мокрое пятно на шелке халата.
– Зачем ему ее убивать?
Она подняла на мужа такой ледяной взгляд, что ему сто процентов стало неуютно. Он даже поежился.
– Я этого не говорил, – дрогнули его губы, намереваясь примирительно улыбнуться.
– Нет. Ты сказал именно это, Окунев!
Лиза встала на ноги и заходила по столовой, старательно обходя место, где расположился ее муж, стороной.
– Ты именно это и сказал. Что-то про рельсы. Про то, что он недолго пробудет на свободе и так далее. Вы что с Осиповым, совершенно подохли как существа разумные?
То, что она затронула и Осипова, мужу понравилось. Она видела по его довольно блеснувшим глазам, что он доволен. Идиот!
– Карелин очень умный человек. Стратег, каких поискать. Он нашу фирму с точки на бумаге начал. Он…
– О, как! – оскалился Леша. – Он с точки начал, я многоточием продолжаю. И все не в масть, да, милая? Так не в масть, что меня понизили в должности до уровня рядового клерка, а ты…
– А ты докажи! – перебила она его, гневно раздувая ноздри аккуратного носика. – Докажи, что ты на что-то способен, кроме того, чтобы проживать мои деньги. Да чего уж… Деньги Карелина! Мы все еще живем на его деньги. То, что фирма наша на плаву, это его заслуга. Его наработки. У нас за минувшие восемь лет не было ни единой идеи, мы не внедрили ни единой инновации. Мы не развиваемся, Леша. И нечего тут из себя корчить… И вообще, если не нравится должность, увольняйся к чертовой матери.
Она почувствовала, что руки, когда она ставила стакан на рабочий стол, трясутся. Как ее пробрало? Интересно, с чего? Из-за необоснованных подозрений в адрес Карелина? Или из-за того, что Женя до пяти утра слонялся не пойми где, не пойми с кем.
Окунев молчал за ее спиной непозволительно долго. Лиза поймала его отражение в глянцевой дверце шкафа. Он сидел неподвижно, уставив взгляд за окно, на улицу. Хотя там ничего, кроме мокрого, серого ненастья, не было.
Она помогать ему не собиралась. Слово за ним.
– То есть ты предлагаешь мне увольнение? – завозился он на стуле пару минут спустя.
– Да.
– А что взамен?
Алчность в его голосе была неприкрытой. Ни страха, ни обиды, только меркантильный интерес.
– Замути что-нибудь свое, дорогой. У нас дочь. Ты же не хочешь, чтобы со временем она узнала, на чьи деньги мы все существуем. И перестала тебя уважать? И стала задавать вопросы.
Лиза передумала завтракать. Пошла из столовой. Решила принять душ, одеться и побыстрее уехать из дома куда-нибудь. К родителям не хотелось. Начнутся вопросы, переглядывания. А чего она одна? А где Леша? А почему они не вместе?
И там Лида. По выходным унять ее энергию мог только Окунев. У Лизы не хватало сил гонять с ней по садовым дорожкам, играть в прятки или кукольный театр.
– Какие, например? Какие вопросы может начать задавать наша дочь, когда вырастет?
Разродился, что называется! Она уже была почти за дверью. Пришлось вернуться.
– Например, она может спросить, а не из-за фирмы ли Карелина ты на мне женился?
Лиза снова шагнула в холл из столовой, но все же уловила, как ее муж тихо прошептал:
– Сука!
И еще какая! Она еле удержалась, чтобы не расхохотаться: зло, с отвращением. И в тысячный раз за восемь лет подумала, что, если бы не ситуация, в которую ее загнали обстоятельства, она бы никогда не вышла за Окунева замуж.
Глава 12
Маша не могла понять, зачем она это делает? Работа по поиску подозреваемых – дело Осипова и его коллег. А также следователей, адвокатов, но никак не участкового. Зачем ей это?
Она чистила зубы перед зеркалом, в которое уставила вопросительно неприязненный взгляд. Злилась на себя, вставшую в свой выходной ни свет ни заря. И что главное, не по будильнику. И не из-за кота, у которого обычно к шести утра разыгрывался аппетит и он принимался истерично вопить.
Нет! На сегодня будильник не заводился. И кот спал в ногах на ее кровати, прикрывшись мохнатой лапой. А она вскочила в половине седьмого, чтобы провести самостоятельный опрос возможных подозреваемых и свидетелей.
Узнай Осипов о ее самодеятельности, высмеял бы или рассердился. А то еще чего и настучал руководству. И он еще может это сделать, если узнает. А что она скажет в ответ? Зачем ей это?
Она быстро сполоснула рот от зубной пасты, умылась ледяной водой. Снова уставилась на себя в зеркало. На этот раз взгляд ее сделался добрее. У нее родился ответ.
Во-первых, ей не понравилось, как отнесся к этому делу Осипов. Ей показалось или нет, что после того, как причастность Карелина не подтвердилась, капитан утратил к убийству интерес?
Нет! Не показалось! Он отмахнулся от нее, когда она полезла к нему с вопросами.
– Не лезь ты, старший лейтенант, в эту трясину. Засосет.
Также он потрепал ее по плечу, лениво скользнув по ней оценивающим взглядом. Он в последнее время всегда на нее так смотрел. На себя примерял, что ли? На свои любовные истории? Маша категорически была против. Но пока он ничего не произнес вслух, она не могла и протест выразить. Осипов над ней просто посмеялся бы и назвал выдумщицей.
– Мы опросили жильцов всех подъездов. Никто ничего не видел, но обещали позвонить, если что-то вдруг вспомнят. Или обнаружат на записях регистраторов своих автомобилей что-то интересное, – меланхолично отзывался Женя, когда Маша снова и снова приставала к нему с вопросами.
Вот и складывалось у нее впечатление, что Осипов не спешит искать убийцу. Медленно работает.
Но это было во-первых.
А во-вторых…
Она не могла позволить, чтобы кто-то снова втянул Карелина в страшную историю. Ей вот – убей, казалось, что петля снова затягивается вокруг его крепкой шеи. Могла ли она на это равнодушно смотреть и как участковый, и как небезразличный гражданин? Однозначный ответ – нет.
Кот, сидя в кухне напротив нее на стуле, неожиданно хитро сощурился и улыбнулся. Имелась у него такая мимическая особенность, которую Маша принимала за улыбку. Причем происходило это не всегда. А лишь когда она принималась с ним разговаривать и просить совета.
– Нечего, ухмыляться, – прикрикнула она на него. – Он мне не нравится вовсе. Эти его старомодные спортивные штаны… Бэ…
Ухмылка кота сделалась еще шире. Потом, тяжело вздохнув, он спрыгнул со стула и, лениво перебирая лапами, двинулся прочь из кухни. Уже из коридора он повернул к ней голову и укоризненно протяжно замяукал.
