осчастливить визитом брата со сводной сестрой. У голубков наверняка завалялось для меня что-нибудь вкусненькое. Но… к ним на удивление не тянет. Молодой семье и без меня есть чем заняться вечером.
В общем, через четверть часа я при параде, навожу последние штрихи: небрежно взъерошиваю перед зеркалом тёмные волосы, зашнуровываю ботинки, поправляю воротник футболки, а вот флакон парфюма вызывает кривую улыбку. Интересно, какой аромат всё-таки выбрала Мари?
Чтоб ей там аппетит отбило. Совсем из головы не идёт. Ничего, скоро сам всё разузнаю.
Просто ужин на террасе, убеждаю себя, накидывая косуху. Запираю дверь, прислушиваясь к частому топоту за спиной. Голова от мыслей и без того раскалывается — каждый шаг молотком по темечку.
Да что ж вы шумные такие, а?
— Мама, а можно мы поиграем в индейцев?
— Костя, ну какие индейцы? — распекает ребёнка уже знакомый мне женский голос. — В поросят поиграли уже, хватит.
— В пиратов! — вклинивается в разговор ещё один, совсем тоненький детский голосок.
— Господи, на полминуты всего отвернулась. Где вы только лужу так быстро нашли?
— Она сама появилась… — заговаривает будущий сказочник, но почему-то резко осекается.
Я оборачиваюсь, чтобы узнать, кого благодарить за наступление блаженной тишины. На меня с таким же немым вопросом смотрят три пары глаз. Два чумазых пострелёнка явно дошкольного возраста аж рты раскрыли, так поглотила их внимание моя персона.
Стоим, разглядываем друг друга, наверное, с полминуты.
— Привет, — растерянно скребу пятернёй затылок, поняв, что дети просто так не отомрут.
— Ксюша! — Лина хмурится, безуспешно пытаясь ухватить внезапно рванувшую ко мне девчушку за капюшон.
— Это ты бабайка? — Грозно тычет мелочь грязным прутиком мне в колено.
Ну вашу ж Машу! Как сговорились все.
Медленно опускаюсь на корточки, игнорируя подбежавшего к сестре мальчишку и грозное сопение их мамаши.
— Он самый, — киваю утвердительно, мрачно понижая голос. — И знаешь, что, Кнопка… Ты мне на один зуб. Так что слушайся маму или жди меня в гости.
— А мама сказала, что ты вредный и лохматый! Поэтому вот тебе!
У меня натурально бубенцы поджимаются, когда наглая Кнопка цепкими пальцами зажимает мне нос. Прямо чувствую, как на самом кончике наливается слива!
— Что ж ты, мать, детей страху не учишь? — зло стреляю глазами в хохотнувшую Лину.
— Ой, иди уже, куда шёл, умник.
Иду, а что мне остаётся делать? Потому что как реагировать на выходку маленькой бандитки в упор не соображу. Вроде и больно, и грязное пятно на светлых джинсах, а вроде похвалить охота. Всё-таки молодец девчонка, храбрая. Не растерялась.
К террасе решаю прогуляться пешком, чтобы ещё чуток стемнело и мои бесславные отметины не так сильно бросались в глаза. А то ж Герман наверняка начистил пёрышки, не чета мне подбитому. Ну ничего, посмотрим, что на моё появление дельного прокукарекает.
Мари
— И тут она бабайку хрясть за сопатку! — восторженно рассказывает Костя, сидя на стиральной машинке, пока я умываю своё изгваздавшееся в луже чадо.
Стоит представить, что по этому поводу думает Мартышев, как грудь сжимает невнятная горечь. Понимаю, что глупо, наверное, но очень хочется, чтобы он нашей девочкой гордился. Допускаю, что где-то поступаю неправильно, но страшно… Макс такой дурной, такой неуправляемый, нужна она ему, эта ответственность? Не станет ли обузой? Боже… Я скоро совсем спать перестану с такими мыслями.
Вот и круги тёмные под глазами — отмечаю, бросая быстрый взгляд в зеркало. Не стала даже особо краситься. Зачем? Ведь ужинать с Германом иду не для себя, а ради Лины. Это её звёздный час. Её пусть маленький, но шанс на семейное счастье. Собственно, присутствие подруги и было главным условием. Как ни крути, а он всяко приличнее усатых любителей рыбалки и закуски на скорую руку. Только бы у них всё получилось, как за себя волнуюсь.
— Больше он шуметь не будет, — продолжает тараторить уже Ксюша, отфыркиваясь от воды.
— Это бабай тебе сказал?
— Он не мог говорить, — важно поясняет Костик.
— Почему?
— У него глаза на лоб лезли, — признаётся Ксюша, пока я промокаю порозовевшие от смущения щёки полотенцем.
М-да… Представляю, сколько мне предстоит услышать о своих методах воспитания лестного. Тоже глаза куда-нибудь полезут, прятаться.
— Мари, там Амиль пришёл… — Заглядывает в ванную Лина.
Выражения растерянности на её лице гость настолько редкий, что я отстранённо оставляю подругу с детьми, а сама уже накидываю с десяток вариантов, чем таким мог озадачить её мой брат. От ножевого до полиции на хвосте.
Что сказать… Девица рядом с ним шокирует не меньше.
— Привет, сестра, — улыбается он в своей манере развязно, лишь глаза выдают, насколько Амиль сейчас не в своей тарелке. — Не надо делать большие глаза, я ж не с парнем в обнимку пришёл. Знакомься, это Аля. Она поможет присмотреть за нашими неразлучниками.
Аля, значит…
От силы лет девятнадцать, девочка-ромашка… Рядом с бритоголовым, татуированным Амилем смотрится так же странно, как котёнок рядом с гризли. Собственно, на брата эта Аля даже глаза поднять боится, так и сверлит пол потерянным взглядом, будто он её сейчас если не цапнет, то сожрёт.
— А Аля у нас кто? — Аккуратно забираю из напряжённых пальцев девушки лёгкий плащ.
Не нравится мне обилие платиновых колец на тонких пальцах, уж этот металл я отличать от серебра научилась. И плащик судя по бирке потянет на несколько моих новых зарплат.
Не моё дело, конечно, но не нашего она поля ягода. Как бы беду на него, дурака, не накликала.
— Моя девушка, — отзывается брат с каким-то злым вызовом, по-хозяйски обнимая Алю за плечи. Её передёргивает, но на бледном лице тут же расцветает улыбка.
— Здравствуйте. Извините, что без предупреждения…
— Всё в порядке, — нервно немного улыбаюсь в ответ. — Чувствуй себя как дома. Чаю хочешь?
— Нет спасибо, — скованно мотает она головой, будто ей на плечи бревно упало, а не мужская рука.
— Лина, познакомь пока гостью с детьми, пожалуйста, — прошу выглянувшую из ванной подругу, и обращаюсь уже к брату: — Пойдём на кухню, помощь нужна.
— Спрашивай, — хмыкает брат, едва я захлопываю за нами скрипучую дверь.
— Это кто?!
— Ты слышала.
— Она тебя шугается!
— Привыкнет.
— Амиль… Я точно могу вас оставить наедине?
Брат иронично вскидывает бровь.
— Думаешь, наброшусь при детях?
— Меня тревожит, что ты вообще такую мысль допускаешь. Она же не просто так тебя боится?
— Аля меня плохо знает, — пожимает он плечами, с вызовом задирая подбородок. — И сразу говорю: нет, я такой мысли не допускаю. Не в моём вкусе.
— Тогда зачем?..
— Так надо, — тихо вздыхает Амиль, обнимая меня. — Марьям, я тебе пять лет назад не задавал
