всю жизнь столяром-мебельщиком, а потом оказалась на грани разорения. Отец вскоре умер, так и не узнав, что они с другом Борисом выкупили фабрику, поменяли все оборудование, нашли заказы и она потихоньку работает, приносит прибыль и дает людям работу.
Юлия молчала, пытаясь прийти в себя, и наконец, собравшись с силами, отстранилась от Ивана.
Он снова уставился на проспект и продолжил:
– Ты понимаешь, если они собираются строить на этом месте свои склады, им нужно договориться со мной… с нами. А ко мне никто даже не обращался! Я вообще ничего не знал об этом проекте!
– Может, они находятся еще на подготовительном этапе? – предположила Юлия. – Может, еще ничего окончательно не решили, поэтому с тобой и не разговаривали…
– Но здесь сказано, что они уже выиграли проектный конкурс! А для участия в таком конкурсе должны быть проработаны все вопросы, и в первую очередь – вопрос землеотвода!
– Может быть, выдают желаемое за действительное? Может, только собираются принять участие в конкурсе? – Тут у Юлии мелькнула здравая мысль: – Давай посмотрим, что про эту фирму и про этот конкретный проект пишут в Интернете.
Она принесла из комнаты ноутбук и задала поисковой системе вопрос о фирме «Петротраст». Всемирная сеть вывалила на экран сотни статей и заметок.
Эта фирма оказалась одной из крупнейших строительных компаний, разработавшая и успешно осуществившая проекты автомобильных и железных дорог, транспортных и складских комплексов. Но последние несколько лет все финансовые и технические ресурсы корпорации были брошены на проект «Русский Север», главные стройки которого были запланированы в Ченегде. Около месяца назад фирма выиграла конкурс проектов, и через месяц должны были начаться строительные работы на местности.
– Не понимаю, – повторил Иван.
Юлия страницу за страницей просматривала статьи, в которых расписывали достоинства проекта, фотографии макетов, интервью с руководителями фирмы.
Вдруг Иван заинтересованно уставился на экран:
– А это кто?
– Ашот Ованесович Ованесов, – прочла Юлия подпись под фотографией крупного седеющего мужчины лет пятидесяти с выразительными темными глазами. – Тот самый Ашот Ованесович, с которым твоя… жена разговаривала по телефону, а потом встречалась. Непонятно только зачем.
– А ведь я его видел! – протянул Иван.
– Где? Когда?
– У нас в Ченегде, пару месяцев назад…
Тогда Иван с женой пошли в ресторан. Ченегда – город небольшой, и хороших ресторанов раз-два и обчелся, а лучший из них, безусловно, «Боярский терем».
У них с Ириной была очередная годовщина то ли знакомства, то ли помолвки, то ли еще какого-то события, Иван не помнил. Это Ирина тщательно вела учет всех памятных, как она говорила, дат и страшно обижалась, когда он забывал. Но в этот раз она напомнила ему о знаменательном событии заранее, и он решил сводить ее в ресторан. Собственно, сам Иван рестораны не любил, предпочитая провести вечер дома, в тишине и покое, но Ирина последнее время стала какая-то чужая, нервная и холодная, Ивану все время казалось, что она не с ним, где-то далеко, в каком-то своем, недоступном ему мире. Он подумал, что если в такой вечер они останутся дома, жена снова замкнется, а то и вообще уйдет к себе. А вечер в ресторане можно использовать для того, чтобы попытаться наладить отношения, вернуть то подлинное, живое чувство, которое еще недавно было между ними… по крайней мере, ему казалось, что оно было.
День был будний, а по будням Иван допоздна оставался на фабрике, но ради годовщины ушел пораньше – Борис остался в офисе и заверил его, что прекрасно справится один.
Однако, едва они пришли в ресторан, он понял, что эта идея была неудачной. Их столик находился в большом зале, недалеко от сцены, на которой стареющая певица с фальшивой жизнерадостностью исполняла шлягеры восьмидесятых годов. Отсутствие голоса и слуха компенсировали запредельной громкостью фонограммы, так что разговаривать было почти невозможно.
Ирина немного оживилась, увидев в дальнем конце зала свою давнюю, еще по школе, знакомую, которая была замужем за помощником мэра.
– Ты только посмотри на Татьяну, – говорила она Ивану, перегнувшись через стол, чтобы перекрыть оглушительную музыку. – Весит, наверное, восемьдесят килограмм! Где она покупает себе одежду? Видимо, в магазине больших размеров! Это же какой-то ужас! А посмотри на ее лицо! Она ведь делала пластику, я это точно знаю, но это ей ничуть не помогло! – Вдруг ее лицо переменилось, вместо злорадного оживления на нем проступил ужас: – Вот черт, она же видела меня в этом платье! Я была в нем на той презентации в мэрии…
Иван чувствовал, как в душе нарастает раздражение. Он не любил пустые разговоры, пустую трату времени и даже поймал себя на мысли, что ему неохота сидеть и смотреть на свою визави, что ему не нравится выражение ее лица – этот постоянный жадный прищур, как будто она выискивает в окружающих людях, особенно женщинах, что-то плохое, и тогда на лице у нее появляется на миг злая радость.
– Ты меня не слушаешь, – недовольно проговорила Ирина, надо думать, заметив что-то в его глазах. – Тебя совершенно не интересует то, чем я живу. Все время только работа, работа…
Певица удалилась со сцены под редкие хлопки зрителей. Вместо нее появился долговязый тип в плохо сшитом фраке, с набеленным лицом, который, уныло подвывая, запел романс из репертуара Вертинского. Иван равнодушно разглядывал людей за соседними столами и думал, как достучаться до Ирины, как вернуть то, что было между ними. Ведь так жить нельзя. Может, она такая потому, что ничего не получается с ребенком?
Вдруг ему показалось, что в дальнем конце зала мелькнуло лицо его компаньона Бориса.
– Смотри-ка, там, кажется, Борька, – сказал он жене. – Надо же, а говорил, что останется в офисе.
– Где? – переспросила Ирина с неожиданным интересом и уставилась в том же направлении. – Да нет, не может быть. Ты, наверное, ошибся. Что ему здесь делать?
В зале было темновато, и Иван засомневался, что видел действительно Бориса. Тот похожий на него человек вышел из общего зала и скрылся в коридоре, который вел к отдельным кабинетам.
– И вообще, – добавила Ирина раздраженно, – ты обещал, что сегодня не будешь даже вспоминать о работе…
Тем временем подражатель Вертинского повернулся вокруг своей оси – и вместо узкого черного фрака на нем оказалось такое же узкое черное платье, в лице и фигуре проступило что-то определенно женское, и он (или она) запел романс из репертуара Изабеллы Юрьевой. Впрочем, пело оно ничуть не лучше, чем до того. Иван только скрипнул зубами.
Вдруг в кармане зазвонил мобильник. Он мысленно чертыхнулся, однако достал телефон и
