— Закон в наше время не одобрит подобных действий, — возразил Холмс.
— К нашей общей погибели! Разве нас ничему не научила история с волшебницей из Аэндора? Разве царь Саул не согрешил, приказав колдунье вызвать призрак пророка Самуила, после чего был низложен и погиб?
Заключив, что мы не услышим от этого субъекта ничего существенного, мой друг с улыбкой отвернулся от него.
Мы поднялись по ступенькам и позвонили в колокольчик. Дверь открыла маленькая пухлая леди в пурпурном платье, весьма взволнованная и оттого суетливая.
— Добрый вечер, добрый вечер! — воскликнула она. — Полагаю, мистер Холмс и доктор Уотсон из Королевского колледжа? Миссис Мёрчисон предуведомила нас, что вы придете. Такая милая леди! Я каждый вечер возношу благодарственные молитвы, что мадам Беверли смогла дать ей утешение. Мадам Беверли сегодня в превосходной форме — я уверена, что мы не будем разочарованы! Я миссис Барнард, живу по соседству. Меня всегда интересовал мир духов, и я так благодарна мадам Беверли за то, что она позволяет мне помогать ей во время сеансов!
Не переставая тараторить, она спустилась вместе с нами по ступенькам в холл и проводила в маленькую гостиную. Основную часть комнаты занимал большой круглый стол из красного дерева. Вокруг него было расставлено несколько стульев, стояло здесь также кресло с ручками и подушечками для головы. Миссис Мёрчисон, которая уже была здесь, беседовала с хорошенькой хрупкой молодой женщиной. Молодая леди поднялась нам навстречу, и мы снова воспользовались поддельными визитными карточками.
— Мистер Холмс, доктор Уотсон, — произнесла она сдержанно, — добро пожаловать в мой дом!
— Благодарю вас, мадам, — ответил Холмс. — Мы весьма благодарны за предоставленную нам возможность наблюдать за работой той, что находится в таком тесном контакте с потусторонним миром.
Она кивнула и очаровательно улыбнулась:
— Вы очень любезны. Позвольте осведомиться, хорошо ли идут дела у вашего общества?
— Недурно, — без запинки произнес Холмс, — хотя, как ни печально, многие еще относятся к спиритизму с предубеждением.
— Таким образом они демонстрируют узость кругозора, — изрекла молодая женщина. — Как сказал Великий Бард, «и в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио»[15].
В соответствии со своей ролью секретаря я задал вопрос:
— Могу я уточнить, как мне писать в отчете: мисс или миссис Беверли?
— Я предпочитаю «мадам», — с улыбкой ответила она.
— Конечно, — кивнул я, делая пометку.
Мы еще немного побеседовали, после чего начались приготовления к спиритическому сеансу. Миссис Барнард суетилась, гася почти все светильники в комнате. Холмс спросил, можно ли мне сесть возле лампы, поскольку я должен делать записи, и разрешение было дано. Наконец все заняли свои места вокруг стола. Мадам Беверли уселась в большое кресло с подушечками, по одну сторону от нее поместился Холмс, по другую — миссис Мёрчисон, мы же с миссис Барнард сели рядом с ними.
Усаживаясь на свое место, я уронил карандаш. Мне пришлось залезть за ним под стол, и через несколько секунд я появился, бормоча извинения.
Посредница между этим миром и тем откинулась в кресле, закрыв глаза. Голова ее двигалась по подушечкам.
— Томас! — позвала она властным голосом. — Томас! Ваша мать здесь!
Ничего не произошло. Мадам Беверли начала раскачиваться в кресле, взывая к мертвому, и так — несколько раз. И вдруг ее напряженное лицо расслабилось. Голова откинулась на подушечку кресла, дыхание сделалось затрудненным.
Рот приоткрылся, и она заговорила — но не своим голосом. Этот голос был гораздо ниже и звучал как-то глухо.
— Мама! — произнес он.
— Том! — вскричала миссис Мёрчисон. — Я здесь!
— Мама, ты не должна горевать, — сказал голос. — Я ушел туда, куда все мы должны уйти, только на несколько лет раньше. Не так уж далеко то время, когда мы будем вместе.
— О, Том, я так по тебе тоскую! — причитала несчастная мать.
— Я не могу здесь больше оставаться. Меня призывают. Будь счастлива, мама.
— О, Том, не так скоро! Пожалуйста, останься.
— На этот раз не могу. Возможно, в следующий раз. Пожалуйста, приходи снова побеседовать со мной.
— Я приду! Обязательно приду! — рыдала миссис Мёрчисон.
На какое-то время воцарилась тишина, потом мадам Беверли зашевелилась. Она резко пришла в себя, озираясь в явном смятении.
— Получилось? — спросила она. — Томас был здесь?
— Да, был, мадам Беверли, — успокоила ее миссис Мёрчисон. — На вас всегда можно положиться. Вы такой надежный проводник. Он смог остаться совсем недолго, но, как всегда, подарил мне слова утешения.
— Я так рада, — прошептала мадам Беверли. — Но теперь, милая миссис Мёрчисон и вы, джентльмены, могу я попросить вас покинуть меня? Простите за грубость, но я так устаю во время сеансов. Приношу вам свои извинения, но я не могу встать, чтобы проводить вас.
Мы сразу же поднялись на ноги.
— Нет необходимости извиняться после тех усилий, которые вам пришлось приложить, мадам, — учтиво возразил Холмс. — Думаю, нам хватит материала для отчета, и мы весьма вам благодарны. По возвращении я переговорю с нашим секретарем, и, надеюсь, он сможет прислать вам надлежащую сумму в благодарность за вашу любезность.
— Как вам угодно, мистер Холмс. Мои нужды скромны. Как сказал поэт, «нет лучше платы, чем большая радость»[16].
— Позвольте мне проводить ваших гостей, а потом я приготовлю вам чашечку чаю! — закудахтала миссис Барнард.
Мадам Беверли с благодарностью улыбнулась ей.
Мы с Холмсом отбыли. Миссис Мёрчисон предложила подвезти нас в своей двухместной карете, но Холмс отказался, и мы распрощались.
— Должен заметить, Холмс, — сказал я, — что мадам Беверли, по-моему, на редкость искренняя и откровенная молодая женщина.
Шерлок Холмс иронически улыбнулся:
— Высшая похвала актеру, Уотсон, сказать, что он убедительно изобразил искренность.
— У нас нет доказательств того, что она актриса!
— Напротив, это же очевидно. Вы, конечно, заметили, что она цитировала «Гамлета» и «Венецианского купца». Первую цитату часто искажают, а она произнесла точный текст. Кроме того, она пользуется гримом, причем накладывает его искусно, как профессиональные лицедеи: широкими мазками и ярко, чтобы хорошо было видно со сцены. И еще одно — хотя, пожалуй, это притянуто за уши — фамилия Беверли, возможно, взята из «Соперников» Шеридана[17]. Там этим именем называется Джек Абсолют, когда хочет скрыть, кто он.
— Вот как… — пробормотал я в растерянности.
— Интересно, не стоит ли за всем этим мужчина? Я не заметил признаков мужского присутствия, и она наводила туман, говоря о своем семейном положении. В английском обществе вежливая форма обращения «мадам» подходит как для замужней, так и для незамужней женщины.
Я кашлянул:
— Вообще-то, Холмс, я заметил одну вещь: эта леди в интересном положении.
Холмс приподнял брови:
— В самом деле?
— Да, я совершенно уверен. Я заметил слегка округлившуюся талию, когда нас представляли. И нарочно уронил карандаш, чтобы взглянуть на ее лодыжки. Они слегка опухли — это типичный отек при беременности. Я бы сказал, что она на четвертом или на пятом месяце.
— Ну и ну, Уотсон! — рассмеялся мой друг. — Тут вы меня определенно превзошли. Конечно, я заметил, что платье ей тесновато в груди и в талии, но отнес это за счет того, что она располнела вследствие улучшившегося достатка.
Я чувствовал себя до нелепости довольным из-за похвалы виртуоза дедукции.
— Итак, благодаря вашей наблюдательности, — продолжал он, — мы теперь знаем, что тут замешан мужчина, но она не хочет, чтобы об этом было известно. Конечно, сразу же возникает вопрос: «Почему?». Не существует причин, по которым у дамы, вступающей в общение с духами умерших, не должно быть мужа, и многие из них замужем.
Я заметил, что мы направляемся не в сторону гостиницы, и спросил, куда мы идем.
— Я не бездействовал сегодня, Уотсон, а навестил одного местного ремесленника и дал ему работу. Пойдемте со мной и посмотрим, выполнил ли он мой заказ.
— А не слишком ли поздно для этого?
— Вовсе нет. Как уже осведомил нас мистер Мёрчисон, в Бирмингеме высоко котируется расторопность, и тут готовы проработать долгие часы, чтобы угодить клиенту.
Холмс повел меня длинными грязными улицами, и наконец мы пришли во двор, над которым висела вывеска «Джас. Эллис — изготовление напильников и рашпилей». Подойдя к старой облупившейся двери, Холмс постучал. Нам открыл небритый субъект непрезентабельного вида — по-видимому, это был сам Эллис. При виде Холмса он ухмыльнулся весьма непочтительно.
