карлика, но не успела она приглядеться, как оно молниеносно скрылось, а тетя чуть не лишилась чувств.
– Рыжий мальчишка? – сказал Дарнелл. – Но я думал… Какая удивительная история. Не слышал ничего необычнее. И что это за мальчишка?
– В свое время узнаешь, – сказала миссис Дарнелл. – И правда очень странно, верно?
– Странно! – Дарнелл на время задумался. – Я знаю, что думаю, Мэри, – произнес он наконец. – Я не верю ни единому слову. Я считаю, что твоя тетя сходит с ума, или уже сошла, и ей мерещится. Все это похоже на вымысел безумца.
– Ты совершенно ошибаешься. Каждое слово – правда, и если позволишь продолжить, поймешь, как все произошло.
– Ну хорошо, продолжай.
– Так, на чем я остановилась? Ах да, тетя увидела, как мальчишка ухмыляется из-за живой изгороди. Да, что ж, на пару минут она ужасно перепугалась – слишком уж странное было его лицо, – но потом набралась смелости и сказала себе: «В конце концов, уж лучше рыжий мальчишка, чем детина с ружьем», – и решила про себя пристально следить за дядей Робертом, так как понимала по его виду, что он все знает; казалось, он над чем-то усиленно размышлял, не зная, как поступить, и то и дело открывал и закрывал рот, как рыба. Так она ничего не выдала, не обмолвилась ни словом, а когда он сказал что-то о красивом рассвете, бровью не повела. «Ты что, меня не слышишь, Мэриан?» – возопил он с сердитым видом, да так громко, будто кричал кому-то в соседнем поле. Тогда тетя извинилась и сказала, что оглохла от холода и плохо слышит. Она заметила на лице дяди немалое удовольствие, а то и облегчение, и поняла: он решил, будто она не слышала свист. Вдруг дядя притворился, что заметил высоко на изгороди красивую веточку жимолости, и сказал, что обязательно сорвет ее тете, пусть она только пойдет вперед, а то он нервничает, когда за ним наблюдают. Она согласилась, но сама только зашла за куст, найдя укрытие в живой изгороди, и обнаружила, что хорошо его оттуда видит, хотя и ужасно расцарапала лицо из-за розового куста. И где-то через минуту из-за изгороди показался мальчишка, и она видела, как они с дядей заговорили, и поняла, что это тот самый мальчишка, потому что сумерки еще не могли скрыть его огненно-рыжую шевелюру. И дядя выбросил руку вперед, словно чтобы схватить его, но тот только прыснул в кусты и был таков. Тетя тогда не сказала ни слова, но тем вечером, когда они вернулись домой, заявила дяде, что все видела, и потребовала объясниться. Поначалу он растерялся, что-то мямлил да лепетал, сказал, что соглядатайство – не черта хорошей супруги, но наконец заставил ее поклясться сохранить все в тайне и рассказал, что он очень высокопоставленный вольный каменщик, а мальчишка – посланник ордена, носивший ему депеши наивысшей важности. Но тетя не поверила ни слову, поскольку ее собственный дядя был масоном и никогда себя так не вел. Тогда она и начала опасаться, что на самом деле это анархисты или кто-то из их братии, и с каждым звонком в дверь думала, что дядю раскрыли и за ним явилась полиция.
– Какой вздор! Будто человек с недвижимостью станет анархистом.
– Ну, она видела, что у него есть какой-то страшный секрет, но не знала что и думать. И тут она начала получать по почте всякое.
– По почте! Это что еще значит?
– Всякую всячину: осколки битых бутылок, завернутые бережно, будто украшения; посылки, которые все разворачивались и разворачивались пуще китайских шкатулок, а как дойдешь до середины, там только написано большими буквами «кот»; старые вставные зубы, сухая красная краска и, наконец, тараканы.
– Тараканы по почте! Вздор и чепуха; твоя тетя – полоумная.
– Эдвард, она показывала мне посылку; это была пачка из-под сигарет, а внутри – три дохлых таракана. И когда она нашла точно такую же пачку, еще наполовину полную сигаретами, в кармане дядиного пальто, у нее снова голова пошла кругом.
Дарнелл простонал и беспокойно поерзал, чувствуя, что история о семейных неурядицах тети Мэриан приобретает сходство со злым кошмаром.
– Что-нибудь еще? – спросил он.
– Дорогой, я не пересказала и половины того, что мне сегодня поведала тетя. Одним вечером ей почудилось, что она видела в кустах привидение. Она переживала из-за цыплят, которым пора было вылупиться, и вышла после захода с яйцами и крошками на случай, если они уже вылупились. И тут увидела прямо перед собой силуэт, скользящий у рододендронов. Он походил на низкого стройного человека, одетого, как одевались сотни лет назад; меч на боку и перо в шляпе. Она уж думала, что там на месте и умрет, и, хоть через минуту он пропал и она пыталась убедить себя, что это только разыгравшееся воображение, упала в обморок, как только вернулась. Дядя тем вечером был дома, и когда она ему все рассказала, выбежал на улицу и не возвращался добрых полчаса, а когда вернулся, заявил, что ничего не нашел; но в следующую же минуту тетя услышала у самого окна тот самый тихий свист, и дядя выбежал вновь.
– Моя дорогая Мэри, давай перейдем к сути. К чему все это ведет?
– А ты не догадался? Как же, конечно же все время это была та девица.
– Девица? Ты вроде бы говорила о мальчишке с рыжими волосами?
– А ты не понял? Она актриса, вот и переоделась. Она не оставляла дядю в покое. Мало ей было, что он проводил с ней чуть ли не каждый вечер на неделе, так он ей понадобился еще и по воскресеньям. Тетя нашла письмо, где был описан этот ужас, так все и вышло на свет. Она звала себя Энид Вивиан, хотя сомневаюсь, что на это имя у нее прав больше, чем на любое другое. И вопрос теперь в том, как быть?
– Давай все обсудим позже. Я еще выкурю трубку, а потом ляжем в постель.
Они уже почти уснули, когда Мэри вдруг сказала:
– Не странно ли, Эдвард? Вчера вечером ты рассказывал мне о таких чудесах, а сегодня я рассказываю о гнусном старикашке и его проделках.
– Не знаю, – сонно ответил Дарнелл. – На стенах той большой церкви на холме я видел самых разных щерящихся чудищ, вырезанных в камне.
Дурное поведение мистера Роберта Никсона принесло за собой такие странности, каких и вообразить было нельзя, и не потому, что Дарнеллы продолжали мечтать о фантастическом в духе тех первых путешествий, о которых поведал Эдвард; больше того, когда однажды воскресным днем Мэриан
