игнорировать её попытки вернуть его к себе.
— Если ты об этом — то нет. Довольна. Этого ты хотела. Ещё раз помучать меня?
— Успокойся уже. Сегодня нет занятий драмкружка, насколько я осведомлена.
— Права. Нет.
— Ну, Агний.
— Да, я никому не подхожу. Обернись этим, как шелковым покрывалом.
— Я не торчу от шёлка.
— Тогда, как бархатом.
— Это ты по части всего этого сенситива.
— Тогда можешь включить свой самодовольный сардонический смех.
Он встал и, захватив одежду, скатился с возвышения быстро и непринуждённо, как на скейтборде.
— Я пойду. Неприлично будет, всё-таки после стольких приготовлений.
— Стой.
— Хватит. Потом, ночью.
— Я не об этом, дурачила!
Кирсанов направился к двери, но та была довольно далеко и пустота залы доводила эхом её голос снова и снова.
— Я не могу так проворно спуститься. Не заставляй меня…
Она была и голая, то есть ещё не одета, и путалась в пледе, и не могла решить, забрать с собой книгу, остаться здесь и объявить бойкот, побежать за мужем, как маленькая шелудивая шавка, заорать и закатить скандал, или остаться тут с носом и в калоше. Разумеется, вышло последнее. Она была не столь расторопна и разум её соображал примерно на такой же скорости, что и её тело.
Хрисанф был уже в коридоре, но потом резко повернулся и вернулся обратно. Далила решила продолжить чтение и про себя подумала, что выйдет к гостю по ситуации, то есть по самоощущению.
В конце концов, им там будет замечательно весело и без меня.
Поэтому она удивилась, услышав скрип двери и увидев силуэт супруга, который опустив голову, кинул в сторону рубашку, которую так и не надевал.
— Что случилось?
— Ничего.
— Ты что-то забыл?
Глупый вопрос.
— Тебя.
— Ладно, можешь идти. Я тебя не держу.
Он ничего не сказал, но добирался до неё с бокового, более полого и длинного склона, чтобы потянуть время и, если что, передумать и сбежать обратно.
Всё-таки, благополучно достиг её насиженного места.
— Что припёрся?
— Мне что, на колени встать.
— Тебе это нетрудно. Вон, какие здоровые ноги.
Хрисанф чуть отошёл к спаду и простерся в форме тупого угла, забросив руки в её сторону, как какой-нибудь древний герой к своей цели.
— Хватит придуриваться. Мне неинтересно. И надень рубашку. Здесь прохладно.
— Если тебе холодно, я тебя согрею.
— Хватит унижаться. Уже несмешно. Шесть часов, дорогой, на циферблате.
Она указала пальцем на висевшие в отдалении большие настенные часы. Поскольку Далила была близорука, Кирсанов повесил в этой зале чуть ли не гигантские. Хотя это была своеобразная часть интерьера, но было удобно и не надо было щуриться или тянуть глаза к вискам.
— Если хочешь, чтоб это скорее кончилось, поцелуй меня и уйду во спокойствии, счастии и гармонии.
Она посчитала, что это справедливое предложение.
Иначе, действительно выйдет всё крайне некультурно.
— Ну, всё?
— Ещё.
Целует.
— А теперь как? Как ощущения?
— Я ещё не простил тебя. Продолжай.
— Ах ты! Это же ты должен был!
Затыкается его ртом и губами. Улыбается. Забывает о большом круге с циферками и стрелками.
— А ты научился.
— Чему?
— Этому.
— А?
— Когда мы впервые были вместе, ты не умел так.
— Та брось! Это ты ничего не умела!
— Ну, точно.
— Что ты имеешь ввиду?
— Но всё равно ты научился.
Гладит его.
— Мадам, вы сегодня вконец решили меня опустить.
— Нет же.
Целует.
— Почему такая.
— Ничего не такая.
— Далила…
— Коська сказал бы, что мои мэри-сью прокачаны до невозможности.
— Почему?
— Потому что в реале так не бывает.
— Почему?
— Женский персонаж слишком нежный и сильный. Так стандартно да. Что даже и неинтересно.
— Почему?
— Потому что если неинтересно, то никто это и не читает.
— Почему?
— Потому что.
— Аа.
— Почему?
— Потому что.
Слишком много диалогов. Люди говорят, что это и так известно. Это не сюжет. Это тайна двоих. Тишина двоих. Шум двоих. Это нельзя описать. Описывайте сюжет, интригу, пакости, развивайте фантазию и глушите ей реальность.
Но на этом Кирсановы не заткнулись. Не та эта была разумная парочка "со счастьем в тишине". Как раз таки такие, но не в том смысле. В том, да не в этом. В этом, да не в том.
— Мне кажется, ты подходишь мне.
— Это твоё утешение.
— А как надо тебя утешить?
— Никак, забудь. Я сам знаю.
— И ты подходишь Арсену.
— Нет.
— Ладно. Тогда подходишь мне.
— Я никому не подхожу.
— Можешь плакать. Я серьёзно. Конечно, я не смогу, как это ты бы хотел видеть. Это всё, что я могу выжать. Можешь себе допустить, что в этот раз я не так холодна и чванлива, как можно подумать.
— Далила.
— …
— Я не буду. Ты что.
Хочет убежать. Но от неё до заповеди сейчас, в эту минуту, как до далёкой звезды. Надо пройти все круги ада.
— Отвлеки меня!
— Тебе пора.
— Да!
— Иди.
— Хорошо!
Кричит, чтобы взять себя в руки. Побил бы себя, кабы она не видела.
— Ты хочешь ударить меня.
— Нет!
— Ты хочешь. Все хотят. Когда я так говорю. И что я такого сказала.
— Нет!
— Я ничего такого не говорю. И я не столь противна, чтобы меня бить. Я тоже чей-то ребёнок.
— Далила!
— Ну, хватит. Всё хорошо. Дыши.
— Урсула.
— Что Урсула?
Совершенно отвлекается от самое себя, как будто перевернулась страница.
— Урсик меня беспокоит.
— Что опять такого сделала эта наглая девчонка?!
Стремительно одевается и натягивает озлобленно свои домашние тапки.
— Я ей покажу! Опять что ли поцарапала Хайджи?!
— Нет же. Просто Урсик вырастет очень своенравной девочкой и она не будет, наверное, нас слушаться.
Далила опешивает, на долю секунды задумывается.
— И это ты мне хотел сказать?
— Да. У меня вдруг… Ну. Когда ты говорила… Я подумал вдруг такое. Прости.
Приближается к мужу и видит, что тот в весьма расхлябанном состоянии. Смотрит куда-то в сторону и вниз, как будто рассматривает полёт невидимого назойливого насекомого, то застывающего среди цветов, то вновь заставляющего его следить за собой. Зрачок утонул в радужке, хотя радужка сегодня не тёмная. Совсем прозрачный взгляд. И такой, как будто она исчезла. Как будто её и никогда не существовало на свете.
— Что ты делаешь? Агний, что с тобой?
— А?
Как будто пытается проснуться после затяжного глубокого сна, но который тянет и тянет его на дно.
— Милый.
Далила потянула его за руку, но он словно прирос к месту, где сидел и ни за что не мог отомреть. Тогда она моментально испугалась и собралась заорать от испуга. И в то же мгновение будто отлетела пробка от шампанского: Хрисанф задвигался
