– Меня послали сюда, – заявил Квайр тревожаще, – дабы сопроводить джентльмена. Кто-нибудь владеет нашим языком?
Древний дворянин, запеленут в соболя, поднял глаза, заговорив сбивчиво и гортанно:
– Я владею, сир. Вы с берега? Что случилось? Выстрелы. – Он моргнул. Он был близорук.
– Вы сели на мель, сир. Разбились, сир. И разломитесь, если не сойдете на сушу.
(Последнее – ложь.)
– Что нам делать? – Пронзающий взгляд. – Кто вы такие?
– Капитан Флетчер. Береговая охрана, сир. Услышанные вами выстрелы – наши, мы отгоняем разбойников, что сопутствуют кораблекрушению, как воронье – труповозке. Вам повезло, мы были неподалеку. Скорее, где ваши женщины и дети?
– С нами их нет.
– Сей пассажир выглядит родовито.
– По правде, сир, он таков.
– Так давайте сведем его с корабля и вас тоже. Кого еще?
– Сперва его. Я не значим. И тут имеются ценности. В каюте. Их должно спасти. Они суть дары…
– Ценности можно эвакуировать позднее, сир, но не людей, – изрек Квайр упрекающе.
– Сии ценности важны необычайно. Помогите Его… сему джентльмену сойти на берег. Я доставлю сокровище. – Он обратился к королю на полонийском. Тот расплывчато улыбнулся.
Квайр как бы вступил с собою в дискуссию. Затем кивнул.
– Будь по-вашему, если таков, вы считаете, лучший расклад. Мой лейтенант, вот он, отправится с вами. – Он подал королю руку в перчатке, тот сперва глядел на нее непонимающе, потом принял. – Поднимайтесь, Ваша Милость.
Король встал на неверные ноги, и Квайр поддержал его, помогая спуститься по трапу и далее.
– Сир, осторожней, заклинаю.
– Я весьма обязан вам, сир, – сказал Полониец на Высокой Речи, используемой дипломатами на всех широтах, однако Квайр изобразил беспритворное невежество.
– Простите, сир, я не разумею ни слова из вами сказанного.
Они очутились на палубе и продвигались к точке, в коей взошли на борт Квайр с Лудли. Судно содрогнулось вновь, весьма живо, и Квайра со всей силы отбросило на релинг. Ветер переменился, сделался пронзителен. Луна пропала. Вода бесцельно билась о гибнущий корабль. Квайр заковылял обратно, все еще полутаща Полонийца, и тот, бормоча что-то со смутным радушием, позволил свести себя по наклонным ступеням, пока Лудли сзади орал: «Сюда!» – маша солидным тюком, а старый аристократ в его тылу созывал команду воспоследовать, чего Квайр уже какое-то время опасался. Он довел нерешительного Полонийца до отмели. «Легче, сир. Легче, сир». Взял Полонийца за руку и тянул ее. Лудли шел следом, старик оставался на ступенях и звал своих людей.
Квайр с опекаемым вышли из воды и потащились в горку, на пляж, откуда показались О’Бриан и другие.
– Вот и мы, О’Бриан! – воззвал Квайр. – Попридержи их, Луд, и встречаемся на мельнице.
О’Бриан выпростал руку, дабы взяться за короля и подвести его к запасной кобыле.
– Полезайте, милорд.
Король хихикнул и затряс головой. О’Бриан выразился по-полонийски, и Полониец, опять воссмеявшись, с готовностью оседлал гнедую. Квайр обрел своего воронка и запрыгнул в седло, взяв гнедую под уздцы, водрузился на коня и О’Бриан. Квайр слышал, как Лудли криком велит матросам идти вброд на берег, ища их господина, после чего десяток подлецов под Лудлиной командой принялась лупить из мушкетов и пистолетов, срезая матросский авангард.
Король надсадно вопрошал О’Бриана, тот вновь ответствовал, как условились они с Квайром, что на берегу хозяйничают разбойники, вечно вылезающие из нор в надежде напасть на потерпевших кораблекрушение, и что береговые охранники отгоняют злочинцев.
Они стремительно галопировали по мелководью, разделяющему остров и материк, пока Полониец не заорал и не попытался натянуть поводья.
– Чего он хочет, О’Бриан? – Квайр перекричал ветер.
– Говорит, беспокоится за своих, должен остаться.
– Сколь достойно. Скажи ему, что грядет прилив и всем следует перебраться на возвышенность, что наши люди присмотрят за оставшимися.
О’Бриан медленно заговорил по-полонийски. Король ответствовал, упрямясь по-прежнему.
– Что там еще, О’Бриан?
– Говорит, сейчас вроде отлив.
– Так и есть! – Квайр ухмыльнулся. Не отступай вода, они и вовсе не смогли бы пересечь широкую полосу песка. – А он местами наблюдателен, верно? Скажи, что прилив обманчив. Вложи в голос настоятельную нотку, О’Бриан!
На них обрушился порыв ветра, ударив с такой силой, что покачнулись лошади.
– Н-но, Митра вам в печень! – завопил Квайр.
Сзади раздались новые выстрелы. Король пытался развернуть гнедую.
– Всласть твою Ариадну! – Квайр подскакал ближе, сбил королевскую шапку, извлек из чересседельной кобуры пистолет и, пока Полониец изгибал шею, дабы уразуметь, что происходит, сильно стукнул его в основание взлохмаченного черепа, перехватил прежде, чем тот сверзился, уложил на луку седла, опутал для верности поводьями, взял уздечку и повел гнедую далее. О’Бриан разрядил один пистолет, явно от радости, и помахал вторым. Они почти добрались до травянистых дюн, на коих посверкивал снег, ясно свидетельствующий, что приливные отмели позади и вскоре покажется взаправдашняя суша.
Они скакали галопом, вглубь и на восток, прочь от портового города Родж, ибо Квайр принял решение оставить по меньшей мере полсотни миль между собой и кораблекрушением, дабы их не обнаружили по воле случая.
Квайр оглянулся и увидал редкие вспышки, сопровождаемые столь же скудными стрельбой и криком. Если расчет верен, Лудли и его людям пришлось трудиться даже менее, чем предполагалось, и ныне они верхом удаляются от «Миколая Коперника» и его команды, скача во весь опор, пока вести не добрались до Роджа и не выслана подмога. К тому времени настанет утро, лиходеи будут на пути в Лондон, Лудли присоединится к ним в условленном месте, везя с собой, на счастье, сокровище полонийского Короля.
Они мчались, и Квайр зашелся вдруг грубым, лающим хрипом где-то между воем и граем, заставляя О’Бриана преизрядно занервничать, пусть до него и дошло, что Квайр смеется.
* * *
Считаные часы спустя перепачканный, дрожащий Лудли – кривой зуб отплясывает в унисон с другими, менее заметными собратьями, тюк зажат меж бедрами и седельным рожком, лицо синюшное, а взгляд тусклый, будто оледенелый, – узрел мельницу, на коей была условлена встреча. Ветряк вздымался черным силуэтом в рассветной бледности, его старые крылья поскрипывали, будто пытались вызвать ветер. Лошадь шлепала по мелко-топью; ее копыта с каждым шагом ломали лед; гнулась и ломалась замерзшая трава. Пейзажу явственно недоставало красок, и Лудли казалось черным все, что не было белым. Даже ссутулившаяся фигура Квайра, сидящая близ мельницы у костерка, представала глазам Лудли всецело черной. Он крикнул и перепугался, поскольку с губ его сорвался устращающе громкий рев, и сколько-то белых гусей забили крыльями, срываясь в блеклое небо.
– Квайр!
Тот поднял голову и бодро махнул рукой. На его колене покоилась мертвая ощипанная дичь.
Лудли повел лошадь по маленькому гниющему мостику через засорившийся ручей.
– Где наш опекаемый?
– Внутри, связан и дремлет.
– О’Бриан?
Квайр повел ножом, используемым для потрошения гуся. Холмик, на коем он сидел, пошевелился и застонал. Из недр медвежьей шкуры страдальчески глядели налитые кровью глаза.
– Он послужил первой цели – налаживанию контакта с опекаемым. Ныне служит второй. Той, что предложена им самим. Он приятственно согревает меня последние два часа, пока еле теплится огонь.
О’Бриан отверз рот и застонал снова. Его стиснутые зубы сочились кровью, стекавшей по губам. Смекалистый Квайр взял несколько гусиных перьев и плотно вогнал их меж зубами О’Бриана, дабы бегущая кровь никак не попортила медвежьей шкуры. О’Бриан заскулил, моля Лудли о помощи, но тот отвел глаза и вошел в мельницу, заметив, ибо он был заметлив, три тщательно всаженных кинжала, торчавших из дергавшейся спины О’Бриана.
– Что далее? – вопросил он, глядя на полонийского Короля, храпевшего на древней соломе. Усадив свой зад на обломок разбитого жернова, он стал развертывать тюк.
– Монфалькон притворится, будто послал отряд. Свинн доставит послание о выкупе одному из полонийских купцов в Лондоне – внеся ясность в том смысле, что мы понятия не имеем, кого захватили, – и в итоге после суеты сует нашу жертву обнаружат целой, невредимой и с почти полным комплектом ее сокровищ. – Квайр говорил, не глядя на Лудли, что аккурат подносил золотую фигурку к лучу света, проникшему сквозь прореху в мельничной крыше. – Почти полным, Луд. Если нас поймают с лишком хабара, на сей раз болтаться нам на перекладине как пить дать, пусть даже придется менять Закон. Монфалькон не сможет позволить себе нас спасти. Полоний востребует наши жизни. Сокровище, или большую его часть, должно вернуть с владельцем.
Лудли возвратил ценности на место. Поднял тюк и бросил его в угол.
