Как у Сариена. Он и сам не молод, и жёны его преклонных лет. Аррее уже девятый десяток… А Марэ, сын предыдущей Матери, совсем ребёнок. Пока он вырастет, соберёт новую семью… Лоза погибнет. Род Арти обречён на вымирание».
«И чем могут помочь короли?»
«Отдать свою кровь. Она универсальна… Моя – тем более. Её силы хватит надолго, Марэ успеет найти подходящих партнёров. Тихэни столь малочисленны! Их всего сто восемьдесят четыре, половина из них – преклонного возраста. Арген пренебрегал своими обязанностями… Дэрэк, сейчас будет укачивать… и видения пойдут».
«Джэд! Говори со мной, не ускользай!»
Я чувствую, как кружится голова. Хорошо, что я сижу. Вместо пола плещется вода, кроваво-красная. В багровых разводах мне мерещатся клыкастые пасти, щупальца, хвосты гигантских рыб…
«Почему же нельзя было предупредить?!»
«Видишь ли, Дэрэк… То, что я сейчас делаю, это… как бы сказать… незаконно».
Если бы не сидел – упал бы. Прямо в колеблющуюся под ногами мглу с плавниками чудовищ.
«Синеглазый, ты в своём уме?!!»
«Двадцать три года назад, питая Лозу рода Орэри, я… перестарался. Круг счёл этот Ритуал опасным для жизни короля. Помнишь, в Законе Аргэха есть оговорка – Правитель делится своей кровью с разрешения Совета. И, пока я сутки валялся без сознания, они тихонечко собрались и повторять подобное мне запретили! Единогласно, даже Лекст поддакнул! Чёрт, нет бы радовался – был соперник – и не стало».
«Твоё бессмертие Лозе не повредит?»
«Нет, родной…»
А вот это уже плохо! Очень плохо! Пальцы в моей ладони обмякают… Да даже без этого, ласковое обращение, произнесённое с такой нежностью и тоской…
Когда рвётся связь, первые секунды тишины оглушают. Тягостно, тоскливо, одиноко. Этого не происходит, если Синеглазый закрывается. Тогда я всё равно чувствую его присутствие, словно звон крови в ушах. Просто перестаю различать эмоции, не делю ни боль, ни радость.
Разрыв связи – словно слепота и глухота. Напившаяся Лоза осторожно отрывается от груди, каким-то мягким, благодарным движением лизнув напоследок крохотную ранку. Кровь не сочится… осталась ли она вообще в хрупком теле, побледневшем даже под смуглой кожей! Я подхватываю Джэда на руки, прижимаю к себе. Лёгкий, словно невесомый, губа прокушена. Это продолжение галлюцинаций или мой стон, почти вой – такой, что Иринэ испуганно шарахается прочь?!
– Принц, – тихий и усталый голос Сариена доносится словно издалека, – отнеси его в спальню. Ему сейчас нужен покой.
А то я не понимаю!
Комната в Жилище явно принадлежит девушке. Иринэ подтверждает мои догадки, торопливо смахивая с кровати какие-то вышитые подушки, мягкие игрушки. Мне не до того. Тело в моих руках холодно и безжизненно, если б не слабый-слабый стук сердца, можно было бы подумать, что оно мёртво.
– Пожалуйста, возьми одеяло, принц Дэр.
Беру. Скидываю рубашку, ложусь рядом, обнимаю, стараясь максимально прижаться, поделиться своим теплом. Джэд, любовь моя, радость моя, что мне сделать?! Не надо мне снега, ничего мне не надо, только приди в себя, вздохни полной грудью, заговори со мной!
Женщины-тихэни накрывают нас ещё парой одеял. И оставляют одних. Темнота вокруг, окна закрыты листьями лозы. Мне очень хочется заплакать… вместо этого я притягиваю к себе начинающее согреваться тело, устраиваю поудобнее голову, отводя шёлковый водопад волос. И замираю.
Я сам выбрал эту судьбу и не поменяю её ни на какую другую. Не откажусь от возможности делить груз забот и боль. И счастье слушать биение его сердца так близко – не отдам никому!
«Дэрэк…»
«Всё хорошо. Лежи, не дёргайся. Согрелся?»
«Да».
Его сил хватает только на то, чтобы приткнуться ко мне ещё ближе. И провалиться в глубокий сон, захватив меня с собой.
Я просыпаюсь от того, что меня гладят по щеке. Нежно-нежно, едва касаясь. Как могут такие сильные пальцы становиться столь мягкими и чуткими?.. Как-то Джэд поспорил с отцом, что раскрошит в ладони кристалл. Тор проиграл. Кристалл разлетелся множеством сверкающих брызг.
– Как ты себя чувствуешь?
– Словно из меня половину крови высосали. И пить очень хочется.
– Иринэ вчера кувшин с ойтом на столе оставляла. Сейчас принесу.
– Подожди. Полежи ещё со мной…
Открыв глаза, я натыкаюсь на его полуулыбку. Лицо осунувшееся, черты заострились. Перевожу взгляд ниже… рёбра опять можно пересчитывать.
– Я буду хорошо кушать, обещаю. И быстро поправлюсь. А то я тебе такой костлявый и страшный не нравлюсь!
– Прекрати кокетничать! И – да, есть ты у меня будешь за двоих!
На него трудно не сердиться и одновременно невозможно злиться долго. И это не только моё мнение. Дани говорит, Джэда нельзя слушать. Все его подначки надо пропускать мимо ушей, судить только по поступкам. То, что делает наш синеглазый король, извиняет его насмешки и вечную иронию.
Я всё-таки дотягиваюсь до кувшина и наливаю ойт в стаканы. Как ни хорохорится Дэйкен, рука его дрожит от слабости, и мне приходится поить его, поддерживая.
– Как тогда… да, Дэрэк? Кормить тоже с ложки будешь?
– И в ванную на руках таскать… утопить бы тебя там, чёрт окаянный!
Меня одаривают таким откровенно дразнящим взглядом, что сразу очень хочется доказать – все его подколки про «не нравлюсь» не имеют ничего общего с действительностью.
«Джэд… доиграешься».
Вместо ответа – лёгкий наклон головы и неотразимый взмах ресниц:
– С чего ты взял, что я играю?..
Эта фраза! Всё! Костлявый, не костлявый… сам напросился.
Время привычно останавливается…
– А мне намного легче, – замечает Дэйкен, когда дыхание приходит в норму.
Я тоже это чувствую. Вот ведь… нашли способ. Синие глаза окутывают меня волнами тепла и нежности.
– Встать сможешь?
Насмешливое фырканье:
– Что, так не хочется меня на ручках носить?
Вместо ответа я беру его в охапку… Создатель! Одни косточки…
– Джэд, почему ты всегда рискуешь собой?! Только не повторяй в миллионный раз, что ты король. И про бессмертие даже не заикайся! Мне ли не знать, насколько ты уязвим! Тебя можно отравить, изрезать, изранить… Ты можешь умереть!!!
– Дэрэк, – он смотрит на меня, и от этого взгляда злость уходит, растворяясь в привычном чувстве единения, – если я скажу тебе, что поступаю так потому, что просто не могу иначе? Что, даже связанный волей и запретом Совета, считаю себя обязанным вмешиваться и влиять на события? Не способен стоять в стороне? Что единственное сдерживающее меня обстоятельство – это просьба дорогого мне человека? И, пока он не прикажет мне, – я свободен в выборе?
– Он никогда не станет тебе приказывать… – мой голос даёт осечку. – А просить может лишь об одном: не забывай, что твоя жизнь – это и его жизнь тоже. Ты не изменишься, Дэйкен. И не надо. Главное – живи.
Мой Синеглазый! Я чувствую, как он внутренне рванулся ко мне – трепещущий, гордый, окрылённый.
– Даже не надейся овдоветь, – фыркает он вслух, – и на то, что я встану сам, тоже не рассчитывай. Будешь меня два дня на руках таскать.
Да хоть до конца времён!
Робко постучавшая Иринэ, войдя, застаёт невероятную картину: я прижимаю к себе хохочущего мужа, короля, Хранителя, кем он там ещё является! И кружу его по комнате, доказывая, насколько он сейчас в моей власти…
Марэ провожает нас к выходу.
– Принц Дэр…
– Дэрэк.
– Дэрэк… Ты больше не сердишься?
– Сержусь. За семь зря записанных кристаллов.
Сариен неслышно нагоняет нас, шумно выдыхает:
– Восьмой я передать не успел.
– Тогда я злюсь за восемь напрасно созданных кристаллов… От них и так в спальне деваться некуда!
Синеглазый искренне сдерживает смех. Потому, что, если он хотя бы хихикнет, – будет сам в комнате порядок наводить! Для этого сила не нужна, достаточно магии!
– Джэд! – не унимается Марэ. – А ты пошутил насчёт парней?
Я делаю зверское лицо и показательно смыкаю руки, обнимающие мужа:
– Нет! Он не шутил! Если ты связался с парнем – всё, о свободе забудь! Схватит тебя и не отпустит больше никогда!..
Сын Сариена оглядывает нас, особенно отмечая довольную физиономию Джэда, обхватившего шею и пристроившего голову на моём плече, и выдаёт:
– Если меня будут так оберегать, я согласен. У нас девушек очень мало. На каждую – трое-четверо парней. Ждать, пока народятся, – Лозы не позволят. А так… это выход!
Дэйкен утыкается в меня:
«Всё… дожили. Нетрадиционная семья тихэни. Папа меня убьёт!»
«Сначала тебя убью я, – утешаю, – потом Совет. Затем Эльги поинтересуется, почему у мужа нашего силёнок не осталось. Мэль вечерком заглянет, у неё теперь тоже право голоса. Тору в очередь