«Здесь, в этом мире многосменном…»
Здесь, в этом мире многосменном,Не забывай о небе звездном.Со всех сторон объявшем нас,О тайне, веющей оттудаНа жизни длящееся чудо,На каждый день, на каждый час.
Будь тайне этой чуткой чашей, —Пойми, нет будней в жизни нашей,Дня мудрых в жизни будней нет, —Сквозь боль, и гнев, и нетерпенье —Свет изумленья и прозренья —Неотвратимый звездный свет.
«Смотря альбом в осенней полумгле…»
Смотря альбом в осенней полумгле:«Как хорошо мы жили на земле!» —Подумала с улыбкой, забывая,Что я случайно всё еще живая.
Но там, на снимках старого альбома,С ушедшими давно, я больше дома.О, память, память! Плача и любя,Как мне за них благодарить тебя!
«В наш стройный мир, в его чудесный лад…»
В наш стройный мир, в его чудесный лад,Мы принесли разбой, пожар и яд.
И ширится земных пожарищ дым,Обуглен сук, где всё еще сидим.
Пока дышу, пока еще жива —Прости мне, лес, прости меня, трава!
Хочу упасть на эту землю ниц,Просить прощенья у зверей и птиц…
Последней жизни обрывая нить,Прости нам, Боже! — Хоть нельзя простить.
«На людьми затоптанной полянке…»
На людьми затоптанной полянке,Где окурком прожжена траваИ лежит, мерцающий едва,Плоский перстень от пивной жестянки, –
Я тройчатку желудей нашла,Гладких, плотных, буровато-ржавых,Тесно севших в чашечках шершавых, –И домой в кармане привезла.
Пальцы их бездумно извлекли,Бросили – случайная причуда –Трех дубов несбывшееся чудо,Отнятое мною у земли.
«Двадцать лет — их как не бывало!..»
Двадцать лет — их как не бывало!Снова я в любимом лесу,И в ладони тепло-усталойСмоляную шишку несу.
Пробираюсь знакомым бором,Улыбаюсь. Грущу. Молчу.Больше нет уже тех, которымЯ о нем рассказать хочу.
«Много желтых листьев попадало…»
Много желтых листьев попа дало,В их сухом сугробе стою…Милый друг, прощай — пусть нена долго, –До свиданья в ином краю.
Где под вечным солнцем, как водится,Нерушимо цветет весна…Я не знаю, где он находится,Но дорога к нему одна.
«Прощаясь мирно с радостью земной…»
Прощаясь мирно с радостью земной,Я оставляю всю ее в наследство:И солнцем позолоченное детство,И молодость с лирической луной.
И зрелости свободной тишину,И бледную прохладу увяданья,И с тихой музой редкие свиданья –Всё в малой го рсти бережно сомкну.
И брошу в мир, как на последний суд,В бутылке запечатанное слово, –И, может быть, у берега родногоОна пристанет, и ее найдут.
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Закипает каплями круглый водоем.Каменная девушка мокнет под дождем.
В сумрак влаги шепчущей, в запах мокрых роз,Раздвигая облако, солнце прорвалось.
Побежало искрами, остро и светло,По воде, по девушке блеском потекло.
А в ладони каменной, вогнутой у нейПьет и озирается бодро воробей.
Я с веселой нежностью перед ней стою –Словно я от свежести из ладони пью.
«Прикрыв глаза, сидеть в лесу на пне…»
Прикрыв глаза, сидеть в лесу на пнеИ радоваться мшистой тишине,Где только шорох млеющий одинБезудержного трепета осин,Где солнце греет сеткой вырезной,А на опушке ежевичный зной,И, сенным духом сладостно полна,Вплывает в лес горячая волна.Прикрыв глаза, сидеть в лесу на пнеВ бездумной и блаженной тишине,Где, как осина легкая, шурша,Без слов и мыслей молится душа.
«Огневой подобны парче…»
Огневой подобны парчеОблаков закатных хоромы.В золотом вечернем лучеПляшет мошек рой невесомый.
Свет последний — как он хорош,Как с ним мошек движенья слиты!Скоро луч погаснет — и что ж:Нет от ночи у них защиты.
Где он спрячется, робкий рой,Звездной выслеженный могилой?Если слышишь — спаси, укрой,Защити, сбереги, помилуй!
«В этом есть и своя услада…»
В этом есть и своя услада,Если в жизни идешь одна, —Мне спешить никуда не надо,Никому всерьез не нужна.
И ничьей не связана властью,Проживу, пожалуй, и так:Улыбаясь чужому счастьюИ гладя чужих собак.
«Ни к чьему не примыкая стану…»
Ни к чьему не примыкая стануИ ничьей не покорясь звезде,Я уже нигде своей не стану,Дома не найду уже нигде.
Сквозь земные горькие обидыЧужестранкой призрачной бреду,Как печальный житель Атлантиды,Уцелевший на свою беду.
ПОЛДЕНЬ
Медово-зелен спелый виноградНа деревянном остове беседки:На грузных гроздьях капельки горят,К ним осы льнут, настойчивы и едки.
Так пьян и нежен летний аромат,Так сонно-сухи солнечные ветки,Что первых строк ликующий отрядЛетит в пылу лирической разведки —
И вот запнулся в жаркой тишинеИ тайным эхом плещется во мне.
Неспешный день так ясен и отраден,Что говорят не строфы, не слова,Но вырезная крупная листваИ запах перегретых виноградин.
«В садах, где прохладные астры цветут…»
В садах, где прохладные астры цветут,Где яркий отдельный листок подбираем,Опавшие листья сгребают и жгут,И пахнет дымок их разлукой и раем.
Последние солнцем прогретые дни,Последняя в книге зеленой страница…Но чем-то прощальная горечь пьянитИ радостью тайной по жилам струится.
«В прозрачном небе вещий холодок…»
В прозрачном небе вещий холодок.Подсохшие деревья посветлели —И вот плывут осенние недели,Один шуршащий золотой поток.
Гоняет ветер пурпурный листок.Упругие заброшены качели.Забиты ставни. Птицы улетели.И дом нахохлен, стар и одинок.
А я тропинкой медленно бреду,Мне так просторно дышится в саду,Отцветшем, отзвеневшем, отлюбившем.От всех земных забот отрешена,В усталый мир нисходит тишина,Смиряя боль о бывшем и небывшем.
НА СТАРОМ КЛАДБИЩЕ
Плывет сияньем полдень мирныйНад жарким камнем стертых плит.Жук синеватый, ювелирныйВ огромной мягкой розе спит.
Подходит смерть, не скрипнув дверью,Но жизнь рождается опять —В сиянье, в горе, в благодать, —И нет конца ее доверью.
«Дрожащим отливает серебром…»
Дрожащим отливает серебромНа берегу осиновая рощицаНад гладким непоседливым бобром,Что деловито в озере полощется.
Стволы и ветки носит для запруд,Сплетает их с неутомимым рвением,И смотрит солнце на бобровый трудСветло и тихо, с полным одобрением.
Но человек, упорный лиходей,Разрушил дом и отнял жизнь звериную…Ах, если б в мире не было людей,А только теплый берег под осиною!
«Спасибо жизнь, за то, что ты была…»
