сердца странные семена, и эти семена гнева совсем скоро прорастут. Каждый по-своему осознавал, что их общее детство только что закончилось, как будто им ампутировали ноги или руки, и что, если они когда-нибудь решат обрести свободу, им придется прихрамывать, чтобы добраться до нее.
Плоть повсюду, она везде. Сердце лишь обманка, преувеличение, лишь жизненно важный насос, более или менее отрегулированный механизм, иногда не срабатывающий вовремя. Мы не знаем, где оно: чуть правее, немного левее? Плоть же ищет другую плоть. Сердца остаются на расстоянии. Не могут дотронуться друг до друга. Они как жители пограничных селений, границу которых охраняет злая собака. Сердце внутри, плоть же снаружи. Плоть свободна, склонна к измене, непостоянна. Плоть питается, уплотняется при контакте с другой плотью. Плоть предпочитает быть нагой, живой, через плоть постигается миг, плоть можно ранить, но можно и вылечить, плоть хочет, желает постоянно. Плоть умоляет о ласках. Не придумали еще слова, чтобы рассказать о том, как свободна, как аморальна плоть. Сердце — скучный старый мудрец. Плоть — то ли бог, то ли дьявол.
Эли был прав: Мабель была не просто лучиком, она была целым солнцем. Она наполняла семью своим светом и теплом. Братья любили ее просто потому, что она была. Марк и Матье давно знали, чего требует ее плоть. Они не осуждали сестру, сдерживали свою мимолетную ревность, поскольку знали, что она вернется, чтобы сиять для них. Мабель принадлежала им. С ней и жизнь с родителями становилась легче, сестра была другой, близкой им, и кровь их бурлила.
Теперь, когда она ушла, братья ужасно скучали. Они смотрели, как она тихо уходила по пыльной дорожке, и растущая дистанция увеличивала и их страх. Когда Мабель исчезла, страх превратился в ужас; ужас заполнил пространство, которое она занимала, землю, по которой она ступала и которая не сделала ничего, чтобы сохранить ее следы. Когда пыль улеглась, Марк и Матье вошли в дом, как будто после перестрелки, которую они проспали. Что касается Люка, то с этого момента Мабель не будет гнездиться у него исключительно внизу живота, она будет сжирать его изнутри, изнурять мечтаниями.
Когда они висели в пустоте, единственной целью Матье и Марка было приблизиться к горизонту, хотя бы на длину веревки. Для Мабель же это было лишь шагом на пути к раскрепощению. Веревка быстро стала слишком короткой. Ее, конечно, вначале подтолкнули, но больше всего она хотела пуститься по новой широкой дороге в путешествие к личной свободе.
На следующий день братья попытались избежать удара судьбы, отправившись к виадуку в надежде на то, что сестра вернется. Люк шел волоча ноги. Он не хотел идти, но братья не оставили ему выбора. Он ничего не сказал им о своем предательстве.
У виадука Матье завязал сначала веревку Мабель. Как будто колокол подвешивал, но не для того, чтобы созвать паству, а чтобы возвестить, что наступил конец света. Затем он привязал свою веревку и свесился в пустоту. Остальные последовали за ним. Болтаясь в пустоте, они не отводили взгляда от веревки, на которой никого не было. В деревне зазвонил церковный колокол, звуки едва доносились, сливаясь в бесконечный звон, пока не получилось долгое эхо. Потом эхо исчезло.
Мальчики по очереди смотрели на виадук, надеясь увидеть, как появится их сестра, надеясь, что она вернется и что они все снова будут заряжены энергией детства и новой яростью, которая теперь заставит их быть более бдительными.
Жужжание электростанции частично покрывало звук воды, и, когда она текла под аркой виадука, река выглядела как извилистый жидкий вал. Люку было нехорошо. Он криво улыбался, как будто проволоку жевал, нижняя губа кровоточила. Марк про себя загадал желание, выискивая в природе какой-нибудь положительный знак. Но никакого знака не появлялось, небо по-прежнему было серым. Матье подумал, что все эти поиски знаков были в действительности огромным враньем самому себе. Все три брата переживали по-своему. Но думали об одном и том же.
Поезд прошел в обычное время, веревки затряслись, но вибрации не проникли в ребят, как обычно. Три тела висели, похожие на электрические катушки, на жертвы короткого замыкания, неспособные почувствовать эффект тока: механика без электричества, работающая вхолостую. Затем поезд исчез вдали, и снова установилась непривычная тишина.
Люк висел на конце веревки, запрокинув голову, расслабив руки, как труп на виселице. Теперь он смотрел на голую веревку, как будто пытался сделать так, чтобы она исчезла. Люк думал, что это единственное, что можно попробовать сделать, ему казалось, что если закроет глаза, то опять кого-нибудь предаст. Через некоторое время он выпрямился, вытащил палочку из-за ремня и стал крутить перед собой, он крутил ее довольно вяло, потом совсем остановился, и палка упала, отскочила от камня, плюхнулась в воду, всплыла и исчезла. Люк развел руки, повернулся грудью к арке акведука и заорал:
— Давайте, налетайте, выцарапайте мне глаза, это все, чего я заслуживаю.
Ни одна птица не вылетела, никто не собирался исполнять его желание. Его тело расслабилось и обвисло, как веревка. Марк и Матье смотрели на него, ничего не понимая, они думали, что у Люка просто очередной короткий приступ.
— Это все моя вина, — продолжал Люк, отчаянно глядя на братьев.
— О чем ты? — спросил Матье.
— Это моя вина, что Мабель ушла.
— Конечно, нет, это не твоя вина...
— Я видел ее с парнем у реки... я наябедничал на нее.
Люк начал корчиться на веревке, пытаясь развязать узел на поясе.
— Что ты делаешь? — резко спросил Марк.
Люк беспорядочно жестикулировал, не обращая внимания на запаниковавших братьев. Марк висел по ту же сторону виадука. Он повернулся к Люку и выпрямил ноги, поджал и снова выпрямил, как будто качался на качелях, так он смог оказаться поближе к брату, пока Матье быстро подтягивался на руках. Люк развязал первый узел, скользнул вниз на метр, но вторая веревка остановила падение. Он плакал, он даже не слышал, как кричали братья. Люк начал развязывать второй узел. Матье перескочил через перила и побежал к веревке Люка. Марку сначала удалось дотянуться до брата лишь пальцами ног, во второй раз — пяткой. Узел развязался в ту же секунду, когда Марк дотянулся до веревки и обвил Люка ногами за пояс, затем подался вперед, обхватил его руками и крепко обнял.
— Оставь меня в покое! — рыдал Люк.
— Бери веревку, черт возьми, и завяжи новый узел, поговорим наверху.
— Я так
