по отношению к ней. Если кто-нибудь упомянет на массовом митинге имя Ван Гуан-мэй, Цзян Цин заявляет: «Она американская шпионка»».
В последний, а возможно, и не в последний раз я видел Цзян Цин в большом банкетном зале Всекитайского собрания народных представителей. Чжоу Энь-лай устроил большой прием в честь принца Сианука, на который были приглашены и мы, руководители дипломатических миссий в Пекине. Вот что я записал об этом в своем блокноте:
«5. VII.70 г.
…Большой банкетный зал переполнен. Преобладает зеленый цвет одежды военных. Военный оркестр играл почти беспрерывно. Резкие, отрывистые звуки так хорошо известной нам музыки, которую мы вынуждены слушать постоянно, часто переходят в какие-то неизвестные лирические мелодии. Кто-то говорит, что это сочинения Сианука. Принц сидит напротив Чжоу, напротив него сидит и жена Линь Бяо — Е Цюнь. Она в военной форме и фуражке. В такой же форме мы привыкли видеть и Цзян Цин. Но в этот вечер она надела гражданское платье. На ней элегантный серый костюм. Было жарко, и Цзян Цин сняла пиджак, оставшись в черной атласной блузе поверх широких брюк. Чжоу разговаривает с женой Сианука, гремит оркестр, оживленно беседуют за столами дипломаты. Но Цзян Цин ни с кем не разговаривает. Она то присядет на миг на отведенное ей место за официальным столом рядом с Яо Вэнь-юанем, то встанет и идет через весь зал, исчезая в соседних помещениях, затем вновь возвращается. Вот она остановилась у одного из столов в глубине зала. Кто-то за соседним столом произносит по-английски: «Это артисты из труппы Пекинской оперы». Но Цзян недолго задерживается и возле них. Она быстро пересекает зал, чувствуя устремленные на нее взгляды».
Но вернемся к Пекинскому оперному театру. С давних времен Пекинский оперный театр, его драма, музыка, балет, пантомима, акробатика кровно связаны с тысячелетней историей, древней культурой и традициями Китая. Основной темой исполняемых на сцене театра произведений была борьба между «добром» и «злом», правдой и неправдой, патриотизмом и предательством.
Накануне «большого тайфуна» этот репертуар объявляется «вредным», ряд произведений — «ядовитыми травами». «И хотя в некоторых пьесах имеются прогрессивные мысли, — писал в те дни теоретический орган ЦК КПК журнал «Хунци», — в целом они не отвечают требованиям воспитания трудящихся в духе социалистических идей. Поскольку плохие пьесы имеют феодальную окраску, они наносят вред и должны быть решительно отвергнуты».
И их «решительно отвергают».
До «реформы» в репертуар Пекинского оперного театра входило свыше тысячи трехсот произведений, а в годы «большого тайфуна» в нем осталось не более тринадцати… Когда я прибыл в Пекин, в театре шло всего пять опер и два балета. И в течение всего периода моей работы в Китае этот репертуар не менялся. Исполняли эти произведения в одно и то же время: весной — перед «праздником весны» — и осенью — к «национальному празднику свободы». И недолго — две-три недели, а затем они появлялись на сцене лишь через полгода.
…Литература — это тоже фронт.
И на этом фронте разгорелась борьба, пущены стрелы. Первая стрела направлена в «самую рациональную группу регрессивного течения» — группу «трех семей»: Дэн То, У Ханя и Ляо Мо-ша.
Позднее, в мае 1966 года, «Жэньминь жибао» пояснит: «Правые оппортунисты начали новую атаку против партии. В этих условиях Дэн То и его банда взломали двери и быстро ринулись в атаку».
Кто же входил в «банду» и кто был «атакующим»?
Прежде всего, «главарь» Дэн То — бывший главный редактор центрального органа ЦК КПК газеты «Жэньминь жибао», бывший председатель Союза китайских журналистов и заместитель председателя Международной организации журналистов, бывший секретарь Пекинского городского комитета КПК; У Хань — бывший заместитель председателя Пекинского городского комитета народных представителей, известный писатель и не менее известный историк, профессор Пекинского университета, которого преследовали, арестовывали и мучили гоминьдановцы; Ляо Мо-ша — писатель и бывший главный редактор органа Пекинского городского комитета КПК журнала «Цяньсян».
Суть их «прегрешений» состояла в том, что они честные писатели, люди с чистой гражданской совестью.
В начале 1961 года «Цяньсян» и «Бэйцзин жибао» начинают регулярно печатать «Записки из деревеньки трех семей» за тремя подписями — Дэн, У и Ляо. Дэн То публикует эссе в прозе под общим названием «Вечерние беседы у подножия Яншаня». И «Записки», и «Вечерние беседы» — это поэтические рассказы, написанные на высоком профессиональном уровне. В них мастерски использовались аллегория, сказание, намек и исторический анекдот. Они взяли под обстрел и «три красных знамени», и «умение преодолевать все и всякие трудности» лишь с помощью психологических факторов, и «великое пустословие», и отрыв от масс, и «большой скачок».
Эссе появлялись регулярно вплоть до 1964 года, критике же они подверглись через несколько лет, поэтому сопоставить эссе и комментарии, «написанное» и «критику» по меньшей мере любопытно.
В эссе Дэн поднимает вопрос о компетентности кадров, приветствует лозунг «Да здравствует чжуанцзя!» («чжуанцзя» — это знающие, компетентные, овладевшие передовым научным мировоззрением люди, хорошие руководители).
Комментарий: Дэн То призывает вновь привлекать «не поддающиеся перевоспитанию буржуазно-помещичьи элементы и интеллигенцию» для того, чтобы именно этим людям передать политическое и экономическое руководство страной.
В эссе «Лучше дать дорогу, чем преграждать» Дэн предлагает дать возможность для развития всех сторон жизни, потому что создание любой «преграды» обречено на поражение.
Комментарий: Дэн То ратует за «буржуазную либерализацию», за то, «чтобы стать на колени», капитулировать перед «личным хозяйством», выступает за расширение свободного рынка и тем самым против «народных коммун».
В эссе «От 3 до 20 000» и «Законы, дружба и гостеприимство» Дэн советует «учиться» у более сильной страны, «объединяться с нею», радоваться, если «наш друг сильнее нас». И еще: «Тот, кто высокого мнения о себе, кто считает, что узнал главное, и при первых успехах отрекается от своего учителя, тот ничему не научился».
Комментарий: Дэн То «злобно нападает» на тех, кто борется против «современного ревизионизма». Он считает, что единственный путь для Китая — это учиться у «советской ревизионистской клики, насаждать ревизионизм в Китае».
В эссе «В защиту Ли Сань-цая» Дэн подчеркивает, что Ли Сань-цай (жил 400 лет назад) был «исторической личностью», «великим героем», боровшимся против «политического мракобесия».
Комментарий: Дэн То воспевает Ли Сань-цая как представителя оппозиции, поэтому возвеличивает его как «великого героя». Он использует этого «мертвеца», чтобы защищать «правых оппортунистов».
В эссе «Просвещенная монархия и деспотическая тирания» Дэн пишет: «Тот, кто стремился стать тираном, всегда был крайне непопулярен». Так называемая деспотическая тирания — это пустозвонство, субъективизм и волюнтаризм. В том же духе написано и эссе Ляо Мо-ша
