Все осташевские жители и крестьяне окрестных деревень пришли на похороны. Несметное количество венков и цветов покрыло свежую могилу на высоком берегу Рузы. Позднее над могилой вырос храм-усыпальница. Анатолий Федорович Кони, известный юрист и писатель, бывавший в Осташеве при жизни Князя Олега, вспоминал: «Свидания с ним были полны особой прелести: богато одаренный от природы, он горел интересом к прошлому, отзывчивостью к настоящему, восторженной верой в будущее… Беседы наши – у меня в Петрограде и в Осташеве – часто касались нравственных начал в области правосудия, причем мнения и замечания моего юного совопросника обнаруживали не раз исключительную тонкость понимания… В любимом им Осташеве, видевшем расцвет этой жизни, на высоком холме спит он вечным сном. Его сторожат развесистые деревья, кругом расстилаются далекие нивы, блестит в своих извилинах река и приветно высится церковь – все, что так чтил и любил он».
Война продолжалась. Братья воевали. Не достала немецкая пуля ни одного из остальных Князей Константиновичей, но через четыре года после смерти Олега настигла их бесовская ярость безбожников. Князьям Иоанну, Константину и Игорю Господь уготовал мученическую кончину в Алапаевской шахте вместе с Великой Княгиней Елисаветой Феодоровной и другими мучениками. Князь Гавриил оказался в эмиграции и там написал книгу воспоминаний «В Мраморном дворце».
Сестра Татьяна стала монахинею и многие годы была игуменьей женского православного монастыря на Елеонской горе близ Иерусалима. Сюда в 1920 году были доставлены святые мощи преподобномучениц Великой Княгини Елисаветы Феодоровны и инокини Варвары.
Все они были настоящими русскими патриотами, искренними, верующими, добрыми людьми, достойными того, чтобы соотечественники ни в какие времена не забывали их служения Богу и Отчизне.
В 1915–1916 годах в Осташеве над могилой Князя Олега был построен Храм во имя благоверных князей Олега Брянского и Игоря Черниговского (преподобномученика), а также преподобного Серафима, Саровского чудотворца. Великий Князь Константин Константинович предполагал сделать этот храм усыпальницей для членов своей семьи. Но в 1915 году он скончался. Работы остановились. Храм не был ни расписан, ни освящен. В 1920 году мародеры вскрыли могилу Князя Олега, и тогда обнаружилось, что тело его осталось нетленным. Местные власти решили тайно перезахоронить его, и, по некоторым сведениям, он был похоронен на церковном кладбище деревни Жулино за рекой Рузой, впоследствии кладбище было застроено деревенскими домами. Могила Князя Олега Константиновича оказалась утраченной, место ее неизвестно. Ныне храм-усыпальница восстанавливается.
В одном из своих стихотворений Князь Олег писал:Ручей скользит по камешкам кремнистым,По свежим берегам, по рощицам тенистым…Отрадно, в сырости пленительной ручья,Мечтами унестись за трелью соловья…Гроза прошла… а вместе с ней печаль,И сладко на душе. Гляжу я смело вдаль,И вновь зовет к себе Отчизна дорогая…
Жизнь и смерть Князя Олега Константиновича – прекрасный пример для молодых русских людей!
Четыре стихотворения
Князь Oлег Константинович Романов
1.
О, дай мне, Боже, вдохновенье,Поэта пламенную кровь.О, дай мне кротость и смиренье,Восторги, песни и любовь.О, дай мне смелый взгляд орлиный,Свободных песен соловья.О, дай полет мне лебединый,Пророка вещие слова.О, дай мне прежних мук забвеньеИ тихий, грустный, зимний сон,О, дай мне силу всепрощеньяИ лиры струн печальный звон.О, дай волнующую радость,Любовь всем сердцем, всей душой…Пошли мне ветреную младость,Пошли мне в старости покой.
31 декабря 1908
2.
Остатки грозной Византии,Постройки древних христиан,Где пали гордые витии,Где мудрый жил Юстиниан, —Вы здесь, свидетели былого,Стоите в грозной тишинеИ точно хмуритесь суровоНа дряхлой греческой стене…Воспряньте, греки и славяне!Святыню вырвем у врагов,И пусть царьградские христиане,Разбив языческих богов,Поднимут – крест Святой Софии,И слава древней ВизантииДа устрашит еретиков.
1910
3.
Гроза прошла… Как воздух свеж и чист!Под каплей дождевой склонился скромный лист,Не шелохнет и дремлет, упоенный,В небесный дивный дар влюбленный.Ручей скользит по камешкам кремнистым,По свежим берегам, по рощицам тенистым…Отрадно, в сырости пленительной ручья,Мечтами унестись за трелью соловья…Гроза прошла… а вместе с ней печаль,И сладко на душе. Гляжу я смело вдаль,И вновь зовет к себе Отчизна дорогая,Отчизна бедная, несчастная, святая.Готов забыть я все: страданье, горе, слезыИ страсти гадкие, любовь, и дружбу, грезы,И самого себя. Себя ли?.. Да, себя,О, Русь, страдалица святая, для Тебя.
1911
4.
Уж ночь надвинулась. Усадьба засыпает…Мы все вокруг стола в столовой собрались,Смыкаются глаза, но лень нам разойтись,А сонный пес в углу старательно зевает.В окно открытое повеяла из садаНочная, нежная к нам в комнату прохлада.Колода новых карт лежит передо мною,Шипит таинственно горячий самовар,И вверх седой, прозрачною волноюПолзет и вьется теплый пар.Баюкает меня рой милых впечатленийИ сон навеяла тень сонной старины,И вспомнился мне пушкинский ЕвгенийВ усадьбе Лариных средь той же тишины.Такой же точно дом, такие же каморки,Портреты на стенах, шкапы во всех углах,Диваны, зеркала, фарфор, игрушки, горкиИ мухи сонные на белых потолках.
Домниха, 1912–1913
На закате. К. Р. в 1914–1915 ГОДАХ
1
Вот продолжение событий 3 октября 1914 года: «Приехали в Осташево часа за полтора до прибытия гроба, – пишет К. Р. – Вышли ему навстречу на село. На площади, между часовенкой и памятником Александру Освободителю, служили литию. Гроб отвязали от лафета, осташевские крестьяне подняли его на руки и понесли по липовой аллее, направо на птичий двор, мимо окон Олега в сад и направо вдоль реки. Путь в начале парка, где ведет налево дорожка на холмик, возвышающийся над заливным берегом Рузы, под деревьями расположено «Натусино место». Так мы называли этот холмик, где есть скамейка: 9 лет назад, когда заболела Натуся, мы ждали тут телеграммы с известиями. Вместо крытого берестой круглого стола со скамейкой вырыли глубокую могилу, обделав ее деревянными досками. Здесь осташевский батюшка Малинин с нарочно прибывшими духовником Олега иеромонахом Сергием и павловским диаконом Александром отслужили последнюю литию. Георгиевский крест на подушке из материи георгиевских цветов держал Георгий. Осташевский батюшка перед опусканием гроба в могилу прочел по бумажке слово; оно было не мудрое, но чтение прерывалось такими искренними рыданиями батюшки, что нельзя было слушать без слез. Мы отцепили от крышки гроба защитную фуражку и шашку; кто-то из крестьян попросил поцеловать ее. Опустили гроб в могилу. Все по очереди стали сыпать горсть земли, и все было кончено».
5 октября: «Чудные октябрьские дни. С утра морозит, на траве иней, на реке сало, а днем на солнце тепло. Приехал по нашей просьбе всеми нами любимый инженер Сергей Николаевич Смирнов. Мы хотим, согласно желанию Олега, выстроить над его могилой церквушку во имя преподобных князя Олега и Серафима Саровского. Смирнов охотно за это берется». В тот же день К. Р. пишет Кони: «В тяжкие, горестные дни, последовавшие за 29-м сентября, когда не стало нашего сына Олега, «новопреставленного воина, за веру, Царя, Отечество на поле брани живот свой положившего», моя мысль не раз обращалась к вам в уверенности, что найдет вас плачущим и сочувствующим нашей незаменимой потере… Я не ошибся. По желанию, неоднократно выраженному нашим незабвенным усопшим, мы похоронили его в Осташеве… Господу угодно было взять у меня того из сыновей, который по умственному складу был наиболее мне близок. Да будет Его Господняя воля».
В декабре 1914 года К. Р. совершил свою последнюю инспекционную поездку по городам, – он был в кадетских корпусах Москвы (куда были эвакуированы также корпуса из Варшавы и Полоцка) и Орла. Время от времени появлялись в Петрограде, во время кратких отлучек с фронта, сыновья: Игорь Константинович, штабс-ротмистр лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка (флигель-адъютант), Константин – штабс-капитан лейб-гвардии Измайловского (тоже флигель-адъютант); появлялись и старшие – Иоанн и Гавриил, оба кавалерийские офицеры. К. Р. встречал их с большой нежностью, – все они могли быть убиты на войне, так как постоянно находились под обстрелом и в самых тяжелых переделках. Об Иоанне, штабс-ротмистре лейб-гвардии Конного полка, видевший его на фронте игумен Серафим (Кузнецов) писал, что «он был трогательно чуток и прост к солдатам». Измайловец Князь Константин Константинович, рискуя жизнью, спас полковое знамя, за что и получил Георгиевский крест. Удивлял своей храбростью товарищей Князь Игорь Константинович.
