что носили в армии, или некоторые военные, внизу с номерком. Только, поскольку события происходят в современном мире, в неё было встроено распознавание руки, и замок можно было открыть сначала слегка потянув разок, потом второй и всё. Удобно для мужчин, так как они не любят и не умеют возиться с подобными мелкими механизмами. Иванов в армии не был из-за действительного маленького недуга, то ли связанного со зрением, то ли с плоскостопием — в общем, в обычной жизни это не доставляло никаких хлопот, но в перечне недопуска было. В таком случае, он сам себе не мог объяснить, была ли служба ему нужна, или нет. Однако его отец, несмотря на все его тру-ла-ла профессии, служил, может как "стары человек", и почему-то решил, что подобная штучка понравится единственному сыну (потому что это круто!) И он не прогадал, Арсену действительно нравились какие-нибудь занятные мелочи и вещи с детства, некоторые из них он хранил до сих пор.
Если распространяться далее, в принципе, будучи ребёнком он был весьма привязан к своим родителям и до какого-то возраста, можно сказать, чуть ли не был носим на руках. Нет, не то что был избалован. Скорее, рос в атмосфере нежности. Но став подростком, стал ощущать себя неловко в их обществе, тем более что люди они были часто публичные. Почувствовал себя в некотором роде гадким утёнком. А тут ещё постоянные вопросы и возгласы: дайте рецепт каши! Это как вы отложили такого динозавра! Постарались да, что-то другое сотворить!
Поэтому, как-то, практически машинально ему расхотелось светиться рядом с ними, хотя он к ним тепло относился и стал раскрываться с ними, как их отпрыск, только при самых близких.
Но его эстетичный чувственный папа, конечно, не ограничился цепкой и под заказ привинтил туда секретный медальон с изображениями себя и своей жены. Это, разумеется, было перебором, но снаружи нельзя было догадаться, а снять украшение мог только его хозяин (по распознаванию руки). Ну такой прикол, бывший в обиходе несколько лет назад.
Арсен надел цепочку и полюбовался им в зеркале.
Хорошо смотрится. И с ним всё норм, как будто. Хоть деловой, хоть уличный прикид. Обычно, вроде сначала выбирают одежду, а потом аксессуары. Что ж, у меня сегодня будет наоборот. Не хочется опускать рукава в суп. Далила скажет, что я такой же свинья, как её дражайший супруг. А если Калитка там будет, обязательно будет что-то изысканное в хавчике.
Он натянул первые попавшиеся с полки нестрогие почти-полуспортивные тёмные штаны, светлую майку и сверху набросил мягкую рубашку с клетчатым рисунком. Если погладить, как будто на ткани был еле ощутимый гладкий уютный ворс, но на глаз было не так. Просто средняя клетка почти домашних расцветок. Рукава закатал.
Так Птеровну хоть не буду раздражать, сольюсь с фоном и она не подумает, ишь вырядился. Надеюсь, босс облачится в какой-нибудь из своих невообразимо копперфилдовских костюмов и отвлечёт павлином её внимание к себе.
Глава 16
Удивительно, как относительно время. До ужина вроде всего ничего было, и как же много может оказаться, хоть и говорят, что плохое тянется вечно, а хорошее — миг. Кирсанов, кажется, совсем забыл о том, о чём хлопотал во вторую половину дня. Он был такой человек: неважно, что испортится еда, на которую столько потрачено средств и сил; неважно, что участвовали и другие; неважно, что это было важно ему и он сам же уверял всех, что важнее ничего и нет в сегодняшних сутках.
— Совершенно безответственно, Александр Птерович. Как у очень молодых придурков.
— Ну и что.
Увлечён абсолютно другим, о чём в этой книге говорится не будет от слова "совершенно". Читатель пусть додумает на свой вкус, возраст, испорченность, а, может быть, и наоборот.
— Может, ты сменишь своё имя.
— Почему?
— Ну, одного персонажа в моей сказке так звали. Он умер и был не очень хорошим. К тому же я никогда не была фанаткой этого имени. Никогда. Оно красивое, но ни о чём мне не говорит, кроме того, что об этом говорится в энциклопедии.
— Ну и что.
— Сделаешь это для меня?
— Я сделаю для тебя всё, что угодно. Даже если это не могу. Я сменю.
— На какое?
— Какое ты хочешь? На то и сменю.
— Например, Ангел Птерович.
— Ну Далила-йаа!
— Что?
— Это девчачье имя.
— Ничего не девчачье.
— Девчачье.
— Просто ты не хочешь. Не хочешь ничего сделать для меня.
— Далила, не капризничай.
— Я слышала так, когда купалась в озере. Там была девочка. И её родственники звали её Ангелом. Наверное, Анжелика или Ангелина.
— Говорю же, девчачье. Хочешь, чтобы надо мной все смеялись.
— Нет.
— Хочешь-хочешь. Это твой замысел.
— Ну Агний!
— Ладно, схожу в паспортный. А потом сама красней за идиота.
— Забудь!
— Не сердись.
Делают всякие вещи, которые в народе зовутся сю-сю-сю, муси-пуси, ня-ня-ня.
— Только минуту назад страдал, что не желаешь ми-ми-ми. А сам…
— Я — король ми-ми-ми. Ми-ми-ми — это моё всё.
— Тогда тебе придётся краснеть за собственного бакайаро.
— Уж из-за этого мне плохо не станет.
— Двое — это ужасно глупо. Когда одинок, действительно, сильно смеёшься над таким. А когда самому пристукнет — добровольно облачаешься в наряд влюблённого дурака.
— Это не мы придумали. Так уж испокон веков.
— Если ты думаешь, что меня возбуждает, когда ты ко мне относишься, как верхний — то ты серьёзно ошибаешься! И ты это знаешь!
— Знаю-знаю.
— Агний!
— Далила, мы же не вчера родились и не молодожёны.
Опять — перерыв на пять минут. Не на пятиминутку. Просто мимими на пять минут. И если вы думаете, что Хрисанф — старый скорострел, то это не так. Всё там в порядке. Обыкновенно, в хорошем смысле этого слова.
— Так ты обидишь Арсушку.
— О, Арсен по ужинам не страдает! Подозреваю, если б я перезвонил и сообщил, что у нас другие планы на вечер, то чувак только обрадуется.
— Нет же.
— Да, да. Зачем ему наши из-тела-вон-потуги. Он сам себе кухар и кулинар. То, что ему нужно, мы приготовить на плите не можем.
— Аэлита.
— Да.
— Почему ты его так любишь?
— Я не люблю его!
— Почему так любишь?
— Ну. Не знаю. Далила, не задавай свои странные вопросы. Почему? На такие вопросы не бывает ответов.
— Но почему?
— Арс подходит мне. Наверное.
— А ты ему?
— Далила! Детка, уже прекращай, в самом деле.
— А ты ему тоже подходишь?
— Что ты имеешь в виду?
— То, о чём спрашиваю.
У Хрисанфа, видимо, испортилось настроение. Он даже присел в сторонке и пытался
