За разговорами не заметили, как подъехал первый воевода Свенельд. Соскочил с коня, бросил поводья на луку седла, почтительно, даже подчеркнуто, поцеловал княжича в плечо.
— Откуда византийская броня у дружины Морозко? — строго спросил Святослав.
— Из Византии, — усмехнулся Свенельд. — Сорок пудов золотом заплатил за нее Калокир и сам же доставил в Киев.
— Доселе я слышал от тебя, воевода, что ромеям нельзя доверять.
— А я им и не доверяю. Византия платит тебе, великий князь, а не Киеву.
— За какую услугу?
— За поход на Хазарский каганат. Ромеев выперли из Месопотамии, а им во что бы то ни стало нужно вернуть себе ключ от Великого шелкового пути. Разгромив хазар, ты расчищаешь им дорогу к этому пути.
— Я иду отомстить буртасам за обиду, причиненную великому князю Игорю.
— Любой войне нужен повод, как доброму коню, великий князь.
— Это не повод. Это — сыновний долг.
— Это добрый повод, великий князь. Не нужно ничего объяснять дружинникам.
Святослав помолчал.
— Броня должна прикрывать от подбородка до земли, — напомнил Свенельд. — Хоть стража на вежах каганата и пострадала в сражениях, метать стрелы они не разучились. Да и буртасы тоже.
И опять великий князь промолчал.
— Учить вас, как строить из щитов защитные порядки, будет Живан, — продолжал воевода. — Он сражался вместе с князем Игорем против буртасов, принял на себя удар, нацеленный в великого князя, почему и был определен дядькой к тебе. Он — опытный воин, слушайся его.
И снова начались мучительные учения. Живан выбрал из дружинников Морозко наиболее метких, и они осыпали дружину Святослава градом стрел с тупыми наконечниками. После занятий Живан велел всем скинуть доспехи и начал считать полученные синяки, приговаривая:
— Этот покалечен, у этого само заживет. А ты, молодец, убит.
На другое утро он учил молодежь правильному наклону щита, чтобы стрела скользила по нему в сторону. И, как всегда, приговаривал:
— Хазарскую стрелу слышать надо. Она особо шуршит в полете. Уши всем вымыть и проковырять, сам осматривать буду каждого. Сегодня весь день будем стрелы слушать.
Великий князь вместе со всеми строил и круг, и черепаху, мыл уши и слушал, как шуршат в полете стрелы. Но по-прежнему вставал до зари, раздувал костер и готовил завтрак для всех.
Не случись тайного гонца, так и вся наша история пошла бы по-иному. Ею правит случай, которого чаще всего либо не замечают, либо забывают о нем. Но прискакал гонец от самой великой княгини Ольги.
— Великого князя Святослава срочно просит прибыть великая княгиня Ольга!
— Я занят, — буркнул Святослав.
— Тебя зовет великая княгиня, — укоризненно сказал Живан.
— Я тоже великий князь.
— Она — матушка твоя, великий князь. Когда зовет матушка, надо исполнять ее просьбу.
Святослав молча вырвал поводья у гонца, столкнул его с седла и с места послал коня в галоп. Доскакав до дворца и чуть не сбив стражников, бросил поводья, спрыгнул с коня и бегом помчался по ступеням.
— Великий князь!.. — едва успел выкрикнуть страж у двери.
Святослав, оттолкнув его, вошел в покои великой княгини Ольги.
— Ты звала, мать. Я пришел.
— Садись, — сказала великая княгиня. — Я должна побеседовать с тобой о будущем нашего Киевского княжества.
— Нам кто-нибудь угрожает?
— У нас множество врагов, мой сын. Хворь, внезапно пропущенный удар меча, перевернулась ладья на стремнине. Камень из пращи, наконец.
— Я ничего не понял, — поморщился Святослав. — Говори прямо.
— Ты, мой сын, единственный наследник Великого Киевского стола, — вздохнув, сказала королева русов. — Ты отважный воин и, я твердо верю в это, станешь великим полководцем, о котором будут слагать песни. Но если ты… — великая княгиня вдруг часто закрестилась, приговаривая: «Не дай Господь, не дай Господь!..» — Если тебе суждено погибнуть в битве, Киевское Великое княжение перестанет существовать. Начнется сумятица, борьба за власть сильных боярских родов, славяне восстанут…
— Перестань! — резко сказал Святослав. — Я достаточно опытный воин, я силен плотью своею и погибать не собираюсь…
Он неожиданно замолчал. Подумал, спросил негромко:
— Может, я не понял тебя…
— Не совсем понял, — княгиня Ольга улыбнулась. — Ты непременно должен жениться, сын. Мы подобрали тебе невесту в Европе из царского рода. Красавица, я ездила на смотрины. Она родит тебе законных наследников Киевского престола, и, когда это случится, ты можешь ехать громить Хазарию.
— Но я не собираюсь жениться…
— Таково решение Боярской думы, Высшего совета и мое как правительницы, сын. Чем скорее ты назначишь день свадьбы, тем скорее родишь наследника киевского стола. Ступай и подумай о судьбе Киевского Великого княжения.
— Я не собираюсь жениться по решению Боярской думы!.. — выкрикнул Святослав.
— Тогда Боярская дума и я немедленно отзовем в Киев дружину Морозко.
И вышла из палаты.
2
Святослав возненавидел жену в тот самый миг, когда великая княгиня Ольга сказала, что Боярская дума отзывает дружину Морозко. Однако свадьбу сыграли пышно и торжественно с гостями из зарубежья, роскошными подарками, шумом, блеском и криками «Хвала!» и «Слава!».
Молодым отвели лучшие покои великокняжеского дворца. Святослав ночевал в них дважды в неделю, каждый раз уходя в свой стан еще затемно. Однако как человек женатый, то есть взрослый по меркам того времени, обязан был присутствовать на заседаниях Боярской думы, где молчал как истукан, если к нему не обращались с вопросом. Отвечал коротко, сквозь зубы и уходил при первой же возможности. Не к жене, естественно, а в свой стан, к своей дружине и к своей хазарянке.
И тут молодцы из племени радимичей дважды перехватили торговые караваны на пути из варяг в греки. Дума приняла решение заставить князя радимичей выдать этих молодцев для княжеского суда. Свенельд был на юге, а потому Святославу поручили это деликатное дело с помощью дружины Морозко.
Лодка великого князя первой пристала к берегу княжества радимичей. Ее встречал статный молодой человек с мечом на поясе, который, поклонившись, вежливо протянул руку.
— Здравствуй, великий князь Святослав. Я — Бориська, сын князя радимичей. Благодарю от имени отца, что ты откликнулся на нашу просьбу.
— Какую просьбу?
Святослав несколько опешил от такой встречи, почему и воспользовался помощью княжича радимичей, когда вылезал на берег.
— Мы послали гонца с сообщением, что нас постиг неурожай, посевы вымокли, люди голодают. Мой отец просит хлеба в долг…
— И поэтому твои молодцы разграбили торговые караваны?
— Голод, великий князь…
— Татьба, а не голод! — выкрикнул Святослав. — Я пришел карать, и кара моя не будет знать снисхождения!
— Разве тебе не передали прошения моего отца? — растерянно спросил Бориська.
— Никакого прошения я не видел.
— Значит, бояре спрятали его под сукно, — вздохнул Бориська. — Но все равно, отец мой здесь ни при чем.
— Твои отроки грабили караваны?
— Когда матери и сестры мрут от голода, это не грабеж. Это спасение женщин и детей.
— Я прикажу убить твоих отроков. А тебя, княжич, продам в рабство. Чтобы ты долго и позорно умирал, помня о своем ослушании.
— Но, великий князь…
— Ты будешь продан в рабство. Твоего отца я не трону. Взять княжича!
Княжич Бориська был тут же повязан.
Святослав не тронул князя радимичей и его семью. Он обрушил свою ярость на народ в целом, не желая разбираться, кто прав, а кто виноват. Сжег дотла все деревни, вызывающие у него подозрение, что оттуда могли быть родом преступившие закон, убил всех стариков и женщин, а мужчин, молодых женщин и детей продал в рабство проезжим купцам.
С ними вместе был продан и княжич Бориська. Это возмутило всегда уравновешенного Морозко.
— Великий князь, ты убиваешь и продаешь в рабство наших сородичей! Радимичи будут мстить, переметнутся к хазарам…
— Не смей мне перечить! Никогда, слышишь?
— Кровная месть…
— Они уже переметнулись, воевода. Переметнулись тогда, когда продали товары с разграбленного каравана хазарским купцам.
— Но ты же продал в рабство радимичей тоже хазарским купцам!..
— Я их и освобожу. Всех, кроме этого дерзкого княжича.
— Я ухожу от тебя, великий князь, — сказал Морозко. — Я не хочу и не могу воевать против братьев-славян. Ищи себе другого сподвижника и не рассчитывай больше на меня и моих воев.
И в тот же день погрузил свою дружину на ладьи и увел ее в Киев.
В Киеве Святослава ждала буря, потому что Морозко прибыл туда первым и рассказал о непонятных и ничем не оправданных жестокостях великого князя. Боярская дума потребовала лишить его права на командование войсками, княгиня Ольга с трудом сдержала гнев, а знатная европейская супруга твердо заявила, что немедленно отправляется на родину.
