С каждой новой радиограммой Макса поток «важной разведывательной информации» искусно, готовившейся подчиненными Судоплатова и офицерами Генштаба Красной армии, стремительно рос. В абвере, не желая подвергать опасности своего ценного агента, решили разгрузить его и направили в помощь курьеров – Станкова и Шалова. Контрразведчики дали им «погулять» по Москве и, убедившись в отсутствии у гитлеровской разведки другой шпионской сети, задержали, перевербовали и включили в радиоигру.
Через два месяца перед контрразведчиками Судоплатова засветилась очередная пара агентов абвера – Злобин и Алаев. С собой они принесли 20 тысяч рублей, запасную радиостанцию для группы Макса и новые фиктивные документы, изготовленные на имя Станкова и Шалова. На этот раз гитлеровским агентам не дали погулять и взяли тепленькими, рассчитывая на их моментальную перевербовку. Расчет оправдался: первым «поплыл» Злобин и дал согласие на сотрудничество.
Взвесив все «за» и «против», Судоплатов и его подчиненные приняли решение начать еще одну оперативную игру с гитлеровской разведкой. Она получила кодовое название «Курьеры». Теперь радиоигра с абвером одновременно велась по двум направлениям: от имени организации «Престол» по радиостанции Макса и группы Злобина-Алаева по радиостанции Злобина. Такая «успешная» легализация курьеров и последующая их «результативная работа» укрепили веру руководства абвера в безграничных возможностях своего особо ценного разведывательного источника Макса. Оно продолжало с завидным постоянством посылать к нему и Злобину новых агентов, деньги, радиостанции.
В Берлине тешили себя иллюзией о существовании в самом сердце большевистской России мощной разведсети, получившей кодовое название группа «Иосиф». О ее эффективной деятельности глава германской разведки адмирал Вильгельм Канарис неоднократно докладывал Гитлеру. При этом ни он сам, ни его подчиненные не могли даже подумать, что уже давно и успешно работают на совсем другого Иосифа – Сталина.
Позже, после окончания войны бывший начальник 6-го управления РСХА (внешняя разведка Германии) Вальтер Шелленберг в своих мемуарах также не обошел вниманием результативную работу резидентуры под руководством суперагента Макса. Он отмечал, что она «добывала особо ценную информацию» и оказала серьезное влияние на крупнейшую операцию Второй мировой войны – Курскую битву. При ее подготовке (операция «Цитадель») гитлеровское командование, по признанию того же Шелленберга, «опираясь на информацию Макса, вынуждено было несколько раз переносить сроки своего наступления».
Все это было впереди, а пока Маклярский выверял каждое слово в докладной Сталину по результатам операций «Монастырь» и «Курьеры». Звонок телефона прервал его работу. Судоплатов потребовал, чтобы он и Зеленский прибыли к нему. Сложив в папку проект докладной и последнюю радиограмму Лаубэ по проверке надежности явочной квартиры Осадчего и существования в Смоленске разведывательно-диверсионной школы абвера, он поднялся в кабинет к Судоплатову, где уже ожидал Зеленский. Кивнув на стулья за столом заседаний, Судоплатов присоединился к ним. Маклярский подал ему проект докладной и пояснил:
– Свои предложения я изложил отдельно.
– Хорошо, в спокойной обстановке изучу, – не стал вникать в документ Судоплатов и предупредил: – Через сорок минут я должен быть у наркома. У вас не больше десяти минут. Поэтому прошу излагать мнение о ситуации вокруг Ударова и в целом по делу «Ринг» по существу. С кого начнем?
Маклярский с Зеленским переглянулись.
– Можно мне, Павел Анатольевич? – попросил разрешения Зеленский.
– Да, Виктор Григорьевич, дедовщину у нас пока не отменили, слушаю, – с улыбкой заметил Судоплатов.
– Если говорить о РДР «Сокол», то к настоящему времени она закрепилась на месте и установила устойчивые связи с подпольем. Ее активная организационно-повстанческая деятельность способствовала росту партизанского движения. К настоящему времени…
– Погоди, погоди, Виктор Григорьевич! Что это за активная деятельность? – остановил его Судоплатов.
– В том смысле, Павел Анатольевич, что с участием РДР «Сокол» образованы партизанский отряд и две оперативно-боевые группы из числа местного населения.
– Добыто восемь ценных развединформаций, совершено семь подрывов на железных и шоссейных дорогах, – дополнил Маклярский.
– Взлет, конечно, соколиный, но как бы не получился слет куриный, – неожиданно резко для Зеленского и Маклярского отреагировал на эти успехи Судоплатов.
Маклярский с Зеленским смешались. Первым нашелся Маклярский и пояснил:
– Павел Анатольевич, после разгрома фашистов под Сталинградом народ на оккупированных территориях воспрянул духом и сам взялся за оружие. Но не бросать же его?
– Михаил Борисович, для этого существует штаб партизанского движения во главе с товарищем Пономаренко. Каждый должен заниматься своим делом.
– Павел Анатольевич, но если люди сами к Лаубэ приходят?! – искал оправдания Зеленский.
– А вот это, Виктор Григорьевич, никуда не годится! Это что же получается, о «Соколе» знает вся округа?
– Нет, конечно! Контакты поддерживаются через связников.
– А где гарантия, что среди них нет осведомителей гестапо или абвера?
– Но Лаубэ и Дырман опытные конспираторы.
– Виктор Григорьевич, ты не первый год в разведке, и не мне тебе объяснять: и на старуху бывает проруха. Мало нам провалов с «Братушками»? Эх, какие были ребята! Прошли через Испанию, по 15 лет находились на нелегальной работе и сгорели. С «Соколами» такого допустить нельзя, подставим под удар операцию «Ринг»! – отрезал Судоплатов и потребовал: – Мой приказ Лаубэ – сменить место и перебазироваться ближе к Смоленску.
– Есть! – принял к исполнению Маклярский.
– Это первое. Второе – основное внимание «Сокола» сосредоточить на агентурном проникновении в смоленскую школу абвера и обеспечении условий для выполнения заданий Ударову. Ясно?
– Так точно! В первой же радиограмме Лаубэ ваш приказ будет доведен, – заверил Маклярский.
– Хорошо. Как обстоят дела у самого Ударова?
– Держится молодцом, вживается в обстановку и рвется в бой.
– С этим не стоит спешить, надо подготовить почву. Что у нас с явочными квартирами?
– К сожалению, есть потери, осталась только ЯК Осадчего. Ее проверку провел лично Дырман.
– Одной недостаточно, необходимо подобрать резервную.
– Такая задача Лаубэ поставлена.
– Хорошо. Как в целом обстановка в Смоленске?
– Сложная. После того как немцу всыпали под Сталинградом, лютует немилосердно.
– В такой ситуации надо ли посылать Ударова в Смоленск? – задался вопросом Судоплатов.
– Надо, Павел Анатольевич! ЯК – ключевое звено в нашей связи с Ударовым, поэтому его надо обкатать, – был категоричен Маклярский.
– Я думаю, не стоит. Лишний раз рисковать, зачем? – возразил Зеленский.
– Риск, говоришь, Виктор Григорьевич? Он всегда присутствует в нашей профессии, – заметил Судоплатов, ушел в себя, и память вернула в недавнее прошлое…
После короткого дождя яркое весеннее солнце щедро заливало теплом улицы и площади Роттердама, веселыми зайчиками поигрывало в лужах и витринах магазинов. Советский разведчик и личный представитель главаря ОУН на Украине Евгена Коновальца – Павел Судоплатов, опасаясь оступиться, осторожно ставил ногу на скользкую мостовую и крепко придерживал рукой коробку шоколадных конфет, лежавшую во внутреннем кармане пиджака. Одно неловкое движение – и неизвестно, как поведет себя заложенная в нее адская машинка.
Стрелки часов приближались к двенадцати, впереди разноцветными бликами сверкнула вывеска ресторана «Атлант». Прежде чем войти, Судоплатов внимательно осмотрел подходы. На входе лениво позевывал швейцар, за окнами зала бестелесными тенями скользили официанты, а за столиками оживленно переговаривались редкие парочки. В одном из окон Павел увидел Коновальца. Тот, не ступавший и шага без своей «тени» – телохранителя Барановского, известного в узких кругах как «Пан инженер», в этот раз был один.
Павел решительно пересек улицу и вошел в ресторан. Время обеда еще не наступило, и в зале было немноголюдно. Коновалец издалека увидел своего «посланца» с Украины, расплылся в широкой улыбке и растрогался, когда на стол легла коробка шоколадных конфет киевской кондитерской фабрики. Часовой механизм взрывного устройства начал отсчет времени. Секунды складывались в минуты. Последние полчаса земной жизни Коновальца подходили к концу, а он продолжал с жадным интересом расспрашивать курьера о ситуации на Украине и положении боевки ОУН.
До взрыва оставалось несколько минут. И только предупреждение Павла, что опоздание на корабль может вызвать ненужные подозрения у советской контрразведки, вынудили Коновальца прервать встречу и перенести на 17 часов вечера. Но этого вечера у него уже не было. Павел вышел за дверь ресторана, и в следующее мгновение в зале громыхнул взрыв. 23 мая 1938 года личное задание Сталина было выполнено. Тот, кто пытался уничтожить министра иностранных дел СССР Литвинова, на ком была кровь тысяч безвинных, сам угодил в ту яму, что рыл для других.
