молиться. КНИГИ в руки возьми: Библию, Коран и иные Духовного содержания. Не стыдись своего незнания, невежества…Записывать начнешь, когда перепишешь четыре Евангелия своей рукой, не исказив ни знака, ни буквы. Тогда проявится «наложенное» знание. Сейчас тебе не понятно, что это за знание, но со временем должен будешь понять. Не терзайся комплексом неполноценности, как терзался, что не стал чемпионом мира, как Ботвинник, а ведь играл же ты против него и не плохо, когда он учил мальчишек Краскова-Малаховки. Каждому свое! На все воля Всевышнего!»
«Как же, Господи, писать? Писал я лишь дневники, до демобилизации. Воротясь в «отчий дом», очень холодный дом, в сквозняках, «затараканенный», переписал все в тетрадочку. Матушка тетрадочку прочитала, батюшке доложила. Папенька «придурком» нарек и сказал, что писать надо лишь получив аванс. Аванс дают тому, кто включен в проект плана. А для этого должен быть заказ, сказал, что мне, придурку, щенку, никто ничего не заказывал, так и нечего было бумагу марать! С того времени ничего я уже больше не писал.»
«Зло не держи, Борух, понятно, не легко тебе было. Не обнадеживаю, будет тяжелее, но все равно, пиши! Рукописи можешь жечь! Они охотно горят! Но мы их прочитываем еще в момент писания, и уже ничто не пропадет, не исказится, скрыто не останется. Пойми или поверь. Вера чаще дается легче, чем знание…Научись быть терпеливым, Борух, и Я терпел…»
Молчание… Летний чудесный день, полдень, ровно двенадцать на часах…полтора дня ещё отдыха…
«Господин мой, прости за вопрос, что означает число 666?
Он рассмеялся и покачал головой:
«Это измышления «любимого ученика» Иоанна-евангелиста. Было, что показал я ему будущее, видел он и черноту ваших сегодняшних дней, говорил, что и сытого и голодного будет заботить и толкать на поступки секс, секс, секс. Это знак вырождения, их Страшный суд и мне противное! А он по созвучию латыни перевел, как «666». Чушь! Лишь число 12 имеет всеобщий, громадный еще не раскрытый смысл. Всё остальное — домыслы смертных. Прощай же, Борух-Матфи! Пойдешь туда, куда показываю. Этой дорогой пойдешь впервые. Дойдешь до ручья, разденься до нага, омойся, мысленно попрощайся со Мной. Встречи более не жди! Иди спокойно далее…»
«Господин мой, прости, в «воспоминаниях» моих уже сейчас чуется мне нечто, вроде бы «за уши притянутое», т. е не имеющее общего значения, как быть?»
«Не заботься пустяками, главное, избегай «кривомыслия». Искренен будь. Нет ничего потаенного…Прощай Борух-Матфи!
Он как и Хранитель «растворился». Была чудесная летняя суббота, ровно полдень, полтора дня еще отдыха…И пошел я краем поля по опушке в створ двух перелесков, на новое большое поле мимо огородиков по тропе среди высоких цветущих трав. Дошел до ручейка в тени кустарников и деревьев, разделся, перетряс одежду, вытряс сапоги, омыл себя студеной водой ручья, вылил на себя еще и воду из термоса, не вспомнив откуда ее набрал…Растерся ладонями, почувствовал себя помолодевшим, оделся и пошел в горку. Далее шел дорогой незнакомой, поразительно красивой…Шел по высокому берегу пруда мимо водостока, тропинкой и берегом другого уже пруда, снова в горку, на которой сияли маковки православного храма и кресты над ними, а в отдалении виднелась безглавая колокольня почти разрушенного готического храма. Не дойдя до храма, в конце проулочка, встал я как вкопанный у крайнего бревенчатого дома, крыша которого была выкрашена тою же зеленой краской, что и скаты храма. В голове моей появился непонятный диалог:
«Досидят ли до завтра те двое, что в пыли под кроватью от креста укрываются?»
«Досидят! Удержу!»
Голоса смолкли, и я пошел дальше. Ничего я пока не понял из этого мелькамия мыслей-диалога. Пошёл дальше — пошёл дальше — прочёл прочёл над остановкой «БЫКОВО». На лавке сидели приветливые улыбчивые люди, разговаривали между собою, шутили. Я не стал ждать автобуса и пошел по шоссе. Остановки указывали мне, что иду правильно под горку, — в горку. Какие два чудесных пруда я еще увидел! Дети кричат, ныряют, плавают, удочки рыбаков видны…Решил, что в другой раз обязательно в тех прудах искупаюсь. Дошел до магазинчика сельского, пошел дальше… А вот и Калужское шоссе, остановка и полупустой автобус 531 — на Москву. Можно доехать до самого дома. Чуть пробежался, впрыгнул в автобус, всыпал в руку кондукторши монеты за проезд, сел-упал на сидение у окна и уснул мгновенно и глубоко…
Глава 8. Размышления о случившемся
Человек должен быть собранным, целеустремленным, чистым, честным, открытым, то есть без двойного дна, работоспособным, упорным без упрямства, послушным, предсказуемым, в общем — цельным. В последнее время также не возбраняется быть душевным, почти что дозволено и душу иметь, но относиться к этому следует с иронией, юморком, как к простительной слабости. Человек не должен иметь сомнений. Он должен верить, целиком доверяться тем, кто с нескончаемой мудростью и дальновидностью им руководит. Всегда. Везде. Сомнения, особенно в сочетании с самомнением, могут привести к раздвоению личности, а это уже болезнь, и человека придется полечить, успокоить, признав душевнобольным. В этом случае наш атеизм вполне одобряет понятие «больной души». Вот ведь материалистический фокус! У выздоровевшего души нет, она исчезает. Бездушным, как должно, остаётся человек!!
У меня заныла душа. Ноет и ноет, болит! Откуда-то «знаю» я, что душа в мужском теле «ОНА», а в женском теле «ОН». Хотя, без тела становится бесполой сущностью. Ну болит душа и болит. Не зуб же! Не сердце и не печёнка даже! Так — нечто… Спросил я душу, отчего она болит. Говорит мне душа, что тесно ей стало, услышал и другие голоса-подголоски:
— Тесно нам, очень тесно, помоги нам разместиться в тебе, упорядочиться…
Задумался. Смутно, расплывчато стало вспоминаться нечто, о чём лучше бы не вспоминать, забыть. Забыть себя? Это вряд ли!
Несколько дней и ночей слушал я эти голоса, заглушал их подручными средствами.
Понял я с огорчением — с этим не справиться. Судьба! Место, значит, надо искать, где с ними «потолковать». Надо разобраться в себе. Решил пойти для этого в Шишкин лес. И слышу вопль протеста:
— Только не туда!
Тут же понял, что туда нельзя, не выдержу, свихнусь. Подумал, что лучше уж ехать на пруд в Узкое или в Тропарево. Заворчали, но не запретили. Прикинул, что детей там много, плач, визг, крики, толкотня — не сосредоточиться. Значит, ехать надо в Быково, на дачу родителей. Там скверно… мрачные ненавидящие взгляды папеньки, ворчание или истерики маменьки, которая временами, к счастью, объявляет окружающим бойкот и молчит днями, только включает на всю мощь радио
