вошёл в её чистую комнатку в старой квартире, она как раз прихорашивалась перед зеркалом. Полдня она отсыпалась и только сейчас, к вечеру по привычке собиралась на свою «работу». Свежий макияж превратил её чуть ли не в красавицу, но я-то знал, в чём дело. Узнав меня, её накрашенные жирной тёмно-красной помадой губы растянулись в вожделенной улыбке, и она пропела:
– Я знала, что ты вернёшься!
Интересно откуда? Или один из неизвестных побочных эффектов зелья заключается в открытии у простых смертных телепатических способностей?
Я поставил серый чемоданчик на трюмо и сказал, что мне надо перекантоваться. Моника быстро закивала головой, словно только этого и ждала и ответила, что вернётся не раньше двенадцати.
– Только никого не надо приводить, – предупредил я. – Только ты, я… и вот он, – я указал на кейс. – Если будешь себя хорошо вести, то этой ночью продолжится праздник жизни.
После того как она, радостно просияв, с грацией изрядно помолодевшей лани выскользнула за дверь, я рухнул на диван, уснул и проспал почти до полуночи. За окном мерцал светло-сиреневый диск луны, заглянувшей внутрь, будто чьё-то любопытное мертвецки бледное лицо. Я сразу вспомнил об инъекторе, и неожиданно мне подумалось о том, что меня ждёт? Чувство постоянного детского восторга уступило место какому-то мрачному предчувствию, словно я понимал, что должен кучу денег, был связан по рукам и ногам и знал, что по моим следам уже выехали кредиторы. Это странное, немного пугающее ощущение, конечно, никак не было связано с финансами, но почему-то я ощущал себя должником. Я вспомнил о пожилом человеке в банке, лица которого так и не рассмотрел, у которого Лёха отобрал кейс с инъектором. Он смог бы дать ответы на многие вопросы, но я прекрасно понимал, что старик был последним человеком, с кем мне хотелось бы встретиться. И ещё я понимал, что в настоящий момент, возможно, он думает обо мне так же, как я о нём, и живёт только одной мыслью – как меня найти, в то время как я живу другой – как бы сделать так, чтобы этого не случилось.
Скрипнула дверь, и в комнату проскользнула чья-то тень. Я упустил этот момент, погружённый в свои мрачные раздумья, и явно мог бы поплатиться за свою рассеянность, но это оказалась всего лишь Моника. Как мы и договорились, она пришла одна.
– Это чудо, – прошептала она, прильнув ко мне в темноте. – От клиентов было не отбиться, они мне просто надоели!
Спустя минуту нашего обоюдного многозначительного молчания, она спросила:
– Ты сделаешь мне это ещё раз?
Вместо ответа я поднялся с дивана, включил свет и оценивающе оглядел её:
– Как ты себя чувствуешь? – я и сам удивился каким-то деловитым ноткам, появившимся в моём голосе.
– Ты говоришь, как какой-нибудь врач, хотя похож на простого парня.
Я усмехнулся и взял в руки инъектор.
– Расслабься, – сказал я.
Моника, вздохнув полной грудью, замерла, устремив взгляд в потолок.
Я склонился над её шеей, как какой-нибудь вампир, приставил дуло инъектора к пульсирующей вене и нажал на курок. Тихий щелчок, и зелье начало разливаться по её венам, капиллярам и артериям, мгновенно охватывая весь организм. В ответ срабатывали некие тайные, не подвластные лично моему пониманию природные механизмы, и спустя несколько минут моим глазам предстала уже совсем молодая женщина. Формы её тела стали ещё утончённее, очертания груди ещё острее и, разумеется, ни намека на дряблость кожи и морщины на лице. Сколько же ей теперь можно было дать? Лет тридцать? Нет, двадцать пять!
Четвёртая доза. Однако я забыл об этом… Ну, как тут реально подходить к вещам, когда видишь такие чудеса? Видимо, у человека, обладающего несметными богатствами, иногда пропадает чувство ответственности и самоконтроля, или попросту сносит крышу. В ту ночь то же самое случилось и со мной. Я сделал ей ещё одну инъекцию. Мной овладело какое-то безумное любопытство. Я жадно впивался глазами в её трансформирующееся в течение нескольких минут тело. Моника была в трансе, закатив глаза и бормоча что-то в бреду. Однако это немного пугающее состояние быстро прошло, и моя испытуемая очнулась, посмотрев на меня прояснившимися глазами молодой девушки.
Теперь её было не узнать. Даже платье стало слишком велико, и её новое стройное тело утонуло в нём, почти как в каком-то балахоне. Теперь ей было лет восемнадцать от силы. Она как-то странно посмотрела на меня долгим взглядом в упор и произнесла:
– Я даже не знаю, как тебя зовут.
Я отмахнулся:
– Обойдёмся без имен. Тебя ведь тоже зовут не Моника.
У меня промелькнула в мозгу шальная мысль, как бы она не вздумала в меня влюбиться, ведь в её настоящем биологическом возрасте это было бы вполне нормально, но мои подозрения тут же оправдались, и она произнесла эти слова:
– Я тебя люблю!..
Честно признаться, в ту ночь я забыл, что Моника – всего-навсего уличная шлюха. А может быть, она ею уже не была?
Не скрою, был момент, когда мне захотелось продолжить, но я вовремя остановился…
***
Оставаться в Москве у меня не было ни малейшего желания, и на следующий день я взял курс домой. Туда, где меня никто не ждал и мало кто помнил. Однако на окраине моего родного городка с населением, наверное, не больше тысячи жителей, включая цепных собак, кошек и дворовых кур, вот уже пять лет одиноко стоял отчий дом с закрытыми ставнями, запертой дверью, обнесённый покосившимся забором и с пустующей собачьей будкой во дворе.
Когда я вошёл внутрь мне показалось, что запах сырости и плесени не выветрить отсюда никогда, мне захотелось бежать отсюда без оглядки и даже вернуться к Монике, лишь бы не оставаться здесь. Но в последний момент меня остановило осознание того, что это – мой дом. И к тому же я всё ещё богач… хотя и успел растранжирить добрую половину своего «состояния».
Я остался без родителей лет пятнадцать назад и получил в наследство лишь этот дом, скудное хозяйство, ещё более скудный интерьер и на удивление богатую отцовскую библиотеку, ведь он был у меня учитель. Теперь я с грустью прошёлся взглядом по заставленным старыми томами книжным полкам, отметив, что большинство книг придётся выбросить, потому что за годы, проведённые в неотапливаемом жилище, они отсырели насквозь и покрылись чёрной плесенью.
Вообще, если я собирался здесь залечь хоть на первое время, мне предстояло сделать многое. И в первую очередь я хорошо протопил старую печь и приготовил на ней скромный ужин. Весь следующий день
