— Добро пожаловать, гости дорогие! Будь всегда здрав, пан Велемир!
Голос владельца трактира излучал подлинное радушие, но вот фальшивость определенно присутствовала, Никитин, многократно битый жизнью, сразу же ее уловил. Впрочем, не придал большого значения — все работники торговли, что здесь, что там, — прохиндей на воре сидит и жуликом погоняет.
— Садитесь за любой стол, панове, они все пустые, мы тут с утра дожидаемся. День сегодня плохой, путников совсем не было, сплошные убытки несем. Закрою двор, вот прямо и закрою, сплошные затраты несу. Проезжим только в радость, — расстроенным донельзя голосом говорил трактирщик, а Андрей лишь сокрушенно подумал, что теперь на них наверняка попробуют оторваться по полной программе. Так всегда горестно причитают, когда хотят заломить несусветную цену.
«Как же, знакомо — времена разные, но людская натура одна, и в той свирепствует либо жадность, либо похоть. Или еще какой-нибудь смертный грех, а то и все вместе».
Никитин уселся за приглянувшийся ему стол, рядом с ним примостился Велемир, положив меч на лавку, но рядышком, чтоб под рукой всегда был.
Сидели на крепкой лавке, спиной к стене, лицом в зал — теперь, в случае необходимости, дубовый стол стал бы дополнительной преградой любому потенциальному противнику.
Секиру Андрей прислонил к толстой столешнице, лук с арбалетом вместе с колчанами положили за лавкой.
Судя по уверенным движениям юноши, наличие разнообразного арсенала под рукой было местной традицией — с оружием здесь не расставались даже за едой. И только после этого путники чуть расслабились и стали дожидаться ужина, удобно устроившись за тщательно выскобленными ножом толстыми плашками стола.
Осмотревшись, Никитин ухмыльнулся — в романах писалось, что кабаки были вертепами, в них всегда было людно, потому так дрались, что нельзя было найти целого стола и лавок.
Андрей попробовал качнуть с места стол — куда там, тот стоял как танк. И вздохнул — попробовали бы сами писатели помахать таким столом?! Или хоть лавкой — та, если судить по ее внушительным размерам, весила не менее центнера, размазанного на трехметровую длину.
Заказывать ужин здесь было не принято — любые путники всегда голодные, и съесть зараз много пищи для них не является сложной проблемой. Это вам не рестораны с их дороговизной, куда ходят отдыхать и развлекаться, а не ужинать.
Одноглазый слуга, судя по всему, официант сего заведения общепита, Андрей припомнил, что таких половыми называют, начал живенько заставлять стол различными холодными и горячими блюдами, емкостями с напитками.
Чего тут только не было — отварное и обжаренное мясо, говядина и копченая дичина, какие-то зажаренные птички на вертелах, огромное блюдо с разными вареными овощами, соленые огурцы, бигус, где тушеных кусков свинины было больше, чем капусты. Большой каравай, с банный тазик, не меньше, душистого ржаного хлеба.
— Однако ляхи тоже не дураки насчет пожрать, — задумчиво пробормотал себе под нос Никитин, оглядывая заставленное блюдами пространство.
Напитки были в трех кувшинах по два-три литра каждый — местное кисловатое вино налито в двух из них, а вот в третьем плескалась какая-то бурда, по вкусу отдаленно напоминающая пиво.
Вскоре слуга притащил и четвертый сосуд, в котором оказалась густая сладкая жидкость, сильно пахнувшая медом.
Андрей здраво решил, что это может быть либо медовухой, либо сбитнем — и то, и другое он в своей жизни никогда не пробовал. И не имел понятия, варили ли эти напитки в польских землях. Но на Руси точно пили!
После короткой молитвы, что по-латыни прочел Велемир, они уселись за стол, расставив в стороны локти — не до политеса с этикетом.
Ели жадно, процесс насыщения казался Никитину просто бесконечным делом — желудок соскучился по такому изобилию. Одно было плохо — в пище практически не было пряностей, специй — не считать же ими лук, чеснок и укроп. Очень не хватало привычного перца, к которому он пристрастился в период кавказской войны.
Велемир, заметив, что отец выглядит несколько растерянным, спросил, в чем причина, и удивился, выслушав объяснения. Оказывается, перец здесь имелся, но употребляли его только состоятельные люди. Баснословно дорогое удовольствие, по весу злотыми, так как выращивали его в магометанских землях, и купцы заламывали цену от души. Доставка ведь шла с неимоверными трудностями.
ГЛАВА 2
— Твою мать!
— Эй, хозяин, жрать давай!
— Хорошо погуляем!
Хлопнула дверь, в трактир гурьбой, еле протиснувшись разом в дверях, ввалилась грязная и запыленная компания из пяти человек.
Андрей сразу же напрягся — громила у ворот по сравнению с этой бандой выглядел сущим пацифистом из Армии спасения.
Прибывшие с хохотом расселись за центральным столом, громко требуя еды и выпивки. Одно несколько успокаивало Никитина — компания не имела оружия, нож на ремне, даже с приличным клинком, здесь таковым не являлся.
Понятно, что под грязными кафтанами разбойнички, а он их так мысленно окрестил, могли прятать все, что угодно, от кистеней до палиц, но мечей и секир не было видно.
А значит, не шляхта они и не воины, тут голову можно дать на отсечение, причем и в прямом и в переносном смысле — меч или сабля привилегия только военных, неважно, своих или иностранных. И купцов — те дерутся не хуже воинов, ибо прибрать их добро на большой дороге завсегда найдутся желающие. Всем другим ношение клинков и доспехов чревато незамедлительным лишением жизни.
Хотя, определив их в разбойнички, Андрей тут же поправился, решив, что несколько погорячился, не зная местных реалий. Мужики могли быть кем душе угодно, здесь просто манеры такие, грамотность не в почете, об этике с эстетикой и примерном поведении не слышали даже краем уха. Да и не в бутиках одеваются.
Между тем старший из прибывших о чем-то долго говорил с трактирщиком, который, к великому удивлению Никитина, откровенно залебезил перед гостем, растягивая рот вымученной улыбкой. Вот только переигрывал сильно, это было заметно.
И понял — хозяин просто прятал страх.
Андрей чуть скосил взгляд в сторону — Велемир ел с окаменевшим лицом, по скулам катались желваки. Сомнений теперь у него не осталось — это были местные «джентльмены удачи».
На всякий случай он быстро внес коррективы в план и тихо сказал о них сыну — тот просто кивнул в ответ, «понятно все». И прикоснулся пальцами к рукояти сабли…
— Не желают ли благородные паны грубой пищи, смердящей? — Говорящий произнес последнее слово с каким-то непонятным наслаждением, и вся его банда сразу же громко расхохоталась.
Теперь, по прошествии доброго получаса, разбойнички полностью «отвязались», видя, что два воина никак не реагируют на их шутки, которые становились с каждым разом и гнуснее, и громче.
Трактирщик уже дважды подходил к столу Андрея, приносил не требуемое ими мясо и вино, так выразительно смотрел на отца с сыном, что никаких объяснений совершенно не требовалось — «ребята, уходили бы вы отсюда, а то такое может начаться, что ноги не унесете».
Никитин только улыбался в ответ — он понимал опасения хозяина, который сейчас не хотел ни с кем ссориться — тати завсегда сбывали торговцам награбленное.
Воины, тем более шляхта, могли отомстить за убийство своих — эти прекрасно умеют меч в руках держать. Тем паче хозяин знал Велемира, и пусть он молод, но ведь уже несет стражу.
— Не желаете ли оплатить наш ужин, а то у нас грошей нема?
Разбойничек самой гнусной наружности, нагло улыбаясь и покачиваясь на кривых ногах, стоял у их стола.
Велемир откровенного хамства уже не вынес, хотя до того покорно выполнял отцовский приказ сидеть молча, и в гневе ухватился за рукоять сабли.
Однако Андрей незаметно пресек эту попытку, едва сдерживая внутренний смех, — и здесь, оказывается, приняты «разводки на понтах».
Теперь можно и поразмяться немного — а ведь правыми оказались писатели, осталось только поучаствовать в знаменитой по произведениям кабацкой драке.
— Заплатить хочешь?
Андрей, не вставая с места, дружелюбно оскалился, подняв голову. Он неоднократно видел, как бледнеют люди, увидев такую его «улыбку». И этот бандит не стал исключением, в одно мгновение побледнел, спав с лица, и на шажок отшатнулся.
— Конечно, мы оплатим наш ужин, но вашими монетами, — после короткой паузы зловеще произнес Никитин и, оскалившись еще раз, добавил, глядя в глаза уже пришедшему в себя «авторитету»:
— Плати, сучий потрох! Кто против Бога и ордена?!
Крик вылетел из уст машинально, просто Андрею сильно понравился боевой клич ордена, который приводил любого противника в состояние неуверенности, а то и паники. Никитин постоянно помнил, как отец часто приговаривал: «Слава Богу, что мы казаки!»
