– Вам что-нибудь нужно?
– Да. Всю основную работу я, конечно, буду делать в Москве. Сейчас нужно просто подготовить тело (Бернштейн так и сказал – не "тушу", не "животное" – "тело") к транспортировке. Так что давайте мне человек пять крепких мужиков, которых не стошнит от говна, которое будем вынимать из вашего носорога. И помещение. Все. Больше мне пока ничего не нужно.
Бернштейн управился на удивление быстро.
Через два дня Вавилов уже махал руками на раскрывшего было рот Якунина, пришедшего доложить о работах с носорогом.
– Молчи, молчи! Слушать ничего не хочу! Заплати ему, и в самолет!
– С самолетом проблема, Владимир Владимирович…
– Знать ничего не знаю, ведать не ведаю! Сказано тебе – действуй на свое усмотрение. Вот и действуй!
Якунин хмыкнул и исчез из поля зрения Вавилова еще на три дня.
Вавилов почти перестал выходить из коттеджа – пил виски, смотрел телевизор и наслаждался этим неожиданно понравившимся ему плебейским досугом, каковым он всегда считал такой способ препровождения времени. Он вдруг почувствовал, что устал не только от бандитских московских дел, но и от ресторанов, казино, от бесконечной очереди баб, которая двигалась мимо него последние несколько лет, и конца этой очереди видно не было. Владимир Владимирович наслаждался тишиной, вид молчащего телефона вызывал у него тихую радость. Впервые за последние несколько лет он по-настоящему выспался.
В день, когда Вавилов должен был вылететь в Германию, чтобы потом двинуться оттуда в Москву, Якунин снова пришел к нему в коттедж.
– Ну что тебе? – спросил Вавилов, рассовывая по карманам пиджака сигареты, зажигалку, записную книжку.
– Хм, кхм, кхм, – ответил первый зам.
– Только не говори мне, блядь, что носорог не прилетел в Россию! Упизжу! – ласково сказал Вавилов.
– Не прилетел… Но летит. Уже летит. – Якунин посмотрел на часы. – Да, точно летит. Сейчас, минут через двадцать, должен приземлиться на Кубе.
– Где?!..
– На Кубе. Там его перегружают. Бернштейн контролирует. На военной базе США. Оттуда военный самолет летит в Гамбург. Потом – на чартере до Таллинна.
– Так. – Вавилов сел на кровать. – А дальше?
– Дальше – в Питер. Потом уже в столицу. В "Шереметьево" встретят наши люди. Я хотел спросить – куда дальше-то? На дачу?
– В дом. В Москву, – сухо ответил Вавилов.
– Неувязочка, – тихо сказал Якунин.
– Что еще?
– Мы с Бернштейном прикинули… Он сказал, что чучело лучше делать прямо у вас дома.
– Ну и пусть делает. Я найду пока, где пожить. Сколько ему надо? Неделю, две?
– Он сказал – быстро, – осторожно ответил Якунин.
– Ну, быстро так быстро.
– Это не все. Понимаешь, Володя…
– Ну что, что, мать твою, не тяни ты!
– Мы прикинули… Его по лестнице не поднять. А резать… Бернштейн говорит, что если хотите качественное чучело, то резать нельзя. То есть сделать-то можно, но будет халтура.
– И что же? В окно?
– В окно тоже не войдет. Надо стену разбирать.
– Капитальную стену?!
– Да…
Вавилов подумал несколько секунд.
– Разбирай!
Когда часы на запястье Владимира Владимировича Вавилова тонко пропищали, он немедленно слез с тренажера и направился в ванную.
Постояв под душем, периодически меняя температуру воды с горячей на близкую к замерзанию, он растер мягким полотенцем свое большое, еще не выказывавшее признаков старения тело, тренированное, ухоженное, подлечиваемое и подправляемое умелыми массажистами и, по прихоти Владимира Владимировича, массажистками, а затем посмотрел в зеркало, занимавшее стену от пола до потолка.
"Ну что же… Лет пять, наверное, еще можно чувствовать себя мужчиной. А что потом?"
Черные мысли не отпускали его и тогда, когда он оделся, позволив себе только одну вольность в строгом костюме – зеленый, с тонкими красными полосками шелковый галстук. Не ушли эти мысли и тогда, когда ровно в одиннадцать тринадцать в дверь позвонил шофер Вахтанг, и когда Вавилов садился в серебристый, огромных размеров джип, и пока ехал в офис по Садовому кольцу.
"Для чего все это? Для чего я гонюсь? А главное – куда? Где она, конечная цель? Что она собой представляет? Бросить все к черту, махнуть в Калифорнию – дом есть на берегу, океан прямо под окнами, денег хватит до конца жизни. Чего же мне надо? Что я за человек? Может быть, я просто ненормальный?"
– Слушай, Вахтанг, – сказал он, повернувшись к водителю.
– Да, Владимир Владимирович.
– Вахтанг, скажи мне, я нормальный человек?
– Нормальный, Владимир Владимирович. А что?
– Нет, не в этом смысле. Я в смысле здоровья. Может быть, я сумасшедший, Вахтанг?
– Да что вы, Владимир Владимирович! Вы самый нормальный человек, которого я только в жизни видел! Мне бы ваши мозги, я бы горя не знал!
"Ну да, конечно. Горя бы он не знал. Поглядел бы я на него, – подумал Вавилов. – Тоже мне, психолог".
– А почему вы спрашиваете, Владимир Владимирович?
Вавилов сам так построил отношения с Вахтангом, что тот мог задавать вопросы личного характера, словно они – Вавилов и Вахтанг – были старыми приятелями… Это нравилось Владимиру Владимировичу. Иллюзия дружбы, участия в его личной жизни, ощущение того, что кто-то о тебе заботится, что кого-то на самом деле волнует, какого же черта с тобой происходит, как твое здоровье, не болят ли зубы (до сих пор не вставил – свои еще совсем даже неплохие, хотя и приходится время от времени подлечивать), не беспокоит ли язва (еще одна проблема, которую нужно решать незамедлительно), как дела дома, приходил ли плотник подправить лесенку на даче, и многое другое, о чем ни одна сука на работе не поинтересуется, не спросит и ничего не посоветует. В лучшем случае хмыкнет и покачает головой. Уважительно так – мол, ваши проблемы, Владимир Владимирович, мне, простому смертному, недоступны, и решать их я, мол, не возьмусь.
– Да знаешь, Вахтанг, все кручусь чего-то, кручусь… А сегодня подумал – где конечная цель? Для чего все это? Контора, бизнес – вроде все получается. Так что – ради конторы и ради бизнеса?
– Вы не правы, Владимир Владимирович, – весело ответил Вахтанг. – Понятно, ради чего.
– Что ты сказал? – спросил задумавшийся Вавилов, потерявший нить беседы.
– Я говорю – понятно, для чего все это у вас.
– И для чего, как ты думаешь?
– Ну, Владимир Владимирович! Деньги же зарабатываем! Что ж еще?
– Деньги можно по-разному зарабатывать.
– Это точно.
Вахтанг коротко рассмеялся.
Вот еще одна черта, которая нравилась Вавилову. Шофер всегда был весел. Конечно, Вавилов понимал, что это была только маска, тщательно продуманный имидж. Не может взрослый, сильный и богатый человек в современной Москве быть постоянно веселым и беспечным. Это невозможно априори.
Но Вавилова устраивала такая позиция подчиненного. Он уже не мог видеть кислые морды, кислые и подобострастные, с которыми приходили к нему бесчисленные просители. Каждый день они вереницей шли к нему в кабинет, сидели унылыми пеньками в приемной, молчали, страшась доверять друг другу свои секреты.
Мелкие, глупые и слабые людишки, неспособные сделать что бы то ни было, полагаясь только на собственные силы, боящиеся грядущей ответственности за принятые решения.
Вавилов помогал многим из них, иных из визитеров он даже, что называется, "вывел в люди", но никого из просителей не уважал. Сам Владимир Владимирович никогда ничего ни у кого не просил. Только предлагал. Когда же к нему приходили с предложениями, он, конечно, не расцветал – возраст уже не тот, да и такая юношеская восторженная реакция была бы совершенно неуместна в его положении, – но всегда выслушивал потенциального партнера с искренним интересом.
Причем, как правило, его занимало не столько само предложение, сколько личность посетителя. Вавилов по опыту знал, что самую бесперспективную, самую тухлую идею можно раскрутить, сделать модной и продаваемой, превратить в культовую и крупно на ней заработать. Все зависит только от личности того, кто берется двигать эту идею, какой бы несовершенной она ни была. Если личность сама по себе сильная и интересная, то все, что она сделает, будет таким же ярким, неожиданным и востребованным.
К сожалению, личности, которые могли бы заинтересовать Владимира Владимировича, появлялись в его кабинете настолько редко, что каждый подобный визит был для Вавилова настоящим праздником. Большей же частью шли те, кого он именовал про себя "Шурами Балагановыми".
"Сколько денег вам нужно для полного счастья?
– Шесть тыщ четыреста".
К этому диалогу, в сущности, сводились все просьбы и предложения, с которыми к Вавилову приходили так называемые артисты, продюсеры, администраторы, менеджеры, режиссеры, инженеры, мелкие политики, директора библиотек, ученые, директора фондов, парикмахеры, модельеры, кинооператоры, дрессировщики, рекламные агенты, модели, издатели, врачи, моряки, банкиры, бандиты, писатели, реставраторы, директора заводов, спортсмены, художники, бандиты, милиционеры, вдовы, бандиты, подводники, спасатели, бандиты, строители, диггеры, бандиты, "голубые" и "розовые", строители финансовых пирамид и их разрушители, карточные шулера и наперсточники, цветоводы и альпинисты, бандиты, бандиты, бандиты всех мастей.
