Аттила, предводитель гуннов (406—453). Фото AGE-IMAGES/EAST NEWS
Вместе против Аттилы
Тут на Европу как раз обрушивается новое несчастье, неожиданное и для готов, и для римлян, — приходят гунны во главе с известным всем Аттилой. С этого времени — с 375 года нашей эры — историки официально и отсчитывают время Великого переселения народов. Кочевые и оседлые племена в панике разбегаются от напасти: «Бич Божий» не щадит никого.
Уже знакомый нам Иордан так описывает новых врагов, затмивших своей свирепостью германцев: «Их свирепая наружность выдает жестокость их духа: они зверствуют даже над потомством своим с первого дня рождения. Детям мужского пола они рассекают щеки железом, чтобы раньше, чем воспринять питание молоком, попробовали они испытание раной. Поэтому они стареют безбородыми, а в юношестве лишены красоты, так как лицо, изборожденное железом, из-за рубцов теряет своевременное украшение волосами... При человеческом обличье живут они в звериной дикости».
Гунны — монголоиды, и, как видим, европеец по-своему объясняет отсутствие растительности на лицах представителей желтой расы. Но, как бы там ни было, они и вправду несут смерть всему живому. Переговоры с ними невозможны. Это очевидно и римлянам, и готам, обустроившимся уже на новой родине. Тем временем, кстати, почти одновременно с гуннским вторжением в их «стане» произошло важнейшее для будущей истории событие. Они разделились, как уже упоминалось выше, на два великих клана. По бытующей внутри самой германской среды легенде, это произошло стихийно — во время переправы через некую широкую реку. Половина готского народа успела перейти по мосту, и тут он внезапно рухнул. Те, что успели переправиться на запад, стали называться вестготами, а те, кто остался на восточном берегу, — остготами. В реальности же, очевидно, дело было связано с соперничеством двух сильных родов: Балтов и Амалов, а названия, связанные с географией, возникли уже позднее. Некоторые же ученые и вовсе относят приставку «вест» не к указанию на сторону света, а к корню, означающему «мудрый». А «ост» — к слову «блестящий», «знатный»: род Амалов считался более древним и благородным.
Но мы отвлеклись от основной линии повествования. Остготов гунны наголову разгромили в 375-м. Король Эрманарих, по одним сведениям, покончил с собой, по другим — просто скончался от горя и позора. Уцелевшие остготы принуждены были в дальнейшем сражаться на стороне Аттилы против своих братьев с запада. Лишь много позже (при знаменитом Теодорихе и расцвете Равенны) цивилизация «восточных» германцев возродилась.
Внешний вид германских «варваров» I—IV веков. Фото ALAMY/PHOTAS
Заклятые друзья
Вестготы же, поколебавшись, выбрали из двух зол меньшее — обратились за помощью к империи, которая, конечно же, была рада внезапно возникшим в критической ситуации союзникам. «Готы спасут Рим !» — зазвучало в сенате. И надежды латинян понятны: в том, что германцы — отличные воины, они неоднократно убеждались. Вдобавок, к концу IV века вестготы успели стать самым романизированным из пришлых народов империи — сказалась жизнь бок о бок с «гостеприимными хозяевами». Большая их часть давно перешла на латынь, да и вообще тянулась к высокой цивилизации. Потомков кочевых аскетов привлекал римский образ жизни. Для них римлянин был человеком, который ест на хорошей посуде, носит дорогое платье и блещет разнообразными познаниями. Так что отношение «дикаря» к «коренному жителю империи» сделалось, вероятно, сложной смесью застарелой враждебности с завистливым восхищением. Эти готы так далеко ушли от своей прародины, что до них уже не могли дотянуться длинные тени старых богов. Странствующий «народ-солдат» изменил вере отцов: отвернувшись от мрачных лесных капищ, он уже в первой трети IV столетия принял христианство. Правда, не «классического» толка, а так называемую арианскую ересь, утверждавшую в первую очередь человеческую природу Христа . Просто на том этапе арианством увлеклась и значительная часть римской аристократии, которой знать германская стремилась подражать. Так что появился еще один «повод» для сближения. Вестготы получили официальный статус федератов — «друзей империи». Теперь они официально отвечают за безопасность границ, а власти обязуются снабжать их всем необходимым.
Увы, римляне плохо выполняют свои обещания. Коррумпированное латинское начальство держит могучих вооруженных людей и их семьи впроголодь, всячески выгадывая на довольствии. На рынках возле вестготских лагерей алчные торговцы сбывают под видом телятины собачатину: сойдет для дикарей…
Неосторожность, конечно, вопиющая. Естественно, в стане федератов вспыхивают бунты — этот народ привык все решать силой меча. Так, 9 августа 378 года они наголову разбили своих «друзей» под Адрианополем. Все тот же Валент, с которым было подписано первое соглашение, тот, кто убедил или, как выражается католик-хронист, «соблазнил» язычников арианством, оказался заживо сожженным на скромной вилле, где он попытался укрыться от гнева своих же союзников.
Короля Алариха, знаменитого покорителя Рима, соплеменники, согласно легенде, захоронили на дне реки Бусенто в Калабрии. Фото MARY EVANS/PHOTAS
А в 410 году вождь вестготов Аларих вообще осаждает Рим. Ворота на запоре. Брошен отчаянный клич: «Все на защиту родных стен!» Жители вооружаются, кто чем может, а предводитель «дикарей», у которого под командой стотысячное войско, только насмешливо ухмыляется: «Ну же, вставайте против меня все скопом — чем гуще трава, тем легче косить!» В осажденном городе разрушен водопровод, начинаются болезни, голод, даже людоедство. Наконец, не в силах видеть страдания соотечественников, христианка, некая Проба, тайно открывает врагам ворота. 24 августа 410-го Рим впервые со времен становления государства переживает высшее унижение — он взят врагами. Вестготы, разумеется, грабят, но… не поджигают город и не оскверняют храмов, как поступали в истории многие мятежники из числа самих римлян. Победители — хоть и ариане, но ведь христиане. Они чтят папу и уважают его паству. «Мы воюем с Римом, но не с апостолами!» — заявляет Аларих.
И вскоре вестготы уходят из столицы империи. В их планы не входило подчинить ее политически. Цель была — добиться справедливости, получить недовыплаченное чиновниками, а также заодно — новые, еще лучшие земли.
После взятия Рима, в частности, им досталась Галлия. И вот уже 1 января 414 года в Нарбонне близ Средиземного моря гуляет пышная свадьба: король Атаульф, наследник внезапно умершего Алариха, женится на Галле Плацидии, сестре императора Гонория. Жених по римскому обычаю облачен в тогу, поэты сочиняют в честь молодых эпиталамы, как это делалось еще в самих великих Афинах, а пятьдесят юношей-рабов, одетых в шелка, один за другим подносят невесте подарки на золотых и серебряных блюдах. Этот брак символизирует единение вестготов и латинян. Здесь, на юге нынешней Франции, начинаются три блестящих века Вестготского королевства, и ни хозяева, ни гости на этом пиру даже не подозревают, что главным событиям предстоит разыграться совсем в другой стране — Испании. Жених, правда, не пройдет и двух лет, как будет убит своими же приближенными за излишнюю приверженность римским порядкам, а невесту подвергнут издевательствам и бросят в темницу. Но это уже не повлияет на ход истории: истоки первого в Европе феодального государства нового типа — здесь. Между прочим, и с формальной точки зрения именно Атаульф может считаться основателем державы вестготов в Иберии — он первым перешел Пиренеи и в год своей свадьбы завладел Барселоной .
Провинция у моря
Испания во времена Гонория представляла собой, в общем-то, Богом забытую окраину. Романизированное население говорило на изрядно уже испорченной местной латыни, управлялось назначаемым из Города безо всякой разумной стратегии начальством и в случае необходимости могло просить реальной помощи лишь у тех военных, что жили здесь по случаю ранней отставки и отхода от дел. Это была типичная «тихая провинция у моря», вроде той, где, по словам поэта, жить в империи «лучше».
Однако «идиллическое» состояние сразу прекратилось, когда в самом начале V века традиционным путем через Пиренеи — а именно по удобному Ронсевальскому ущелью — повалили разнородные племена: вандалы, аланы, свевы. Местные жители слали Гонорию мольбу за мольбой о защите, но нерешительный государь лишь посоветовал им «смирить враждебность» оккупантов… и добровольно разместить их по своим домам. Государству на закате его дней было уже не до подданных.
Конечно, при всех объективных обстоятельствах императору вовсе не хотелось терять свои, как тогда говорилось, Испании . Для борьбы против вандалов и свевов он решил — и это после разорения Рима! — вновь опереться на вестготов. Несмотря ни на что, они хорошие союзники — если их, конечно, не раздражать.
