— Ладно, ладно, хватит! — перебил я. — Вот это самое нас и ждет, если мы вдоль стены попробуем пройти.
— А назад никак?
С этими словами напарник поднялся и выглянул в окно. Я посмотрел во второе. Нашим взглядам предстала живописная картина того, что может сотворить кристалл с человеческими телами в замкнутом пространстве. Тела эти — их там было с десяток, если не больше, — висели теперь по всему помещению на разной высоте, а некоторые вообще прижатые к потолку, нанизанные на лучи артефакта, как куриные окорока на шампуры. Руки и ноги безвольно свисали к полу, обильно забрызганному кровью. Стены тоже были в крови. Неприятное зрелище, меня даже замутило слегка, потому что там виднелись не только конечности, но и внутренности. Отвернувшись, я ткнул пальцем в ртутный луч, просунувшийся сквозь окно на эту половину барака.
— Имей в виду, эти штуки хуже, чем плавники у акул.
— А какие плавники у акул?
— Я не щупал, но говорят,наждачныеочень. А еще поверхность у лучей ядовитая. Чуть коснешься, сразу ожог, как от серной кислоты.
— Да и так ясно, что не пройти, — заключил Пригоршня. — Той стороны, где дверь, даже и не видно теперь. Что делать, Андрюха? Или тут пересидим? Сколько, ты говорил… трое суток? Не, не годится. Трое суток тут куковать, под стеной… и жрать нечего, и пить…
— К тому же карусели имеют свойство иногда спонтанно увеличиваться в размерах.
— Спонтанно… Своим ходом, что ли? Эк ты меня подбодрил! Но тогда, может… Или… Елки-палки, так что ж нам теперь делать?! - до него наконец начало доходить то, что я понял уже некоторое время назад: положение стало чуть ли не хуже, чем когда мы прятались от темных в другой части барака. Угроза иная, а так — по-прежнему ничего хорошего. Пока напарник что-то бормотал, я вновь присел, размышляя. Когда он наконец заткнулся, сказал:
— Один выход только вижу.
— Какой? — обрадовался Никита, привыкший, что в подобных сложных ситуациях я беру на себя, так сказать, стратегическое планирование, а он — наиболее рискованную, силовую часть практического воплощения моих планов и тактическое руководство нами обоими во время этого воплощения. Такое распределение ролей устраивало и его и меня, к тому же оно до сей поры неизменно приводило к положительным результатам… В смысле, оба мы все еще были живы.
— Под ней проползти, — сказал я.
— Чего? — Он уставился на аномалию, потом перевел взгляд на меня. — Ты что, как?
— Ползком. Как ты еще ползти собираешься? Хотя можешь попробовать вприпрыжку, а я тебе хлопать буду.
— Не до шуток сейчас! Ты чё, всерьез предлагаешь?
— До потолка не добраться никак. Вдоль стен… Справа — тоже никак вообще, а слева, видишь, — треть примерно до того конца барака пройдем, а дальше нет ходу. Значит, что остается? По полу ползти.
— Да чем же пол стен лучше?
— На моих глазах как-то давным-давно, когда ты еще тут не появился, Сумасшедший Кулак под каруселью прополз. Десять ящиков «Смирновской особой» на спор выиграл. Кулак — он же толстый был, весил много. Вот и…
— А при чем тут сколько он весил?
— При том, что если под ней ползти, то она тебя будет пытаться в воздух вздернуть, правильно? Чем ты тяжелее — тем ей труднее. Если все же поднимет, то начнет сначала крутить-вертеть, а потом уж, когда к центру подтянет, разорвет на части. Так вот, нам нужно будет друг за друга держаться, чтобы вес увеличить. Еще лучше — привязаться друг к другу, ремнем там… Нуда, поясные ремни сцепить и опять надеть. Ползти неудобно, конечно, бок к боку, и будем на двух педиков похожи, но выхода нет.
Мы вновь замолчали, оглядывая аномалию и пытаясь представить себе, как проползаем под ее стремительно вращающейся, тихо гудящей воронкой. Пригоршня поежился.
— Чем карусель мощнее, тем, значит, тяжелее надо быть, чтоб она тебя не вздернула? — спросил он.
— Точно.
— Ну так, может, надо нас еще как-то того… утяжелить?
— Как?
— Да ружье взять. Не заметил? Вон, гляди, где я его упустил…
Мы опять уставились в окна, и напарник ткнул пальцем. Ближе к перегородке лучей было меньше, вернее, здесь они расходились шире, расстояние между ними увеличивалось, оставляя немного свободного пространства. Стараясь не коснуться ртутной поверхности, я наклонился вбок, прижавшись правым ухом к краю окна, просунул в него голову. Под стеной слева, среди остатков койки, лежало электроружье.
— Оно тяжелое, понимаешь? — сказал Пригоршня. — Я когда стрелял, так с напрягом им ворочал, а я ж здоровый вообще-то, на хилость не жалуюсь.
— Наверное, это испытательная модель какая-то, — предположил я.
— Может быть, не знаю. Ну так что, если его к спине ремнем примотать, поможет это нам?
— Нам теперь все поможет, что вес увеличит. Но как ты ружье собираешься достать?
— Пролезть туда за ним надо.
— Опасно.
— Тю! — удивился он. — А то, что мы тут рядом со здоровенной каруселью торчим, — это не опасно? А Зона вокруг — не опасна? Жизнь вообще не опасная штука?
— Ладно, ладно. Хорошо, схожу за ним.
— Не, давай я схожу.
— У тебя ж плечо. И я тебе наркотик вколол, Никита. Под промедолом за руль садиться нельзя. И между лучами кристалла врачи тоже лазать не рекомендуют, порезаться можно до смерти или кожу соскоблить… со всего тела.
— Да я себя нормально чувствую, — заверил он. — Плечо не болит, то есть наркота твоя действует еще, но в голове посветлело. Не, серьезно, Химик, я в поряде теперь. Да ты ж сам две таблетки заглотил, разве оно на тебя не действует?
— То — таблетки, а то — внутримышечно.
— Друг мой… — Он взглянул на меня, и я повернулся к напарнику. — Люди делятся на два типа: одни могут пролезть между лучами кристалла, а другие — нет. Ты — в жизни не пролезешь. Я ж не Брюс Шварценеггер и не Арнольд Уиллис какой, ты что думаешь, мне погеройствовать вдруг припекло? Если б я в натуре себя хреново чувствовал, я б так и сказал: не могу, лезь сам, партнер. Но мне нормально сейчас, а раз так… Ну, ты понимаешь: я ловчее тебя все же буду. Согласен? Потому мне сподручнее между этими… наждаками этими пробраться.
Помолчав, я кивнул. У Пригоршни, как у десантника в недалеком прошлом, координация была, конечно, более справная и вестибулярный аппарат у него четче отлажен. Я тоже не рохля какой, но он таки лучше меня телом владеет, несмотря на то, что оно у него массивнее.
— Ладно, — сказал я. — Забились, ты туда иди. Но тогда нечего ждать — прям сейчас двигайся, правильно?
— Правильно, — ответил он и полез в окно.
* * *
Я встал возле того проема, через который Пригоршня перебрался в другую часть барака, и, ощущая обнаженной спиной в «цяточках» движение воздуха, создаваемое аномалией, следил за действиями напарника. Он сначала остановился под перегородкой возле окна, разглядывая протянувшиеся во все стороны лучи, будто отлитые из застывшей твердой ртути. Карусель едва слышно гудела, а иногда принималась потрескивать, но во второй половине здания висела тишина, только где-то в глубине что-то капало. То есть не «что-то», а кровь, ясное дело.
— Темновато тут, — пожаловался напарник. — Ладно, пошел я.
— Только ты каждый шаг продумывай вначале, понимаешь? Не спеши и не суетись, медленно все делай, с толком…
— Не занудничай.
Электроружье было частично скрыто тремя лучами разной толщины и степени наклона, которые напарнику нужно было миновать. Все они тянулись" от так называемого «гнезда», то есть ядра артефакта, но многие изогнулись, поэтому определить, где это ядро, я не мог. Хотя, скорее всего, оно лежало где-то на середине прохода между рядами коек.
Никита сделал шаг от перегородки, потом второй. Присел, вглядываясь, после чего согнулся буквой Г.
— На карачках давай! — шепотом посоветовал я.
Он раздраженно мотнул головой — мол, не мешай! — но все же уперся в пол кулаками и стал перемещаться, как обезьяна.
— Ниже! — чуть не заорал я, когда его спина почти коснулась первого луча. Он лег, преодолел пару метров ползком, затем глянул вверх. Встал; перед ним теперь были два перекрещивающихся луча, а дальше между обломками койки лежало ружье. Он замер ненадолго и вдруг сделал широкий шаг, высоко задрав ногу. Я аж подскочил, решив, что промедол до сих пор гуляет в его крови, бурлит в мозгу, забивая нейронные сигналы и перемыкая синапсы, и что как раз сейчас там произошло нечто вроде короткого замыкания… Но нет, оказалось, Пригоршня точно все рассчитал. Правое его плечо прошло буквально в сантиметре от одного из лучей, каблук чуть не зацепил другой, и напарник благополучно миновал препятствие. Быстро нагнулся, поднял ружье, развернувшись, показал мне. Лицо расплылось в улыбке, я подумал, он сейчас язык мне покажет.
— Во! — донеслось до меня из сумерек.
— Ладно, назад давай, — сказал я. — Только осторожно, не забывай, теперь у тебя эта электропукалка еще!
Он вновь сделал широкий шаг, присел… и замер, глядя куда-то вбок. Я не видел, на что он смотрел: ту часть пространства скрывали лучи. Никита выпрямился, повесил ружье на спину, затянул ремень и опустился на четвереньки.
