– Он, наверное, богатое наследство оставил?
– Да, говорят, в последнее время получал Харченко много. И чиновник был не из последних. Наверняка откаты брал, я его как облупленного знаю. Дом, говорят, роскошный оставил, две или три квартиры.
– А тебе ничего не перепало?
– С какой стати? По закону разведенной жене никогда ничего не светит.
– А Лиле досталось? С дочерью ведь не разводятся.
И снова что-то передернулось в лице Лидии.
– А про нее-то мне откуда знать?! – с преувеличенным, как мне показалось, жаром опять ответила она. – Я ж говорю: мы не общаемся.
Мы поговорили еще минут десять про работу, про поездки за границу.
Ничего в моем сердце ни разу не дрогнуло: слишком уж нынешняя Лидия отличалась от той, прежней. Ничего общего, разве что тембр голоса, но все равно он звучал не кокетливо и не зазывно, как в молодости, а больше устало или раздраженно.
Алексей Данилов
Варя иногда помогала мне в работе. Но не в этот раз. Она страшно занята своим делом – не знаю каким. Пропадает целыми днями, а бывает – и полночи прихватывает. Я ее не ревную – но скучать скучаю. И жалею. И понимаю, что ей не до моих проблем.
И еще я думаю о Вариной попытке взять меня на слабо. Может, мне и впрямь следует потренироваться, чтобы научиться преодолевать разнообразные защиты и проникать в нутро любого человека даже помимо его желания? Может, она права? Я, как экстрасенс, далеко не совершенен? И мне надо доказать, что я умею действовать, когда мне сопротивляются? В любом случае, чтобы просить помощи у своей гражданской жены, время для меня сейчас не самое удачное.
Оставалось действовать соло, идти по списку – от простого к сложному. Последним погибшим из тех, кто жил в Москве, был актер Селиверстов.
Я залез на сайты отечественных желтых газет. Что они писали в дни, последовавшие за смертью артиста? На первый взгляд, никаким криминалом не пахло. На второй – тоже. Да, Селиверстов проживал последнее время в одиночестве – снимал однокомнатную квартиру на Юго-Западе. Но из семьи он формально не уходил, на развод не подавал. Жена в своих заплаканных интервью утверждала, что, будучи один, он – тонкая артистическая натура – лучше мог готовиться к спектаклям и съемкам.
И вот однажды он вдруг перестал отвечать на телефонные звонки. Не пришел в театр на репетицию – хотя прежде за ним прогулов никогда не замечалось. Сразу позвонили супруге – та немедленно бросилась в квартиру мужа, у нее был запасной ключ. Вошла – и обнаружила благоверного лежащим на ковре в гостиной/спальне. Он не дышал.
Коллеги по театру и по съемкам ничего не рассказывали о его любовных приключениях и походах налево. В том смысле, что, наверное, они были, но толком никто ничего не знал и утверждать не мог. А может, не считал нужным откровенничать. Выпивал ли Селиверстов? Случалось, рассказывали друзья, однако обычно вел себя спокойно, не дебоширил. Аналогично отзывались и новые соседи: никаких криков или скандалов из квартиры не доносилось. В оргиях и попойках замечен не был. Да, позвякивало, бывало, что-то в пакетах по вечерам, когда Селиверстов возвращался из театра домой. По утрянке видывали его красноватым и слегка опухшим. И в тапочках к ближайшему ларьку, случалось, он бегал. Но если Виталий и пил, то культурно, интеллигентно, без безобразий.
О возможных женщинах актера жильцы тоже высказывались осторожно – вроде и не было никого. А может, жена захаживала? Или все-таки посторонние приходили какие? Но, может, и не к нему вовсе, а к Нахальцеву с пятнадцатого этажа – вот там настоящий притон устроили. Во всяком случае, вдвоем с дамочкой несчастного Селиверстова никто не видел. Ни перед кем он дверцы машины или парадную не растворял. А кто к нему в дверь звонил, с каких сайтов девочки, из каких агентств и эскорт-услуг – о том история умалчивает. Кто их толком видывал?
Спустя пару дней появилось медицинское заключение. Газета «ХХХ-пресс» даже опубликовала его фотокопию. Согласно ему, актер погиб от острой сердечной недостаточности. В крови его обнаружено количество алкоголя, соответствующее паре стопок коньяка (или паре стаканов сухого). Смерть наступила среди ночи, около четырех утра. Артист хотел, видимо, вызвать «Скорую» (или жене позвонить), да трубка выпала из его рук.
Потом, примерно через полтора месяца, вышел и окончательный вердикт судмедэкспертов – он был более углубленный, однако в общих чертах повторял первый патологоанатомический эпикриз. Перевести на русский его можно было незатейливо: стало плохо с сердцем. Весьма распространенное явление среди мужчин за пятьдесят, особенно тех, кто рыпается: уходит из семьи, пьет и (возможно) встречается с молоденькими женщинами.
Печальная история.
Когда-то я говорил, что ни с какими изображениями, а тем паче интернет-сайтами работать не могу. И мошенник тот, кто берется по фотографии определить местонахождение пропавшего человека или причину его смерти. Однако не требовалось никакого третьего глаза, чтобы заключить, что история гибели Селиверстова попахивает враньем – слишком она была благостной. А может, наткнувшись на женские следы в делах о смерти Марцевича и Горланина, я стал чересчур подозрительным? В любом случае, я решил: надо поговорить с женой актера – то есть, виноват, уже с вдовой.
Из тех же бульварных изданий я узнал, что супруга Селиверстова была гримершей и работала в основном на телевидении в Останкине – хотя случались у нее, конечно, левые подработки: в рекламе и на кабельных телеканалах. Гримерша и актер – устойчивое сочетание в артистических кругах. Как артистка и режиссер (или, по новому времени, артистка и продюсер). Молодые девочки, труженицы гримуборных, охотно влюбляются в премьер-актеров в вальяжном возрасте. А те, в свою очередь, находят в их объятиях отдохновение от стервозных и взрывных партнерш по сцене и экрану (с которыми обычно начинают свою семейную биографию). Вот и у Селиверстова с гримершей длился третий брак. О нем отзывались как о довольно стабильном – он продолжался лет двенадцать. Хотя, похоже, Актер Актерыча догнал-таки бес, уязвил в ребро – а как иначе расценить его эскападу со сниманием однокомнатного убежища?
Звали молодую вдову Ксенией, и фамилию свою девичью она, конечно, двенадцать годков назад поменяла, стала Селиверстовой. Я поехал к ней в Останкино. Не знаю почему, но был я уверен, что найду ее именно там. И не упрекайте меня в излишнем рекламировании собственных сверхспособностей. Я убежден, что любой человек при небольшой тренировке, а главное, веря в себя, способен заранее оценить: насколько успешным будет его предприятие. А я опять-таки смогу потренироваться в том, в чем я, по мнению своей прекрасной сожительницы, не преуспеваю – в экстрасенсорике в условиях противодействия.
Первая преграда ждала меня на входе. Рамка металлоискателя, турникет, а рядом секьюрити с автоматом. Достаточно было полминуты, чтобы увидеть, что стоит он совсем не для проформы и проверяет пропуска весьма внимательно, у кого разовые, обязательно просматривает паспорт. Я подумал, что полицейских, даже сержантов, учат, как утверждает Варя, элементарным вещам – как ставить защиту и прочее, – и решил практиковаться на менее бдительных церберах. Подошел к окошку бюро пропусков. Широко улыбнулся, протянул паспорт девушке, устанавливая с ней контакт: «Я к Ксении Селиверстовой». – «Вам заказано?» Самое главное тут: самому быть уверенным, что да, заказано, меня ждут не дождутся и давным-давно выписали пропуск. Девица скользнула взглядом вдоль длинного ряда фамилий, а я представил, что там значится ровная строчка: Данилов Алексей Сергеевич.
Все удалось. (Получай, Варвара! Не премину рассказать тебе о своем успехе.) Девушка выбросила на конторку мой паспорт и квиток разового пропуска. Сержант на входе паспорт, вплоть до регистрации, старательно проверил и открыл турникет. По ходу дела я подумал, что если бы мне не удался трюк с сотрудницей бюро, я бы постарался записаться в Останкино на массовку. Или выловить Ксению возле ее дома. Или на левой, менее охраняемой съемке. Ищущий да обрящет.
Телевидение поразило меня размахом. В буфете у входа не было ни единого свободного столика – а ведь это явно не единственная пищевая точка в телецентре. Толпы массовки бродили по второму этажу, в них ужами ввинчивались и проскакивали важные аборигены. Кое-кого, примелькавшегося на экранах, неофиты отлавливали и заставляли фотографироваться. Я не узнавал никого. Найти нужного человека в таком муравейнике казалось делом невозможным – но я его все-таки отыскал (Варя, я заработал еще один балл!). Причем сделал всего две ошибки. Сунулся в дверь, там оказалась студия, и меня послали в гримерный цех. В цеху выяснилось, что Ксения Селиверстова здесь, но работает в другом помещении. Я проник туда – и сразу девушку узнал (по фотографиям в бульварной прессе). Она укладывала прическу какому-то важному краснорожему типу. Молодая леди оказалась примерно моей ровесницей, чуть за тридцать. И притом она была беременна – месяце на шестом. Не стоило спрашивать, от кого ребенок. У таких преданных он мог быть только от законного супруга. Бедняжка.
