На ден Релгана эта, казалось бы, невинная сцена воздействовала совершенно неожиданным образом. Согнав с лица безмятежность и благодушие, он перешел в наступление: ринулся за дочерью, схватил безобидного человека за плечо и отшвырнул от нее с такой силой, что тот споткнулся и упал на одно колено.
— Я тебе говорил, чтобы ты держался от нее подальше, — зарычал ден Релган, всем своим видом давая понять, что правило не бить лежачего к нему не относится. «О, господи», — пробормотал лорд Уайт, и было видно, что ему не по себе.
— Кто это? — вырвалось у меня.
К моему удивлению, мне ответил Виктор Бриггс.
— Ланс Киншип, кинорежиссер.
— А в чем там дело?
Виктор Бриггс знал ответ, но довольно долго вычислял, стоит ли делиться своим знанием со мной.
— Кокаин, — изрек он наконец. — Белый порошок, вдыхают прямо носом. Очень модно. Глупые девчонки нюхают… а что они будут делать, когда кости расслоятся и носы провалятся?
Мы с Гарольдом изумленно обернулись к Виктору: это была самая длинная его речь, которую мне довелось слышать, причем единственная, где высказывалось личное мнение.
— Кокаин поставляет Ланс Киншип, — сказал он. — Ради этого его и приглашают на приемы.
Ланс Киншип поднялся на ноги, отряхнул грязь с брюк, поправил очки и из-под очков посмотрел на ден Релгана.
— Никто не запретит мне говорить с Даной, когда захочу и сколько захочу, — процедил он.
— Пока я здесь, не будешь.
Манеры, которые ден Релган припас для «Жокей- клуба», разлетелись в пух и прах, и он показал свое истинное лицо. Драчун, подумал я. Опасный противник, даже если он и прав.
Ланса Киншипа это, казалось, ничуть не смутило. «Маленькие девочки не всегда ходят со своими папочками», — съязвил он, и тогда ден Релган ударил его — резко, сильно, умело, так, что хрустнул нос. Кровь просто хлынула потоком. Ланс Киншип попытался утереть ее руками, но только размазал по лицу. Кровь текла по губам, подбородку и большими каплями падала на замшевый пиджак оливкового цвета.
Лорд Уайт, которому вся эта сцена внушала отвращение, брезгливо, двумя пальцами, протянул Киншипу огромный белый платок. Не поблагодарив, Киншип схватил платок и попытался остановить кровь. В считанные секунды платок из белого превратился в алый.
— Вам необходимо в медпункт, — сказал лорд Уайт, оглядываясь по сторонам. — Э-э… Нор, — обрадовался он, увидев меня. — Вы знаете, где медпункт? Будьте добры, отведите этого джентльмена. Очень мило с вашей стороны. — Он сделал жест в сторону пострадавшего, но едва я дотронулся до оливкового замшевого рукава, чтобы отвести Киншипа туда, где ему наложат холодный компресс и окажут первую помощь, как он резко отшатнулся.
— Не хотите — как хотите, — пожал я плечами и добавил: — Кровью истечете.
Киншип бросил на меня недружелюбный взгляд, но промолчал: его больше волновал разбитый нос.
— Пойдемте, я вам покажу, где медпункт, — предложил я.
Через площадку для выводки я прошел к домику, выкрашенному зеленой краской, где пострадавшие попадали в ласковые руки по-матерински заботливых дам. Сзади шел Киншип. Однако мы были не одни: от нас ни на шаг не отставал ден Релган. Из-за спины вдруг отчетливо раздался его голос. Тон сказанного не оставлял никаких сомнений.
— Еще раз подойдешь к Дане — шею сверну.
Киншип вновь промолчал.
— Слышишь ты, альфонс паршивый? — злобно повторил Релган.
Мы ушли уже далеко от весовой, и от призового столика нас отделяло много народа. Внезапно я услышал за спиной какой-то шорох и, обернувшись, увидел, что Киншип занес ногу и с силой, приемом каратэ ударил ден Релгана в пах. Удар попал в цель. Потом Киншип повернулся ко мне и вновь бросил на меня недружелюбный взгляд поверх окровавленного платка, который он прижимал к носу.
Ден Релган, обняв себя руками, хватал ртом воздух. Вряд ли кто-нибудь ожидал, что пышная церемония награждения выльется в такой скандал.
— Сюда, — сказал я Киншипу, кивком указывая на дверь медпункта. Открыв ее, он напоследок снова наградил меня злобным взглядом.
Схватившись за живот и согнувшись пополам, ден Релган принялся описывать круги и время от времени постанывал.
Жаль, что Джордж Миллейс отправился к праотцам, подумал я. Он, единственный из присутствующих, получил бы наслаждение от этой сцены. Он бы не упустил случая. Ден Релган должен благодарить бога за те пару стаканчиков виски и злосчастное дерево, что угробили Джорджа, иначе красочное изображение его ссоры с Киншипом появилось бы в ежедневных газетах вкупе с поучительными новостями о его возвышении в «Жокей-клубе».
Гарольд и Виктор Бриггс стояли там, где я их оставил, но лорд Уайт и Дана ушли.
Его светлость увел ее, чтобы нервы успокоить, — сухо прокомментировал Гарольд. — Скачет вокруг нее козлом, старый болван!
— А она хорошенькая, — сказал я.
— Порой из-за хорошеньких женщин вспыхивают войны, — резюмировал Виктор Бриггс.
Я вновь изумленно уставился на него, но его лицо приняло обычное непроницаемое выражение. Наверное, у Виктора было что-то за душой, но это проявлялось так редко, что так всегда и оставалось за душой.
Когда я вскоре вышел из весовой, собираясь ехать домой, дорогу мне застенчиво преградила высокая, нескладная фигура Джереми Фоука.
— Глазам не верю, — сказал я. — Я ведь… э-э… вас предупреждал. Чего вы хотите? Э-э, да… ну… Исключено, — отрезал я.
— Но вы же не знаете, о чем я хочу попросить.
— Догадываюсь, и делать этого не хочу.
— Гм, — сказал он. — Вас просит приехать ваша бабушка.
— Абсолютно исключено, — повторил я.
Наступила пауза. Люди вокруг нас желали друг другу спокойной ночи и шли домой. Было четыре часа дня. Конники ложатся спать рано.
— Я был у нее, — объяснил Джереми. — И сказал ей, что за деньги вы свою сестру искать не будете. Я ей посоветовал предложить вам что-нибудь другое.
— Что же именно? — удивился я.
С высоты своего роста Джереми рассеянно огляделся вокруг и сказал:
— Вы ведь могли бы найти сестру, если бы постарались, верно?
— Не думаю.
— А я думаю — могли бы.
Я не ответил, и он внимательно посмотрел на меня.
— Ваша бабушка подтвердила, — снова начал он, что у нее вышла ужасная ссора с Кэролайн… вашей матерью… и что она выгнала ее из дома, когда та была беременна.
— Моей матери, — медленно сказал я, — было всего семнадцать…
— М-м. Совершенно верно. — Он улыбнулся. — Странная мысль, правда: ваша мать — и такая молодая бедная, беззащитная, хрупкая бабочка…
Да, — сказал я.
— Ваша бабушка говорит… она согласна… если вы будете искать Аманду, она вам скажет, почему выгнала Кэролайн. И еще скажет, кто ваш отец.
— Господи!
Я сделал два шага на ватных ногах, остановился, потом повернулся и уставился на него.
— Вы что же — так ей и сказали? — требовательно спросил я. — Скажите ему, кто его отец, и он сделает все, что хотите?
— Вы ведь не знаете, кто ваш отец, — сказал он рассудительно. — Но хотите узнать, так?
— Нет, не хочу, — решительно ответил я.
— Я вам не верю.
Мы свирепо сверлили друг друга взглядами.
— Любой человек хочет знать, кто его родители, — сказал он. — Это естественно.
Я сглотнул подступившую слюну.
— Она вам сказала, кто он?
Он покачал головой.
— Нет. Не сказала. Думаю, она вообще никогда никому этого не говорила. Ни единому человеку. Если вы не будете искать сестру, то никогда этого не узнаете.
— Ну и гад же ты, Джереми, — сказал я беззлобно.
Он смущенно поежился, но это было напускное. В его глазах вспыхнули огоньки, словно у шахматиста, поставившего мат противнику.
— А я-то думал, — с горечью сказал я, — что адвокаты восседают за столами, а не носятся сломя голову, чтобы повлиять на старую леди.
— Эта старая леди — мой Рубикон…
Мне показалось, что он собирался закончить предложение по-другому, но в последний момент передумал.
— А почему она не оставит деньги своему сыну? — спросил я.
— Не знаю. Она вообще ничего не объяснила только сказала моему дедушке, что хочет отменить прежнее завещание, по которому все отходило ее сыну, и оставить новое в пользу Аманды. Конечно, ее сын будет оспаривать это решение. Мы ей об этом сказали, но все без толку. Она… э-э… упряма.
— Ты встречался с ее сыном?
— Нет, — ответил он. — А ты?
Я покачал головой. Джереми снова обвел рассеянным взглядом ипподром и сказал:
— Давай попробуем искать Аманду вместе. Мы бы мигом ее нашли, уверен. А потом, если хочешь, забирайся снова в свою берлогу и обо всем забудь.
— Нельзя забыть о том, кто твой отец.