Она побледнела:
– Тюльпан убита?
– Задушена в собственной квартире в тот момент, когда ждала человека с крупной суммой денег за молчание.
Анна расслабилась:
– А при чем тут я? Поверьте, она ждала не меня. Да, я прекрасно знала: отец никогда не выделит ей ни гроша из моего наследства.
– Зачем же вы тогда отравляли ей жизнь?
Она закусила губу:
– Мать еще была жива, когда он связался с этой… Мне было тошно, и я решила отомстить ей. Но убивать эту тварь не было никакого резона. Отец не намеревался менять завещание. А я его видела. Кроме меня, в нем нет наследников. И если это все…
– Погодите, – удержал я ее. – Перед смертью Тюльпан пыталась продать какую-то информацию мне, но откуда деньги у бедного журналиста? Накануне трагической гибели вашего отца она проникла к вам в дом и услышала кое-что важное.
За очками не было видно глаз Борзовой, но я представлял, как они мечут молнии:
– Гнусная ложь! Этой жалкой выдумке она обязана мне. Я сочинила, что видела ее в тот день, чтобы помотать ей нервы, однако это клевета. Ноги ее не было в доме! И милиция наконец нашла доказательства.
– Которые ей подкинули Тюльпан и ее любовник Кирилл, – закончил я. – Кое в чем вы правы. Татарка не приезжала на машине. Она пробралась через дырку в заборе и стала очевидцем какого-то события. За ерунду денег не платят и не убивают, верно?
Она молчала.
– Теперь выбирайте, как вам поступить, – заметил я. – Можете встать и уйти, рассказав обо мне своим гориллам. Однако, если со мной что-нибудь случится, статья появится в нашей газете и в Интернете. Сейчас она находится у моего друга, готового выполнить данное мне обещание. Потом судитесь со средствами массовой информации, но ваше имя будет замарано.
– Сформулируйте ваше пожелание конкретно, – прохрипела она.
Я послал ей очаровательную улыбку:
– Поверьте, меня нисколько не интересуете вы со своими криминальными разборками. Петр Должиков, воспитанник детдома и человек, любивший Рыбину, попросил нас найти ее, а я всегда питал жалость к обездоленным. Расскажите о ваших с ней отношениях, возможно, это хоть как-то поможет мне.
Она пожала плечами:
– Хорошо. Только сомневаюсь, что это поможет. Видите ли, думайте, что угодно, однако Яна никогда не была любовницей папы. И я это прекрасно знала.
– Почему же тогда он так бережно обращался с ней? – спросил я.
Она замялась:
– Наверное, потому, что она похожа на меня. Впрочем, слушайте с самого начала. Я расскажу вам все, что узнала от Яны о ней самой, и о наших взаимоотношениях.
Глава 20
Яна Рыбина
Яна до четырех лет росла в детском доме. Как и все воспитанники, она фантазировала: однажды ее обязательно заберет мама, которая ищет дочку, но пока не может найти. Каждый вечер, укладываясь спать, она поднимала глаза к белому, в трещинах потолку и читала придуманную молитву: «Боженька, помоги моей мамочке скорее меня найти!» И однажды ее мечты сбылись. Полина Тимофеевна подвела ее к полной крикливой женщине с волосами, выкрашенными в красный цвет:
– Это твоя мама, Яночка.
Девочка подбежала к даме и уткнулась лицом в ее колени. Та брезгливо попятилась:
– Знаете, сколько стоит это платье? Сейчас она измажет его своими соплями.
Потом она взяла Яну за руку потной ладонью:
– Пойдем.
Разумеется, ребенок был уверен: нашелся родной человек. Но как ошибалась бедная девочка! Частный предприниматель Евдокия Артемьевна Бабичева вовсе не питала к детям той любви, которая была им нужна. Она надеялась при помощи Яны улучшить свои жилищные условия, хотя и так жила в большой трехкомнатной квартире с видом на зеленый массив. Привезя Рыбину домой, она объявила:
– Здесь ты будешь жить. И не вздумай плохо себя вести, а то отправлю обратно.
Яна ликовала. Наконец-то Боженька услышал ее! Да разве она посмеет огорчать мамочку! В тот же день девочка решила порадовать маму и помыть посуду после обеда, но огромная тарелка выскользнула из маленьких слабых ручек и разбилась. На шум прибежала Евдокия Артемьевна. Полное красное лицо выражало неудовольствие:
– Кто тебя просил лезть на кухню? Ты знаешь, сколько стоит эта тарелка из дорогого сервиза? Больше близко к посуде не подходи.
Потом Яне казалось, что именно с этого момента мать невзлюбила ее. Впрочем, они общались мало. У Бабичевой никогда не возникало желания погулять с ребенком или почитать детскую книжку. Заботу о приемной девочке она поручила горничной Татьяне, лихой бабенке лет тридцати, менявшей цвет волос каждую неделю. В обязанности этой дамочки входила готовка завтрака, обеда и ужина и ежедневные прогулки с Яной. Завтрак и обед были вкусными и обильными. Татьяна изо всех сил старалась угодить своей хозяйке, однако Евдокия Артемьевна и не подозревала: горничная ворует деньги, оставляемые на продукты, и кормит Яну на обед одной лапшой. Неудивительно, что через три месяца Рыбина вспоминала детдомовские обеды с первым, вторым и третьим. Она и не думала, что будет так скучать по товарищам, добрым воспитателям и еде. Сначала Яну удивляло, почему горничная не разогреет на обед остатки вкусного ужина, но потом все стало ясно. Каждый день, ровно в двенадцать часов, женщина выходила во двор с кастрюлей в руке и деньгами в кармане передника. В окно гостиной Рыбина не раз видела: Татьяна передает еду и купюры бомжеватого вида мужчине. Один раз работница застала девочку за подглядыванием:
– Расскажешь матери – изобью до смерти, – пригрозила она. Впрочем, Яна и не думала жаловаться. Строгий закон, негласно принятый воспитанниками детского дома, исключал стукачество. Горничная попалась и без ее помощи. Как часто бывает, однажды хозяйка вернулась раньше обычного и собственными глазами увидела картину, вызвавшую у нее безудержный гнев. Она тут же уволила горничную, вычтя из жалованья за месяц приличную сумму, и решила не тратить деньги как попало. Благо приемной дочери уже исполнилось восемь лет. В таком возрасте няньки нужны далеко не всем. Евдокия Артемьевна сама отвозила девочку в школу, находившуюся в квартале от дома, после уроков девочка обедала в школьной столовой, делала уроки в группе продленного дня и сама шла домой. Бабичева не умела и не любила готовить, поэтому на ужин привозила еду из соседнего ресторана и, даже не утруждая себя подогреть остывшие кушанья или разложить их по тарелкам, звала Яну к столу. За ужином мать и дочь сидели молча. У женщины не было ни малейшей охоты расспрашивать, как обстоят дела в школе, а малышка, наученная горьким опытом (однажды она попыталась рассказать об одном смешном случае на уроке математики, но ее грубо прервали и попросили заткнуться), тоже не произносила ни слова. После холодного чая Евдокия Артемьевна командовала:
– Спать!
Вот так кончался день. Однако и этот период жизни у уже повзрослевшей Яны не вызывал негодования. Не видевшая ничего лучшего в своей короткой жизни, она наивно думала: наверное, так происходит во всех семьях. Потом стало еще хуже. У Бабичевой появился мужчина, тридцатилетний альфонс, на пятнадцать лет моложе своей любовницы, невзлюбивший девочку с первого взгляда. Да и вообще, как он мог ее полюбить, если претендовал на часть квартиры Евдокии Артемьевны? В лице ребенка негодяй видел конкурентку. Он дал себе слово выжить ее обратно в детский дом и ежедневно наговаривал на девочку. Та пыталась оправдываться, однако Бабичева толстыми пальцами-сосисками, унизанными безвкусными золотыми перстнями, больно дергала ее за ухо:
– Будешь еще пререкаться, зараза!
Под напором молодого мужика, влюбившаяся в него и привязавшаяся, как собачонка, она склонялась к мысли: ребенок действительно мешает ее семейному счастью. Этой эгоистке, которой следовало запретить подходить к детям на пушечный выстрел, не хватало последней капли, чтобы отправить Рыбину туда, откуда она пришла. И эта капля наконец упала с неба. Однажды Евдокия Артемьевна и ее молодой прихлебатель собрались в гости. Разумеется, о том, что Яна пойдет с ними, не было и речи. Девочку оставили одну в пустой квартире, строго-настрого запретив включать телевизор и видеомагнитофон. Малышка почитала интересную книжку, взятую в библиотеке школы, а потом отправилась в путешествие по квартире. Мать никогда не пускала ее в свою комнату, и Яне казалось: там, как у сказочной царицы, хранятся несметные богатства. Осторожно открыв дверь, она вошла в спальню. На кровати валялись скомканные платья, которые хозяйка забраковала, выбрав для гостей строгий черный костюм, скрывавший ее полноту. На трюмо в беспорядке валялась косметика – разные баночки, тюбики и коробочки с румянами, помадой, тушью и тенями. При взгляде на такое изобилие, никогда прежде не виданное, девочка испытала желание раз в жизни попользоваться тем, что мама каждый день накладывала на лицо по нескольку часов. Маленькая ручка потянулась за тенями, потом схватила тушь. Далее в ход пошли пудра и румяна, а толстый слой помады, добросовестно наложенный на губы, завершил процесс. Впрочем, это не заняло и пяти минут. Яна вертелась перед зеркалом, восхищалась собой и, естественно, не заметила, как пришла приемная мать с прихлебателем.
