За несколько минут мистер Мускаменте превратился в беспомощный кусок мяса. Его синий китель был изорван в клочья, ноги, обутые в высокие ботинки, беспорядочно колотили по воздуху. Тогда гость, прибывший по морю, перекинул мистера Мускаменте через бортик и окунул головой в воду. Каждый раз, когда он доставал мистера Мускаменте из воды, чтобы тот мог вздохнуть, гость спрашивал, как мистеру Мускаменте удалось заставить Друмолу изменить показания. В третий и последний выход мистера Мускаменте на поверхность всем на борту стало ясно, что он говорит правду. Он искренне верил, что ему удалось вступить в контакт с силами добра и заручиться их поддержкой.
Все на борту сошлись и еще кое в чем. Они явно не хотели больше связываться со свидетелями, дающими показания в пользу властей, раз их защищает этот парень, ибо, как прокричал мистер Мускаменте, а они уверовали, этот парень являет собой высшую отрицательную силу. А раз дело обстоит именно так, то никому не хотелось быть на стороне сил положительных.
Римо вернулся на берег вместе с остатками банды и с капитаном и первым помощником, которые находились под сильным впечатлением от всего увиденного. Римо притих и даже не обращал внимание на то, как сохнет на нем одежда. Он опять потерпел неудачу.
Некоторым из лейтенантов очень хотелось узнать, на кого он работает. Нет-нет, вовсе не потому, что они такие любопытные, поймите правильно. Просто они были бы в полнейшем восторге, если бы им удалось заполучить его в свою команду. Лейтенанты видели в Римо человека, разделяющего их самые сокровенные убеждения. Они видели в нем человека, который идеально впишется в калифорнийский рэкет.
– Нет, – отказался Римо. – Так уж получилось, что я – хороший парень.
А поскольку, говоря это, он кого-то выкинул за борт, то не нашлось никого, кто решил бы с ним не согласиться. Когда “Мама” пришвартовалась в лос-анджелесском порту, лейтенанты вежливо позволили Римо сойти первым.
Когда он позвонил начальству, он понял, что, видимо, дело сильно буксует, потому что Смит был настроен миролюбиво и постоянно твердил, что это не его вина.
– Я бы сказал, возьмитесь за “Братство Сильных”, поскольку это единственное, что объединяет все эти дела. Но если за всем этим действительно стоят они, то почему они не воспользовались своими способностями, чтобы нейтрализовать свидетеля, давшего показания против них самих? Как-то нелогично получается. Единственное, что мы знаем наверняка, так эго то, что вся правоохранительная система в Калифорнии трещит по швам.
– Ага, а если что случится в Калифорнии, то очень скоро вся страна подцепит это, – заметил Римо.
– Вы хотите меня немного утешить? – спросил Смит.
– Да я и сам чувствую себя не слишком здорово.
– А почему бы вам не взглянуть на эту организацию? Возьмите с собой Чиуна.
– Вы полагаете, я уже не справляюсь с работой?
– Возьмите Чиуна.
– Вы хотите сказать, что у меня ничего не получится?
– Я хочу сказать, что я не знаю, как вы или Чиун делаете то, что делаете, и если Чиун говорит, что у вас разладился контакт с космосом, то это означает, что что-то не так. И по тем или иным причинам вам не удается добиться результата.
– Вы только что сказали, что это не моя вина.
– Я сказал, что у меня нет оснований полагать, что это ваша вина. До конца уверенным я быть не могу.
Римо стер в пыль трубку телефона-автомата. Это было гораздо приятнее, чем повесить ее.
Глава шестая
Адвокат Барри Глидден отправил своих детей на какое-то время в Швейцарию, велев им поехать туда под чужим именем. Он сам свяжется с ними, когда дела пойдут получше.
– Папа, ты совершил что-то плохое? – спросила дочь.
– Нет, – ответил Глидден. – У меня очень трудный клиент, который к тому же еще и очень сумасшедший.
– Они не хотят тебе платить?
– Да нет, это – наименьшая из моих бед. У меня есть клиентка, которая уверена, что в мире плохо только то, что причиняет вред лично ей. А сама она совершает очень дурные поступки.
– Что, например?
– Например, все что угодно, дорогая. Совершенно все что угодно. Все, что угодно, любовь моя. Понимаешь? – Барри обхватил ладонями лицо девочки. Его передернуло. – Воображение этой больной, очень больной женщины не имеет пределов. Ничего нет такого, что она не могла бы сделать. С кем угодно. Вот поэтому вам и надо уехать. Она вне себя от ярости и сердится на меня.
– А ты не можешь сообщить в полицию, чтобы тебя защитили?
– Не выйдет, дорогая моя. Только не с этой парочкой.
– Так почему же ты их защищаешь?
– Ну, она хорошо мне платила. Очень хорошо. И я не... Я не мог поверить, что эти люди такие плохие, как оказалось.
– Ах, папа, у тебя ведь и раньше были совершенно ужасные клиенты.
– Она сажает аллигаторов в бассейны людям, которые ей не нравятся. Она угрожает президенту. И она пообещала, что сварит кое-кого заживо в масле, если проиграет дело. Если я проиграю дело. Загружайтесь в самолет, милые мои.
– Ты проиграл дело?
– Пока еще не совсем. Только первый раунд. Но шансов у нас нет никаких.
– Она тебя собирается сварить заживо, папа?
– Нет, любимая. Кого-то, кого я очень люблю.
– До свидания, папа. Не звони, пока все это не кончится. По телефонному звонку можно выследить человека.
– До свидания, любимая, – попрощался с дочерью Барри Глидден, который, несмотря на весь свои ужас, все же не был напуган настолько, чтобы упустить возможность провернуть несколько деловых операций перед встречей с Доломо.
Он нашел двух новых инвесторов для строительства города, который он намеревался воздвигнуть на территории поместья Доломо. Потом он отправился на встречу с Беатрис и ее мужем. По мостику через ров с водой он ехал очень осторожно. Интересно, здесь живут аллигаторы? Интересно, подумал он, что случится раньше – она меня кинет в воду или я успею построить две сотни двухквартирных коттеджей на южной лужайке?
Глидден понял, что на Беатрис накатил один из ее приступов гнева, поскольку Рубин находился в бегах. Барри остановился в самом центре выложенного розовым мрамором вестибюля и начал искать улики, позволившие бы ему установить местонахождение Рубина. Откуда-то из глубины дома доносился какой-то звук – какое-то радостное бульканье. Глидден знал, что это не может быть Рубин, но звук его заинтриговал. Глидден решил провести расследование. Он прошел мимо нескольких телохранителей, которых Доломо расставили в стратегически важных точках своего поместья после того, как родители одной из Сестричек попытались убить их за то, что Доломо украли у них дочь.
Конечно же, Доломо не крали их дочь. Они просто продали ей несколько своих курсов. И теперь она работала в Австралии и будет работать до конца дней своих, чтобы с ними расплатиться.
Глидден увидел ряд дверей со стеклянными окошками. Бульканье доносилось из-за одной из этих дверей. Он заглянул внутрь. Увидел он взрослых мужчин и женщин в подгузниках. Сначала ему пришло в голову, что это новая разновидность секса по-калифорнийски, но никто никого не трогал, разве что время от времени дергали за волосы. Он заглянул в следующее окошко. Там взрослые люди играли в заводные паровозики. Что ж, случается и такое – почему бы взрослым людям не поиграть в паровозики. Но Глиддену никогда не доводилось видеть, чтобы взрослые люди при этом еще и изображали паровозные свистки – во всяком случае, не с таким всепоглощающим усердием. В следующей комнате женщина с причудливо выкрашенными волосами была увлечена видеоигрой. А в последней комната был бар и женщина, поджидавшая гостей.
Барри позволил ей налить ему выпить. Барри позволил ей обнять его за шею. Барри снял свои собственные руки со своих собственных колен на тот случай, если ей в том районе что-нибудь понадобится. Понадобилось.
Он не сопротивлялся. Он поинтересовался, есть ли поблизости маленькая комнатка, где они могли бы уединиться.
– Сюда никто не зайдет, – заверила его женщина.
Он чувствовал запах ее духов – гнусный запах, раздражающий его чувствительный нос. Впрочем, если запах подается в комплекте с обнаженным телом, прекрасным, полным телом, телом, ждущим его, то Барри Глиддену было как-то наплевать на самочувствие собственного носа.
Уже мгновение спустя карусель в людном парке показалась бы Барри Глиддену вполне уединенным местом.
Перед самым мгновением наивысшего торжества Барри Глидден почувствовал у себя на спине каблук чьего-то ботинка.
– Барри. Где Рубин? Я ищу Рубина.
– Одну секундочку, Беатрис, – отозвался адвокат. – Всего одну секундочку.
– У меня нет этой секундочки, – отрезала Беатрис.
– Всего одну. Всего лишь одну!
– Тебе обязательно надо заниматься этим именно здесь?
– Да. О да! Мне обязательно это надо, и я это делаю. Барри не хотел прекращать свое занятие. Если бы в этот момент к его виску поднесли пистолет, единственная мысль, которая его бы занимала в этот момент, была бы такая: успею я кончить до смерти?
