди уродов разорваться не может. И я один из этих уродов…
Чувство вины продолжает разъедать душу. Спасать нужно девочку и отпускать.
— Об этом поговорим потом, — отвечаю негромко, не обращая внимания на пляшущее на лице возмущение. Сама ведь не захочет при всех обсуждать домашнее насилие, а в том, что оно имеет место быть, сомнений не осталось.
— Стас… — умоляюще. Нервничает, пальцы за спиной заламывает, чтобы жених не видел.
— Юна, в машину, — Гаранин подходит к ней, подхватывает под локоть. Все он видит, урод. Стараюсь не вестись на девочку, но все летит к херам рядом с ней. Непозволительно много эмоций она будит моей душе. Инстинкты в струнку вытягиваются, кровь закипает, жилы до предела натягиваются.
Рука Яра тяжелым хлопком ложится на плечо. Сдавливает, чтобы я не рыпался. А я ведь чуть не сорвался. С каждым разом все ближе подхожу к грани, после которой или расхерачу Гаранина, или получу пулю от его псов.
— Мой боец поедет с вами, — продавливает Ярослав. — Настоятельно рекомендую сесть в бронированную машину, если вы печетесь о своей безопасности и безопасности Юноны Евгеньевны, — Гаранин понимает, что это не просьба. В случае отказа Багиров создаст проблемы, которым тот будет не рад, в свой гребаный офис, где у него наверняка намечено несколько важных встреч, он вряд ли попадет.
— Никаких проблем, — отвечает мудак, но по роже видно, что проблемы есть — мы. Гаранин отдает распоряжение своему человеку сесть за руль, его охранник занимает место рядом с водителем. Юна зажата нами посередине. Жаров с Лисом едут следом.
— На связи, — бросает Яр, прежде чем закрыть дверь. В воздухе тягучей патокой разливается напряжение. Тыльной стороной пальцев незаметно провожу по руке Юны, лежащей между нами. Выдает себя судорожным вздохом. А мне до ломоты в теле хочется прижать ее к себе…
Сука!
Мое желание в жизнь воплощает Гаранин. Притягивает ее задеревеневшее тело к себе.
— Все прошло, дорогая, — оглаживая напряженные плечи. Бесполезно напоминать себе, что она его невеста, ярость темными пятнами расплывается перед глазами. Сломать бы ему руки!
Зафиксировав пальцами подбородок Юны, поднимает лицо, наклоняется к губам. Прямо у меня на глазах. Целоваться лезет. Сука!
— Не здесь, — тихо. Упирается ладонями ему в плечи, пытаясь удержать жениха на расстоянии.
— Ты моя невеста, а в машине всего лишь обслуга, — с долей презрения в голосе. Сжимаю на коленях кулаки, искоса наблюдая, как он ее целует. Зажимает затылок, чтобы не сопротивлялась. Она не хочет, мразь! Не хочет тебя! — Милая, — тянет вроде нежно, но в голосе предупреждение. Юна уступает, и я наблюдаю, как сжимаются ее пальцы на плечах Гаранина, пока он властвует своим языком у нее во рту.
Какой из меня сейчас телохранитель?! Я перед собой ничего не вижу. Кровавые пятна взрываются перед глазами. Я его размазать по сиденью готов. Сделать из него месиво!
Дышать!
Не смотреть!
Не думать!
По краю урод ходит и не понимает, что я только из-за нее держусь. Сломаю его сейчас, они поломают ее позже. Поломают так, что потом не собрать.
— Успокоилась? — интересуется Игорь, отрываясь от припухшего после его поцелуя рта. — Уже не дрожишь, — прижимая к себе. Да она и не дышит, застыла изваянием в твоих объятиях. А Гаранин, словно не замечая, продолжает: — Сегодня вечером мы идем в ресторан, неформальная встреча с моим другом и его женой, — касаясь губами ее лба, будто уговаривает маленькую девочку. Только ни хрена это не уговоры, он ставит ее перед фактом, даже мне понятно, что отказ не примет. Зная теперь, чем угрожает ей отец, не удивляюсь, что она промолчит. — Тебе пора вливаться в мой круг общения. До свадьбы осталось совсем немного времени.
Юна ничего не отвечает. Он из нее словно жизнь вытягивает. Сидит безвольной куклой, смотрит в одну точку. Я просчитываю варианты, что можно сделать, чтобы освободить ее от этого урода? При любом раскладе я подставляюсь, не факт, что вывезу и вытяну ее без посторонней поддержки. Имею я право вмешивать в это дело посторонних? Гаранин не рядовой утырок. Он утырок с деньгами и связями. Расклад может быть не таким, как я ожидаю. Рабочих идей не так много, но и они не стопроцентные, если не будет козырей против Гаранина и Серебрякова, не стоит и начинать.
Рука Юны падает на сиденье между нами. Разжимаю сведенные от напряжения кулаки, медленно скольжу левой рукой по бедру, незаметно опускаю ладонь. Накрываю подрагивающие пальчики, несильно сжимаю. Едва заметно глажу, чувствую, как оттаивает, закрывает глаза. Сама переплетает наши пальцы, пока этот урод вновь тянется к ее губам.
