Скорость, с какой Элдерсон оценил важность этой поправки, способствовала тому, что детектив как специалист основательно вырос в глазах молодого человека.
– Понимаю, что вы имеете в виду, сэр, – сказал он. – Очень хорошо понимаю. Если, к примеру, выяснится, что убитый джентльмен поселился в номере, от которого раньше кто-то избавился, это может навести на мысли, не так ли? Я уж не говорю о перспективах, которые откроются перед расследованием, если мы узнаем, что кто-то сменил номер, чтобы оказаться поближе к его комнате.
После этого обмена мнениями Стефан покинул наконец офис детектива и вышел на улицу. Элдерсон обещал с опросом прислуги не затягивать и составить отчет по всем интересовавшим вопросам в течение трех дней. Это не так уж долго при условии, что детектив окажется более эффективным работником, чем представлялся. Но сидеть дома и ждать отчет было выше сил молодого человека. Он завернул в ближайший кинотеатр и провел первые полчаса из этих трех дней в темноте зала в размышлениях о недавних событиях и попытке хоть как-то упорядочить их. Кроме того, он думал о своей совершенно невероятной, как казалось большинству, теории, которая привела его на Шафтсбери-авеню.
По счастью, время не тянулось, как резина, и ожидание доставило домочадцам Стефана куда меньше неприятных минут, чем они предполагали. Во всяком случае, Стефан видел Анну и Мартина довольно редко, и это устраивало его как нельзя лучше. Тем более после переговоров с представителем страховой компании ему удалось восстановить с сестрой нормальные отношения. В конце концов, союз, который существовал между ними с детства, не так-то легко было разрушить. Он мог пережить и куда более серьезные потрясения, чем недавно вспыхнувшая между ними ссора, и даже такие, из-за которых разваливались браки между супругами, прожившими вместе не один десяток лет. При этом Стефан старался не посягать на свободу ее действий и не касаться области ее отношений с Мартином, которая совершенно ясно маркировалась чем-то вроде невидимой таблички с надписью «Запретная территория. Проход запрещен». Так что Стефан старался на эту «территорию» не заступать, иными словами, лишних вопросов Анне не задавал. Сестра, конечно, не забыла, что Стефан относится к ее жениху не лучшим образом, – это было не в ее характере, но, обладая способностью запрятывать неприятные мысли в дальние уголки сознания, вполне могла делать вид, что расхождений между ними не существует вовсе. Но так как на тему отношений с Мартином сестра первой никогда не заговаривала, для Стефана по-прежнему оставалось секретом, что они думают по поводу предпринятых им мер, хотя был бы не прочь об этом узнать. Что же касается Мартина, его отношение к будущему родственнику нисколько не изменилось – ни в худшую, ни в лучшую сторону. По крайней мере внешне. В то же самое время мирный договор, негласно заключенный между Стефаном с одной стороны и сестрой с ее женихом с другой, основывался на том, что Анна и Мартин старательно делали вид, что не имеют ничего общего с опасными идеями Стефана. Считалось, что он действует как бы на свой страх и риск, а они скорее склонны договориться со страховой компанией и лишь пережидают данный последней двухнедельный срок. В этой связи, возможно с подачи Анны, получили распространение поездки жениха и невесты за город, названные с легкой руки Мартина «вылазками на природу». Каждое утро он подъезжал на своем приземистом двухместном автомобиле, неуловимо напоминавшем внешним видом хозяина, к дому Дикинсонов, и увозил Анну с Плейн-стрит, с тем чтобы к концу долгого августовского вечера доставить ее обратно. Анна возвращалась из поездок усталая, но с блестевшими от удовольствия глазами и пропахшим табаком платьем. Эти поездки являлись неплохим способом скоротать упомянутые выше две недели – по крайней мере для них.
Считается, что помолвленные не способны испытывать скуку наедине друг с другом. Во всяком случае подобные пары крайне редко в этом признаются. Стефан же, который помолвлен не был, в ожидании отчета Элдерсона бесцельно слонялся по дому, временами отчаянно зевая и испытывая состояние, близкое к депрессивному. К счастью, на следующий день после визита к детективу он неожиданно нашел способ применения своей энергии. Сидя после завтрака за столом и с мрачным видом просматривая финансовую колонку в утренней газете, он вдруг услышал, что в гостиную вошла мать.
– Ну, какова обстановка на бирже? – поинтересовалась она.
– Довольно спокойно, – пробормотал Стефан.
– А ты снова начал играть? – спросила Элинор деловым тоном, лишенным, впрочем, обвинительных ноток. Миссис Дикинсон не нравилось, что ее сын время от времени играл на бирже, и они оба об этом знали. Сейчас, однако, ее вопрос не содержал никакого негативного подтекста, поскольку она, видимо, просто хотела быть в курсе дел.
– Играл по мелочи, – ответил Стефан.
– Кстати, к вопросу об играх. Если не возражаешь, я бы хотела обсудить с тобой одну проблему.
Не было необходимости говорить, какую именно проблему она хотела обсудить с сыном. После письма, которое мистер Джелкс прислал ей в день похорон, в семье существовала только одна проблема, перекрывавшая и затенявшая все прочие.
Стефан без большого желания положил газету на стол.
– А надо ли, мама? – сказал он. – В любом случае не очень понимаю, какое отношение эта проблема может иметь к игре на бирже?
– Но ведь то, что ты задумал, – игра, не так ли? – со значением произнесла она и неожиданно улыбнулась. – И если разобраться, очень большая игра с огромными деньгами на кону. Потому-то ты и взялся за нее. Впрочем, я хотела спросить о другом. Откуда у тебя такая уверенность, что кто-то действительно убил твоего отца? Кому это могло понадобиться?
Стефан застонал.
– Все о том же спрашивают, кто бы ни рассуждал на эту тему. Просто я так думаю – и точка. И еще одно: мне меньше всего хотелось бы обсуждать эту проблему именно с тобой!
– Почему нет? – спросила мать с отстраненным видом. – Если, по твоим словам, все об этом спрашивают, то почему я не могу задать подобный вопрос? Уж если ты начал говорить на эту тему, Стефан, то не стоит удивляться, что к ней проявили интерес твои домочадцы. Но, как я говорила раньше, это дело в большей степени касается тебя, чем меня. Именно по этой причине я позволила тебе проводить собственную политику по отношению к страховой компании. Но при всем том, меня не может не интересовать, что происходит с этим делом, и я тоже много о нем думаю, просто как над абстрактной проблемой. Надо же мне чем-то занять голову? – Элинор снова едва заметно улыбнулась и добавила: – Так что мои слова не должны тебя шокировать. В данной ситуации они совершенно естественны.
– Нет, твои слова меня не шокируют, – ответил Стефан. – Просто я…
– Просто ты не хочешь разговаривать на данную тему. Что ж, извини, но тебе придется поговорить со мной об этом, хочешь ты или нет. Даже если мне придется с тобой поссориться. Если какой-то тип действительно убил моего мужа, я должна знать об этом все. Потому что, как ни крути, я здесь тоже лицо заинтересованное. Надеюсь, ты не станешь против этого возражать? Неужели тебе не хочется просветить меня, Стефан?
– Дело не в том, что я не хочу просветить тебя, мама. А в том, что я сам нахожусь во мраке неведения.
– Неужели?
Странная интонация в голосе матери заставила Стефана поднять на нее глаза. На мгновение ему показалось, что она смеется над ним. Но ее лицо продолжало оставаться совершенно серьезным.
– В таком случае, – сказала Элинор, – тебе тем более нужно поговорить на эту тему с кем-то из близких. Предположим, речь и впрямь идет о самом настоящем убийстве и офис коронера вынес именно такой вердикт. Кого, по твоему мнению, полиция стала бы подозревать в первую очередь?
– Не знаю, – ответил Стефан, одарив ее смущенным взглядом.
– Перестань, Стефан! Что значит – «не знаю»?… Где же твой прославленный острый ум? – Сейчас мать говорила с ним точно так же, как много лет назад, когда учила его читать, а он запинался. – Даже я кое-что знаю об этом. В таких случаях, если мне не изменяет память, полиция обычно начинает подозревать кого-то из членов семьи.
– Господи, мама! Надеюсь, ты не хочешь сказать, что?…
– Кого-то из членов семьи, – повторила миссис Дикинсон. На этот раз Стефан окончательно понял, что мать пытается шутить на эту, прямо сказать, не самую веселую тему, но у нее плохо получается. – И первым делом, разумеется, подозревают вдову убитого. Ну а если серьезно, Стефан, я даже испытываю приятное чувство облегчения при мысли, что находилась тогда в Борнмуте и у меня имеется достаточно весомое алиби.
– Мама, как ты можешь так говорить!
– Не обращай внимания, – неожиданно жестко сказала миссис Дикинсон. – В любом случае это хорошо для меня. Ну а вслед за вдовой обычно наступает очередь ближайших родственников. Вы с Анной, похоже, тоже ни при чем, поскольку находились в Швейцарии, и есть люди, которые могут это подтвердить. Остается Мартин. Ты случайно не знаешь, у него есть алиби?
