— Для чего нанял?
— Чтобы помешать сделке, которую вы собираетесь заключить с фирмой «Октопус».
— Значит, он знал, что я в Москве?
— Он догадывался, что предстоящая сделка как-то связана с его именем. А остальное мы выяснили по ходу дела. Можно сказать, я пришел к вам по его поручению.
— Но как вы это докажете? Вы сказали, он сегодня погиб? Может, это такая же подделка, как и могила? После того, как я узнал о таком обмане, вряд ли поверю кому бы то ни было, что Вальтер — я знал его под таким именем — умер.
— Хорошо, — я допил второй стакан и поставил рядом с его, полным. — Я сделал то, что считал нужным: сообщил о судьбе вашего бывшего друга. Хотите — верьте, хотите — нет. Решайте сами — будете ли вы сотрудничать с «Октопусом».
— У меня нет выбора.
— Конечно. Если станет известно, что сколько-то лет назад вы дружили с советским шпионом… Могут начать расследование. И даже если не докажут, что вы с ним сотрудничали, все равно неприятностей не оберешься. Но только учтите — огласка не выгодна тем людям, которые вас шантажируют. Не меньше, чем вам. Если вы назовете фирму, имена людей, которые взяли вас за горло таким образом, вряд ли с ними захотят сотрудничать предприниматели, на которых нет компрометирующих материалов. Отказавшись от сделки с теми, кто убил вашего бывшего друга, вы рискуете. Но не очень.
— Я не боюсь огласки, — он покачал головой. — Я не так молод, и оставшиеся годы мог бы прожить где-нибудь в Мексике, — он усмехнулся, потом снова стал серьезным. — Дело не во мне. Дело в моей жене и дочери. Главным образом, в дочери.
— Не совсем понимаю…
— Я женился на вдове своего друга и удочерил их ребенка. Сейчас ей двадцать лет, она работает в крупной корпорации, выполняющей заказы Пентагона, замужем за подающим надежды политиком. Не удивлюсь, если через несколько лет мой зять станет губернатором. Теперь вы понимаете, что сделает правда с моей семьей, с моими детьми? То, что я разорюсь — невысокая цена, чтобы защитить их.
— Они все время будут в заложниках.
Он кивнул, выпил свой бурбон, а потом налил нам обоим.
— В шпионаже их не смогут обвинить, но с карьерой будет покончено.
Он снова кивнул.
— А это довольно скверно, когда ты понимаешь, что уже не сможешь прожить жизнь так, как предполагал, — закончил я.
— Теперь вы понимаете, почему я не откажусь от этого контракта, — он встал и сделал несколько шагов — до окна и обратно. — Из меня будут тянуть деньги, но им придется делать это осторожно, чтобы не привлечь внимания. Полагаю, меня хватит лет на пять. А там… там видно будет.
— Наверное, вы сейчас ненавидите своего бывшего друга?
— Почему — бывшего? — он посмотрел мне в глаза. — Если он погиб, как вы утверждаете, значит, у меня есть умерший друг. А то, что он был вашим шпионом — что ж, друзья иногда совершают поступки, которые преследуются законом государства. Но ведь от этого они не перестают быть вашими друзьями?
* * *
— Теперь не могли бы вы ответить на мои вопросы? — предложил я.
— Не уверен, что мне хочется это делать Я вам объяснил, что не изменю своего решения. И любое вмешательство может принести вред.
— Сожалею, но вы меня неправильно поняли. У меня свои счеты с неким Олегом Федоренко…
— Это же президент фирмы…
— И человек, который вас шантажирует, верно?
Стэндап не ответил.
— Как вы поняли, знаю я не намного меньше, чем он, но мне не нужны ваши деньги.
— У вас нет доказательств. А у него они есть. Фотографии, документы.
— Наверняка он хранит их у себя. Ведь это — его капитал. Вы не интересовались, кстати, как он их хранит? Ведь если это попадет в чужие руки, вас начнут шантажировать по новой.
— Конечно, спрашивал. — Стэндап ухмыльнулся. — Ведь состояние я сколотил сам, и умею торговаться. Я требовал от него гарантий. Документы находятся в сейфе банка, и никому, кроме господина Федоренко, туда не добраться. Ключ хранится у него.
— А в случае его смерти?
— Он прекрасно понимает, что я не Дон Корлеоне, и не буду подсылать убийц.
— Шантажист не может быть уверен в своей безопасности. Иногда добропорядочный отец семейства берет в руки топор, вместо того, чтобы платить вымогателю. Разве он не предупреждалмол, если со мной что-нибудь случится, документы получат огласку?
— Нечто подобное мы обсуждали, — согласился Стэндап. — Но в случае смерти господина Федоренко ключ от сейфа перейдет к его правопреемнику. Так что его жизнь или смерть ничего для меня не меняет.
— Кто может стать, скажем так, его наследником?
— По контракту, который мы заключили, вице-президент. У него сложные имя и фамилия. Могу попросить Кэтрин, когда она вернется, показать вам документы. И я…
— Вы?
— Конечно. Мы заключили контракт о создании совместной фирмы. Это — официальный документ, вы же понимаете, я не мог бы наличными выложить такие деньги. Сразу бы заинтересовалось ФБР, налоговый департамент. А так, мы соучредители. С каждой стороны — равный взнос. Равные права. Но только я своими правами не смогу воспользоваться, пока мне грозит пожизненное заключение за шпионаж.
— Значит, и банковский сейф вы могли бы открыть?
— По контракту, мы наследуем имущество друг друга. Кроме недвижимости. Все, что хранится в банковских сейфах и на банковских счетах. Будь у меня ключ…
— Не боитесь, что теперь Федоренко попросту вас уберет? Чтобы побыстрее влезть в ваши счета и сейфы.
— Есть один пункт. Я все продумал, — он усмехнулся. — В случае насильственной смерти одного из партнеров договор не вступает в силу до тех пор, пока ведется розыск преступников. Так что, если он захочет меня убить, чтобы сразу всем завладеть, то ему придется сначала самому на себя заявить в полицию.
— Можно заказать убийство, а потом все свалить на киллера.
— По закону преступниками являются как исполнитель, так и заказчик преступления.
— Иными словами, понадобится независимый убийца, — я хмыкнул.
— Кому — понадобится? — он насторожился.
— Одному из наследников.
— Вы говорите о вице-президенте? — уточнил Стэндап. — Ведь в случае смерти Федоренко права переходят к заместителю, а не ко мне.
— Вряд ли ваш компаньон станет доверять своему заместителю. У того возникнет слишком большой соблазн стать номером один. Ключ Федоренко хранит у себя — где-нибудь на цепочке на шее. Он вел с вами переговоры с глазу на глаз?
— Над контрактом работали юристы.
— Я имею ввиду предварительные переговоры, попросту говоряшантажировал он вас без свидетелей?
— Конечно, — американец вздохнул. — Для всех это — деловое соглашение двух фирм. Только я и Федоренко знали, что стоит за этим на самом деле.
«Нет, — подумал я, — еще знал Вадим. Но откуда?» — А не было ли поблизости телохранителя или переводчика?
— Он сам прекрасно говорит по-английски. Лучше вас, — заметил Стэндап.
— Я специализировался на испанском. Кстати, чтобы иметь доступ к банковскому сейфу, мало одного ключа.
— Конечно, должны еще удостоверить личность владельца. Или его правопреемника, — кивнул Стэндап. — Но пока Федоренко жив, он не позволит вмешаться никому другому. Я уверен, — покачал головой Стэндап.
— Вот именно. Пока жив. — я поднялся.
— Вы узнали то, что хотели? — Стэндап тоже встал.
— Да, почти… Вы мне так и не сказали, кто предупредил, что вам собираются продемонстрировать фальшивое надгробие?
— Сожалею, но я обещал этому человеку не называть его имени.
— Кстати, зачем вам понадобилась эта могила?
— Близкий мне человек пропал без вести, его признали погибшим, но в глубине души и я, и моя… его жена и дочь верили, что он…
— Все ясно. Скажите, а вы под Рождество ставили на окно свечу, чтобы он нашел дорогу к дому?
— Откуда вы знаете? Дочь, пока не подросла, часто спрашивала: когда же наконец Рождество? Может, на этот раз папа увидит ее свечу…
— Все-таки кто вас предупредил об обмане? — перебил я.
Он зря надеялся, что выдавит из меня слезу.
— Нет, — американец развел руками. — От меня вы не узнаете.
— Пожалуйста, скажите ему. — услышал я голос за спиной.
В дверях стояла Катя.
— Да, — Стэндап виновато посмотрел на нее, — мне сказала эта женщина.
— Очень опрометчиво с ее стороны, — заметил я.
— Я с самого начала понимала, что нельзя так обманывать, — она сняла очки и сжала их обеими руками. — Но боялась потерять работу, если откажусь. А потом… потом все-таки не смогла… Когда он рассказал, что это его лучший друг…
Катя продолжала третировать очки, и я подумал, что так недолго их и сломать.
— Ну вот, — Стэндап вздохнул. — Теперь вы все знаете.
— Кроме одного. Почему вы не приехали в рождественскую ночь в ресторан вместе с Федоренко?
