Сзади раздались команды, наш владелец трактира как капитан корабля направлял своих людей, разделив их на три части. Одна пыталась помешать распространению огня, вторая носила воду, третья сносила соседний с нами дом, он был самый маленький, и его было легче всего разрушить. Все это происходило под крики хватающегося за голову хозяина. Я попал во вторую команду, таская ведра с водой, из колодца через два переулка. Притащив очередное ведро с водой увидел, как первый дом видно прогорев, обрушился вперед. Прямо на бегающих возле него людей, завалив их пылающими досками. Люди вокруг кинулись помогать, оттаскивая горящие обломки крюками, и орудуя одной рукой, в попытке сбить пламя мокрыми тряпками, задыхаясь в дыму, и закрывая лицо от огня другой. Конечно, мы не могли рассчитывать на то, что потушим пожар своими мокрыми тряпками, да несколькими ведрами воды. Нашей задачей было задержать его наступление, пока другие команды разрушают ближайшие дома. Это была сложная, но необходимая работа. Люди приносили в жертву собственное жилище, ради спасения всего города. Чтобы выиграть время. Ветер снова переменился, и мы с удвоенной энергией бросились в бой, воодушевленные этим, он дул в сторону залива, прямо от нас. С той стороны уже разрушили несколько домов на пути огня и оттаскивали обломки, чтобы после пожара из них же построить снова.
Когда все было кончено, в последний раз прошлись по всему окружающему пепелищу, проверяя, не осталось ли там раненых и погибших. Затем, все собрались вместе возле нашего постоялого двора ставшего что-то вроде штаба для борьбы с огнем, чтобы выслушать горькое сообщение о результатах бедствия. Сгорело тринадцать домов, еще десять уцелели, но получили сильные повреждения, их необходимо было восстанавливать, из их числа был и наш постоялый двор. Погибли пятнадцать человек, шестеро стариков и двое детей. Более сотни получили ожоги и травмы, зачастую серьезные. Оказалось, очередная шайка бандитов, решила получить выкуп с хозяйки лавки. Получив отказ, банда решила проучить и напугать, немного подпалив ее лавку. В итоге перестаравшись, они сожгли половину улицы. Идиоты. Прибывшие на место стражники, конечно пообещали найти и наказать. Но люди им не верили, и решили сами наказать. Скинувшись, жители заказали их головы у серых, местных наемных убийц. Эти ребята не ленивая стража, точно найдут.
— Удачно получилось, можно сказать отделались малой кровью. Прошлый пожар в несколько раз больше причинил бедствий. Ремай стоял весь в саже, недалеко, рассуждая в слух, он был явно рад, что его детище не сгорело, хоть и вся правая сторона здания была вся обуглена, и требовала ремонта.
Я стоял вместе со всеми выслушивая печальные новости, как толпе послышался какой-то шум, группа людей протискивается к центру. Женщина, рыдая, несла на руках своего ребенка, которого вытащили из-под дымящихся обломков. Лицо ее не пострадало, но правая сторона была сильно обожжена, особенно рука и нога, кожа на них почернела и растрескалась. Девочка, захлебываясь, кричала от боли и ужаса. Женщина умоляла позвать лекаря, ей поддакивали почти все, соглашаясь, решили скинуться на оплату пострадавшим.
— Не надо никого звать. Я растолкав людей вышел вперед, вытирая грязное лицо еще более грязным рукавом. — Я лекарь, несите ее во внутрь, и положите на стол, у меня есть все необходимые лекарства и бинты. Толпа расступилась, пропуская несчастную мать, несущую пострадавшего ребенка. Я пошел за ней следом, принеся из комнаты свой чемодан, и раскрыв его на соседнем столе, я обмазал обожжённые участки ребенка толстым слоем мази. Она оказала действие немедленно, девочка перестала кричать и лишь плакала, свернувшись на руках у рыдающей матери.
— Парень лекарь…врачеватель… — послышалось вокруг.
— Зовите остальных кому нужна помощь. У меня не так много лекарств, но чем могу, помогу всем.
Так я трудился до обеда, мне помогали разносчицы, выполняя роль медсестер. Наиболее распространенными травмами были ожоги, порезы, и глубокие раны. Тут были молодые и старые люди, мужчины и женщины. Их лица были покрыты ссадинами и синяками, у многих распухли. Почерневшие и обожжённые руки кровоточили и были в волдырях. Некоторые подвязали их. Мой первый рабочий день начался. Люди приходили ко мне один за другим, сообщали свои имена, дарили улыбки, кто-то хмурился, явно боясь доверять свое здоровье мальцу, а я принимал всех, одного за другим, стараясь по мере сил помочь. Я сам не заметил, как рядом со мной вдруг появилась чашка чая. Ее принесла жена Ремая. Начиная с ночи, у меня во рту не было ни глотка воды, ни крошки, я только сейчас понял, как я хочу пить. Пока не увидел, мелькавшую в дверях веснушчатую моську Ника. Он пришел проведать, почему я не пришел на очередную прогулку. Пучил глаза на пожарище. Объявив перерыв, я пошел на улицу, попутно обжигаясь, прихлебывал горячий чай. Выйдя на солнце жмурясь и протирая воспаленные глаза. Проморгавшись, я обнаружил возле постоялого двора еще человек тридцать, если не больше, и еще столько же сидело в зале. Люди стояли, и сидели друг за другом на корточках, образуя очередь, хвост которой тянулся по улице.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Тут мне работы еще на пару дней, если не больше. Я сам не заметил, как озвучил это.
— Что прости?
— Ничего, просто устал. Ты что-то хотел? У нас тут просто чп.
— Что у вас произошло?
— Поджог, какие-то идиоты решили запугать лавочницу, а вместо этого сожгли ее заживо и вместе с ней еще пол улицы. Прости Ник, пока прогулок не будет несколько дней. Мне нужно помочь людям с травмами. И кстати, раз ты уж пришел. Присмотри, пожалуйста, хороший и недорогой постоялый двор. Мне нужно куда-то переехать, “Селедка” сильно пострадала, и может рухнуть в любой момент, жить тут опасно.
Уже ночью, закончив со всем пострадавшими, сидя на крыльце рядом с унылым Ремаем, который курил свою резную трубку из кости драка. Отдыхая от тяжёлого во всех смыслах дня, и ужиная, смотря на восходящую луну, я почувствовал, что окружающий мир обволакивает меня как бы принимая в свои объятья, так же мягко и так же непреодолимо, как прибывающий прилив затопляет камень на берегу. Его беды и несчастья становиться моими бедами. Его радость и любовь становится моим счастьем. Доев свой безумно вкусный ужин, и хлопнув его по плечу, я собирался пойти спать.
— Не грусти Ремай, ты хороший человек. Все у тебя в конце концов будет хорошо. Отремонтируешь ты свою рыбину.
Он хмыкнул в усы: — Дожился, Я прослужил капитаном столько лет, столько раз был на волосок на гибели, и наконец выйдя на покой, меня успокаивает пацан, который мне во внуки годиться.
— Все бывает в первый раз Ремай, все бывает в первый раз.
Придя в комнату, я рухнул без сил на кровать, прямо так, в обуви и одежде. Весь в копоти и грязи, за весь день мне некогда было даже умыться. А сейчас, просто уже не осталось сил, я провалился в сон без сновидений.
Проснувшись, первым делом попросил, чтобы мне согрели воды помыться. Лицо было грязное, волосы торчали в разные стороны и пахли гарью. Одежда, больше всего было похоже, как будто я там валялся в пепелище. Однозначно нужно покупать новую. Помывшись и позавтракав, я предупредил Ремая, что буду съезжать. Хотел ему заплатить за постой, но он напрочь отказался принимать оплату. Пришлось, смеясь и шутливо ругаясь, впихивать ему монеты, вы когда-нибудь видели, как ребенок борется с взрослым пузатым дядькой за деньги, причем не забирая, а наоборот пихая их друг другу.
Попрощавшись с ним и улыбаясь жизни, я пошел искать Ника.
Я чувствовал, как колесо судьбы совершило свой очередной оборот, из бесчисленных вращений. Задавив тех, кто оказался недостаточно расторопным, или везучим, чтобы вовремя отойти и не быть раздавленным. Горюя об ушедших, и радуясь тому, что оказался в числе везунчиков. Жизнь продолжалась, городской магистрат прислал рабочих. И теперь они копошась как муравьи, растаскивали обугленные кучи мусора, бывшие всего недавно чьим то жилищем, освобождали пространство, чтобы на их месте возвести новые дома. Чтобы начать все сначала.
