— Конечно, это будет веселенькая поездочка!
Веселенькая? Вообще-то я обычно прибегаю к другому определению. Впрочем, возможно, моя ненаглядная права. Мы справимся.
ГЛАВА 12
Ночь выдалась теплая, и наше воинство дремало под деревьями. Я же был свеж и бодр, планируя грядущую стычку. При первых проблесках рассвета на востоке я вернулся под деревья, растолкал спящих солдат и тычками заставил доковылять до позиций. Присоединившаяся ко мне Анжелина осаживала пробуждающихся фермеров, чтобы они не разговаривали слишком громко.
Штрамм, расставивший оборудование по местам, показал мне большой палец, уже отчетливо видимый в предрассветном сумраке.
— Только скомандуйте, — шепнул он, держась за пусковой рычаг.
— Уже скоро.
Я забрался на мотоцикл, а Анжелина уселась позади меня. Ворота в стене уже были видны вполне ясно, как и силуэты солдат наверху.
— Погнали!
Я врезал по кнопке зажигания в тот самый момент, когда громкоговорители среди деревьев исторгли ушераздирающий трубный клич, напрочь заглушивший грохот выхлопа. Огненный шар термитной бомбы, прожужжав у меня над головой, врезался в стену, полыхнув ярким пламенем.
Чувствуя, как вцепилась в меня Анжелина, я погнал мотоцикл вперед, вздыбив переднее колесо.
Подъезжая к воротам, я выжал газ до предела, ударив по тормозам в самый последний момент, и под их истошный визг мы остановились.
Мимо, чуть ли не чиркнув меня по макушке, просвистела вторая термитная бомба, врезавшаяся прямо в ворота. Через считаные секунды деревянные створки занялись и полыхали самым чудесным образом.
— Очень зрелищно! — заметила Анжелина, соскальзывая с мотоцикла. Я притронулся к выключателю микрофона на шлеме, и рев труб сменился грохотом моего усиленного голоса.
— ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ!
И тут же послышался крик войска, выступившего из-под сени леса, потрясая оружием над головой. Как только они отступили обратно, их гортанный клич сменил мой усиленный голос:
— Повинуйтесь, и вам не причинят вреда! Мои войска и оружие со мной. Мой звездолет, вооруженный атомным оружием, на орбите ожидает моих приказов. Откройте мне ворота. ЖИВО!
Для пущего эффекта я выдержал паузу, а потом произнес голосом самого рока:
— Я генерал ди Гриз, главный инспектор Межгалактического департамента религиозного надзора.
Подхваченный энтузиазмом Штрамм запустил еще одну шипящую огненную бомбу в уже пылающие ворота. Я подошел к ним, ощутив опаляющий лицо жар. Встал, уперев руки в бока и глядя на них.
— ОТКРЫВАЙТЕ! — прогрохотал мой усиленный голос, вслед за чем оглушительно взревели трубы.
На стене у нас над головами суетилось все больше фигур, но ничего не происходило. Нельзя дать им опомниться. Выключив микрофон, я обернулся к Анжелине:
— Прострели ворота — повыше.
Не успел я договорить, как выстрел проделал в деревянных воротах зияющую дыру, а пистолет уже покоился в кобуре. Я снова включил микрофон.
— Приверженцы Церкви Карающего Бога, повелеваю вам! Открывайте — или умрите в грехе!
Самое время чуть расшевелить паранойю. Вроде бы какое-то движение… Да, ворота открываются!
Чеканя шаг, мы прошли мимо стены огня.
По двору разбегались облаченные в черное солдаты. Выбросив руку, я сграбастал ближайшего за шиворот и малость тряхнул.
— Веди меня к своему повелителю, — приказал я, и мои слова прозвучали эхом из громкоговорителей позади. Следуя за солдатом в мрачное здание, я отключил микрофон.
В окна уже вливался свет дня, озаряя интерьер здания — сумрачный и убогий. Единственным ярким пятном была картина в раме, изображавшая языки пламени, пожирающие людей. Омерзительно.
Вслед за спотыкающимся провожатым мы поднялись по каменным ступеням и вошли в дверь в позолоченной раме. Находившаяся за ней просторная комната освещалась витражами, изображающими новые сцены дьявольских пыток. Разглядеть их я не мог, потому что внимание мое тут же было приковано к сидевшему передо мной мужчине в черной рясе. Я оказался прав: черный здесь явно в моде.
С выбором узора из черепов и костей мне повезло еще больше, потому что у него на шее на цепочке висел большой серебряный череп.
— Ни разу не слыхал о вашей организации, — сказал он. Слова его прямо-таки сочились ядом.
— Потому что живете на этой отсталой планетенке. Ваше имя?
Он долго молчал, испепеляя меня взором и изо всех сил впившись пальцами в подлокотники. Наконец неохотно изрек:
— Я отец Коагула, верховный пастырь Церкви Кар…
— Тогда вы-то мне и нужны. К нам поступили серьезные жалобы на вашу церковь.
Он не поднялся из кресла, а я не собирался стоять перед ним как проситель. У стены стояли стулья. Встретившись взглядом с Анжелиной, я указал на них. Угрюмо кивнув в ответ, она принесла мне стул.
— Женщины в сей покой не допускаются, — прошипел он.
— Теперь допускаются. Куда иду я, идет и сестра Анжелина.
Сев, я начал мериться с ним ледяными взорами. Он моргнул первым.
— Чего вам здесь надо?
— Я же сказал, к нам поступили жалобы. — Я извлек блокнот в черном переплете, перелистал его и зачитал: — Вы пытались ниспровергнуть другую религию, а именно Детей Природы и Любви, с которыми делите эту планету.
— Они идолопоклонники, почитающие лжебога. Мы просто показали им Путь…
— Вы подавляли их, изгнав из домов, а сейчас мошеннически лишаете их законного заработка.
— Что вы такое говорите?
Неужели в его голосе прозвучали оправдывающиеся нотки? Естественно, они обжуливают Детей при торговле, не давая за цветы реальной цены.
— Нам поступили жалобы от тех, кому вы продаете духи.
— Они лгут!
— Они говорят лишь правду. Наши агенты беседовали с ними. Другие искусные агенты проникли в ваши ряды и узнали секреты ваших дистилляторов, с помощью которых вы получаете парфюм, которым торгуете.
Коагула откинулся на спинку, будто его ударили в лицо:
— Вы не можете…
— Можем. И будем. Возгонка — процесс, хорошо известный цивилизованному миру. Мы откроем все секреты процесса перегонки Детям Природы и Любви. А затем дадим материалы для постройки перегонных кубов. Именно этих людей вы обманули столь пагубно. Если только вы не согласитесь на наши условия.
— Как… какие условия?
— Они записаны здесь, — похлопал я по блокноту. — Вызовите своих писцов, дабы они записали то, что я продиктую.
Он совсем осунулся в кресле, чувствуя, что разбит по всем фронтам. Чуть помедлив, взялся за колокольчик, висевший на подлокотнике, и позвонил.
— Вы мудры. Я дам войскам отбой. — И тем же скучающим тоном я добавил: — Для связи с кораблем мы воспользуемся вашей аппаратурой связи.
Подняв глаза, он покачал головой.
— Но… у нас ее нет.
— Не испытывайте мое терпение, — рявкнул я. — Мы знаем, что вы связываетесь с торговцами, когда у вас есть парфюм на продажу.
— Нет, вовсе нет. Они прилетают когда вздумается. Они отказались дать нам аппарат связи. Не хотят, чтобы мы связались с их товарищами по Ремеслу.
Ноль. Ничегошеньки. Старательно выношенные планы… Взяв себя в руки, я принялся спасать из руин что удастся.
— Это не играет роли, — и сердито: — Где же ваш писец?
— Идет. — Он прокричал приказание священнику, явившемуся на зов колокольчика.
Я же уныло предался раздумьям о будущем. Надо с Флорадоры улетать. Но куда?
ГЛАВА 13
Мне пришлось доиграть фарс до самого конца. Продиктовать условия договора, согласно которому в будущем плата за цветы будет удвоена. Кроме того, Каратели согласились больше не пытаться обратить в свою садистскую религию ни души. Пусть оставят ее себе. Я мысленно присягнул — конечно, если мы сумеем вернуться в цивилизованный мир — доложить об их присутствии властям Галактики. Пусть о здешних проблемах болит голова у них. Конечно, они уважают права всех религий верить во что угодно. Но как они отнесутся к тому, что дети на этой планете растут в атмосфере паранойи и суеверия? До меня доходили слухи, что Психокорпус содействует распространению рассудка и здравомыслия, так что мне остается лишь надеяться, что слухи верны. Соглашение переписали в нескольких экземплярах. Они были зачитаны, подписаны, засвидетельствованы, снова подписаны. Когда мы уходили, отец Коагула отвернулся, старательно пряча глаза.
Провал попытки выйти на связь все еще угнетал меня, но слабым утешением служило хотя бы то, что мы сумели помочь друзьям-вегетарианцам.
Бильбоа ждал нас у подвод. Я — надеюсь, радостно — показал ему большой палец. Он удивленно вытаращился на меня.
— Жест твоей руки означает, что еда очень хороша… Это ты хотел сказать?
— Извини, у нас это значит, что все хорошо.
— В каком смысле?
