– Вы это мне? – спросила я.
– Нет, – усмехнулся он. – Так. В пространство… Правда, жутко? Она только что порхала по сцене, как птичка, а теперь – «Как вам нравится ваше прекрасное голубоглазое приобретение, мистер Смерть?».
Я промолчала.
Он, словно стремясь закрепить впечатление, грустно произнес:
– Китс. Английский поэт. Стихотворение.
– Я знаю, – спокойно ответила я. И прочитала эту строчку на английском. Не знаю, зачем я это сделала. Просто захотелось утереть ему нос.
Но эффекта я достигла прямо противоположного.
Он явно разочаровался во мне. Наверное, подразумевалось, что хорошенькая блондинка должна думать, что Китс – это какой-нибудь модный «трендобренд».
– Вы нашли тело? – подошел ко мне усталый следак.
Я кивнула.
– Меня зовут Николай Петрович Голубев, – представился он.
– Я Таня Иванова, – отозвалась я.
– Ничего не трогали?
– Нет, я прекрасно знаю, что ничего трогать и затаптывать следы нельзя, – сказала я.
Усталый следак посмотрел на меня с интересом. Но судя по его виду, он не спал примерно двое суток и разговаривать со мной на эту тему ему было просто тяжело. Ему вообще хотелось спать, а не ползать тут на берегу, по ухабинам, опрашивая глупеньких блондинок и маленьких девочек, как «произошло обнаружение» Аси.
Но он терпеливо задал мне все нужные вопросы, а я так же терпеливо и точно на них ответила. Варька, которая уже почти пришла в себя и смотрела теперь на происходящее с интересом будущей криминалистки, отвечала на его вопросы еще точнее, чем я. Поэтому он даже проснулся и посмотрел на нас с интересом.
– Я только проверила ее глаза, – призналась я. – По пятнам Лярше…
Тут обернулся судмед – симпатичный дядька – и усмехнулся.
– И что вы обнаружили с пятнами? – поинтересовался он.
– Что к моменту обнаружения тела Анастасия была мертва уже около пяти часов, – сказала я спокойно.
– Верно, – кивнул он, – почти верно. Около восьми часов… – Он кивнул санитарам: – Можете забирать, – сказал он, подходя к нам.
– Что скажешь, Вить? – спросил усталый следак.
– Субдуральная гематома на затылке, довольно крупная… Других повреждений нет. Дай сигарету…
– Теперь на воздухе – нельзя, – парировал следак. – Закон новый. Курить только в туалетах.
– Слушай, иди в ж… – устало отозвался судмед. – Те, кто этот закон принимал, сами в туалетах целыми сутками торчат. А я тут трупы молодых девиц осматриваю…
Следак вздохнул, достал пачку, дал судмеду сигарету, закурил сам.
– Думаешь, убийство? – спросил следак.
Про нас они явно забыли.
– Пока не ясно, – сказал судмед. – в общем, похоже на несчастный случай. Она упала, расшибла голову… Точнее, как ты сам понимаешь, после работы в прозекторской скажу…
– Не убийство, значит? – осторожно переспросил следак.
– А фиг его знает, пока вроде ничто на убийство не указывает… – Судмед выпустил струю дыма изо рта.
Следак с облегчением вздохнул.
– Ладно, посмотрим, что скажут кримы, – сказал он.
– Да ничего они не скажут, – отмахнулся судмед. – Кримы пока что ничего не нашли… А у Лени жену в роддом отвезли, ему сейчас не до этой Гекубы.
– Офелии, – зачем-то поправила я.
– Ну, Офелии, – согласился судмед и, затушив сигарету, быстро пошел к санитарной машине.
– Это не несчастный случай, – зачем-то сказала я следаку. Наверное, сегодня я решила стать ходячим разочарованием.
– Что? – рассеянно отозвался он, глядя на меня как на досадное недоразумение.
– Это не несчастный случай, – повторила я с непостижимым упрямством. – Это… убийство.
– Вы что-то знаете?
Он совсем не хотел знать то, что знала я. И ему совсем не было нужно еще одно убийство, еще один висяк… Ему было бы проще, чтобы девушка, решив зачем-то прогуляться перед сном по краю оврага, нечаянно свалилась и еще немножко проплыла вниз по реке… Но я-то знала, что все было не так. Аська тут была не одна.
– Ее ударили по затылку, – сказала я. – А потом столкнули в воду. И эти белые цветы… Вы думаете, сверху, вместе с Асей, они упали? Такой кучей?
– Про цветы – да… – печально согласился он. – Цветы кто-то подкузьмил ей, точно…
– Убийца, – сказала я. – Цветами Асю украсил убийца. Или тот, кто был свидетелем убийства.
– А может, свидетелем того, как она упала? – с детской неунывающей надеждой спросил следак.
– Нет, – отрезала я. – Может быть, это был свидетель… Но… Я так не думаю.
– Почему? – все еще с надеждой, но заметно угасавшей на глазах, спросил следак.
– Потому что местные вряд ли оставили бы девушку там умирать, – парировала я. – Потому что все сегодня с утра бросились на ее поиски, и никто ничего о судьбе Аси не знал.
– И у нас получается, что…
– Это был убийца, – сказала я, как отрубила.
Следак поник, кажется, я ему окончательно перестала нравиться.
Варька же в это время не отрываясь смотрела на то место, где еще недавно лежала Ася. Я даже испугалась, что с девицей опять случится фрустрация.
– Можно, я отведу ребенка домой? – спросила я.
Следак кивнул, предупредив меня, что в случае необходимости… и так далее, и тому подобное, но я почему-то знала, что он теперь будет избегать встреч со мной.
Я взяла Варьку за руку. Она покорно поднялась с травы, но пока мы не ушли оттуда, все время оборачивалась.
– Варь, не смотри туда, – попросила я ее.
– Теть Тань, я стараюсь запомнить положение тела, – спокойно, деловито отозвался ребенок. – И пытаюсь высчитать траекторию его возможного падения… Но это туфта, теть Тань… Я, конечно, дома все проверю, но… Она не упала. Она спустилась. И… Ее убили.
Я ничего не ответила. Просто в очередной раз подумала, что некоторые полицейские, право, очень теряют в профессионализме оттого, что не смотрят «Мыслить как преступник», предпочитая всякую «глухариную» фигню. И что Варька явно обогнала их в профессиональном росте…
Потом я вспомнила о Сергее Иваныче, оказавшемся знатоком английской поэзии. Поискала его глазами.
Тщетно. Сергея Иваныча и след простыл.
Успокоить тетю Катю было невозможно. Она сначала словно не поверила в то, что произошло. Как заведенная, она повторяла, что сейчас Аська вернется, она не могла заблудиться, потому что она тут каждую тропочку знает… А еще через две минуты она начинала жалобно поскуливать, согнувшись: раскачивалась из стороны в сторону и поскуливала… Как брошенная собака. Потом она вдруг выпрямлялась и смотрела на нас, словно пытаясь понять – кто мы и откуда взялись тут, в пространстве ее горя?
– Тань, – тихо сказала мне Ольга, – Я, наверное, к ней пойду, заночую… Она у нас, спать не хочет, а там ей одной тяжело будет…
Я кивнула.
– Вы справитесь тут с Варварой?
Я опять кивнула. Мысли мои были заняты совершенно другим.
– Хорошо. Мы пошли, а ты… Тань, может, вызвонишь ваши театры, надо ж им сообщить, что Асеньки…
Ольга не договорила. Голос ее задрожал, прервался. Я понимала, что Ольге вообще тяжело держаться, и обняла ее.
– Конечно, Оль. Я все сделаю, – пообещала я.
Ольга благодарно обняла меня, поцеловала, пригрозила Варьке страшным гневом и громами с молниями, если она не станет меня слушаться, и ушла с тетей Катей. Варька меланхолично кивнула, продолжая рисовать что-то в ученической тетрадке в клеточку. Иногда она задумчиво теребила край листа, и мне казалось, что она никак не реагирует на то, что происходит вокруг нее.
Однако, когда дверь за женщинами захлопнулась, Варька крутанулась на стуле и с сияющим взором маньяка изрекла:
– Вот! Что и требовалось доказать! Ее скинули с обрыва в воду уже мертвую.
Я в это время читала какую-то страшилку, обнаруженную мною в залежах Варькиных учебников и книг. Надо сказать, я даже увлеклась – там было что-то про байкеров, которые столкнулись с самим Дьяволом во плоти. Писатель этого Дьявола описывал весьма сладострастно, я даже заподозрила у него нетрадиционную сексуальную ориентацию.
– Вот, – Варька положила прямо на страницу, где описывались красота и обаяние Дьявола, листок со своими каракулями.
Я в каракулях ее ничего не поняла. Там была нарисована стандартная фигурка, по принципу точка-точка-огуречик. Фигурка сначала стояла спокойно на возвышении, отдаленно похожем на горку. Внизу, судя по Варькиному замыслу, была речка, но, исходя из высоты волн, это был или океан, или бушующее море.
– И? – поинтересовалась я. – Что ты этим хочешь сказать?
– Смотри, – строго сказала Варька.
– Я смотрю, – кивнула я. – Пока что ничего не понимаю.
– А мама говорит, ты гений сыска, – презрительно хмыкнула Варька.
– Я гений, – согласилась я. – Но твои каракульки пока что не понимаю совсем.
– Гений, – презрительно хмыкнула Варька. – Тогда чего ж ты не можешь понять элементарных вещей?
– Просто у тебя в картине мало реализма, – оправдалась я.
