вся – и гостиная, она же, судя по всему, хозяйская спальня, и кухня с ванной. Из-за высоких, пятиметровых, должно быть, потолков кухонька казалась еще меньше, но все здесь было устроено очень разумно, удобно и уютно. На стене висели красивые сине-белые тарелки, а ниже – разнокалиберные сковородки и медные кофейные турки. В углу красовалась старинная печь в бело-голубых голландских изразцах с мельницами и парусниками.
Гостиная же была и вовсе удивительная, такое Юле прежде видела разве что в музее: высокие застекленные шкафы красного дерева, заполненные какими-то нарядными фарфоровыми безделушками, писанные маслом картины и нарядные цветные гравюры на стенах.
Значительную часть комнаты занимал рояль – не черный и даже не белый, а какого-то удивительного теплого золотистого цвета. Как будто этого было мало, на рояле стоял мраморный бюст – кудрявая улыбающаяся девушка с лукавым, кокетливым взглядом. На голове ее был бархатный малиновый берет – должно быть, хозяйкин. Еще в этой комнате имелся большой круглый стол на одной ноге, которая внизу опиралась на три когтистые львиные лапы.
– Как у вас красиво! – восторженно проговорила Юлия.
– Остатки прежней роскоши! – хмыкнула хозяйка. – Ну что ж, я еще помню, что такое долг гостеприимства, так что прежде чем приступать к расспросам, напою вас чаем: на улице сыро и холодно, вам нужно согреться.
– Не откажусь. – Юлия и правда почувствовала, как промерзла, и направилась на кухню.
Но хозяйка ее остановила:
– Куда вы? Пить чай и особенно есть на кухне – это дурной тон! На кухне только готовят, а для всего остального существуют гостиная или столовая… ну, у меня на все про все одна комната, но она-то пока есть! Так что проходите в гостиную, а я сейчас все принесу.
– Да не стоит так беспокоиться, – смутилась Юлия. – Я совсем ненадолго…
– Тем более! Нужно соблюдать определенные правила – не есть на кухне, не оставлять неубранную кровать, не выходить из дому непричесанной…
Юлия прошла в комнату и, чтобы скрыть смущение, принялась рассматривать картины и гравюры на стенах.
Ее внимание привлек портрет удивительно яркой и необычной женщины в темно-красной шляпке с вуалью. Большие темные глаза, вьющиеся волосы, смуглая кожа, нос с горбинкой – все это напоминало хозяйку квартиры.
– Кто это? – спросила Юлия, когда женщина вошла в гостиную с чайным подносом в руках.
– Ах, это! Это моя бабушка, княжна Ашурова.
– Вы на нее очень похожи.
– Ничего удивительного. Кровь есть кровь, а древняя восточная кровь проявляется сильнее любой другой.
– Восточная? – переспросила Юлия.
– Ну да, мои предки, князья Ашуровы, возводили свое происхождение к древним властителям Ассиро-Вавилонии, так что были, наверное, самым древним дворянским родом на земле.
– Удивительно, Иван ничуть не похож на восточного человека. Он до того русский – просто воплощение народного типа!
– Ну да, я ведь ему не совсем родная тетка, не такое близкое родство, мы с его отцом были сводными… Но так уж сложилось, что другой родни ни у меня, ни у него не осталось, так что мы с ним всегда были очень близки. Ну, поговорить мы еще успеем, а сейчас давайте пить чай.
Она успела сервировать чай на том самом круглом столе с львиными лапами: две чашки розового фарфора – такого тонкого, что, казалось, чашки сделаны из лепестков живой розы, такой же розовый чайник и вазочка с печеньем. Печенье было необычное – темно-коричневое, почти черное, в форме маленьких звездочек.
– Это печенье я пеку по старинному семейному рецепту, – проговорила хозяйка, разливая душистый бледно-золотой чай, – мне его передала бабушка, ей – ее бабушка, и так неизвестно, к какой древности восходит этот рецепт. Во всяком случае, название его необычайно древнее: бабэль хакашим, то есть вавилонские звездочки.
– Надо же, как романтично! – Юля положила в рот одно печеньице и запила чаем.
Печенье было очень вкусное, с ароматом меда и корицы, но чувствовался в нем еще какой-то незнакомый привкус. Но вот чай… в первый момент он показался девушке невкусным – горьковатый, с привкусом дыма и смолы. Но когда как следует его распробовала, ей показалось, что никогда прежде она не пила такого вкусного чая. А самое главное – от этого напитка ее наполнило удивительное тепло, покой и умиротворение.
– Какой чай! – проговорила она удивленно.
– Это тоже наш старинный семейный рецепт. – Хозяйка квартиры поставила чашку, взглянула на Юлию, склонив голову к плечу, сделавшись от этого еще сильнее похожей на большую носатую птицу, и добавила другим тоном, деловым и озабоченным: – Ну что ж, будем считать, что законы гостеприимства соблюдены, и я могу начать задавать вопросы. Итак, что случилось с Иваном?
– Случилось? – Юля замялась. – А почему вы решили, что с ним что-то случилось? Насколько я знаю, он не успел вам ничего рассказать.
– Деточка, милая! – перебила ее пожилая женщина и откинула голову, как будто собиралась клюнуть свою гостью. – Вот только не надо держать меня за слабоумную старуху!
– У меня и в мыслях не было…
– Говорите уж все как есть. Если бы ничего не случилось, Иван сам пришел бы ко мне, а не прислал вас. А самое главное – ко мне уже приходили люди из полиции и задавали всякие вопросы: когда я его последний раз видела, да не звонил ли он мне, да не знаю ли я, где он сейчас находится… я, разумеется, обещала сообщить им, как только что-то узнаю.
– И вы собираетесь выполнить это обещание?
– А вы как думаете? – Она снова склонила голову к плечу. – Иван все-таки мой племянник! Но все эти вопросы… я выслушала их внимательно и смогла сделать определенные выводы. Я поняла, что Иван попал в серьезные неприятности, но я его хорошо знаю и не сомневаюсь: он не сделал ничего плохого. Так что рассказывайте все как есть, и мы вместе подумаем, что можно для него сделать.
Юлия вздохнула и начала свой рассказ о злоключениях Ивана. Во всяком случае, то, что знала сама. Олимпиада Гавриловна слушала ее очень внимательно, не перебивая и не комментируя рассказ, только выражение темных глаз показывало ее интерес.
Когда Юлия закончила повествование, Олимпиада Гавриловна некоторое время молчала, должно быть, обдумывая услышанное, и наконец проговорила озабоченным тоном:
– Теперь мне многое становится понятным. Пожалуй, он правильно сделал, что не пришел ко мне сам – его здесь вполне могут караулить. Или полиция, или… или другие люди. Не дома у меня, разумеется, но где-то поблизости. Может быть, в машине на улице. И правильно, что не стал звонить – мой телефон, скорее всего, прослушивают. И раз уж он послал
