– Barbam video, sed philosophum non video[72].
Незнакомец лишь слегка усмехнулся и на той же ученой латыни ответил:
– A nescire ad non esse[73].
Но лучше бы он не усмехался. Этот оскал до сих пор стоит перед глазами лекаря самого его святейшества патриарха.
* * *
Патриарх Каллист с пониманием отнесся к тому, что на лице его лекаря выразилась такая неприязнь к чужеземцам-латинянам. Он и сам готов был отвернуться от всякого обратившегося к нему франку, германцу или англичанину. Такая ненависть возникла в нем с первых дней пребывания в монастыре, когда инок Каллист впервые узнал страшную историю своей земли, связанную с этими слугами дьявола.
Уж слишком реалистично и жутко описывали монастырские книги ту неслыханную дикость и жестокость, что принесли с собой рыцари-варвары с Запада. Начав богоугодное дело – войну за святую землю, они поклонились о помощи к тогда еще могущественному василевсу Алексею I[74]. И тот, заинтересованный в переговорах, решил обласкать послов рыцарской армии. Василевс показал суровым христианским воинам и сопровождавшим их католическим епископам достопримечательности Константинополя и спортивные игры, водил в бани, брал на охоту и прогулки по морю, одаривал золотом и шелком, и, наконец, решил поразить дорогих гостей видом груд золота и драгоценных камней в хранилищах казны. Этим Алексий желал показать могущество своей державы, но… Он только разжег алчность рыцарей и епископов Запада. Более ста лет вскипала эта алчность в умах правителей Европы и выплеснулась христовым походом против христианской страны[75].
Под военной мощью взращенных на крови рыцарей пали стены Константинополя. Наконец-то алчность смогла вдоволь поглотить несметные богатства самого огромного и богатого города мира, а также запить горы золота и серебра морем крови. Христиане безжалостно убивали христиан. Более того – рыцари-христиане, для того чтобы удобнее было грабить даже в собор святой Софии загнали вереницы мулов. Несчастные животные, спотыкаясь о множество трупов, скользя в огромных лужах крови, от криков и ударов хлыстами, в испуге опорожнялись в святилище.
Более десяти дней не омытые от крови рыцари-христиане выносили и вывозили из города святого Константина все, что попадалось им на глаза. Лишившиеся драгоценной утвари, роскошных алтарей и своих служителей церкви и соборы еще долгое время стояли почерневшие от запекшейся крови и источая смрад от нечистот и разложившихся трупов.
Но это было не самым великим унижением империи и православной церкви. Неоценимое значение для православной церкви имели реликвии, собранные за многие столетия: риза и пояс Богородицы, часть креста на котором был распят Иисус, мощи многих святых, а еще чудотворные иконы, о которых не только слагались легенды, но и сами они являли чудеса постоянно и во многих случаях.
Латиняне без малейших колебаний присвоили себе эти святости. Они даже не задумались о том, что платье и пояс Девы Марии считались «палладием» – залогом безопасности, который защищал Константинополь, подобно тому, как деревянная статуя Афины Паллады стояла на страже древней Трои.
Разве стоит удивляться тому, что мусульмане сейчас под стенами города святого Константина, а уж точнее – под стенами христианской Европы!
Никогда не простит православная церковь и каждый из византийцев этой кражи. Ни одному из латинян. Ни ныне живущему, ни еще не рожденному.
И все же. Справедливость Божья, его великое милосердие и любовь к ближнему…
Это было в душе Каллиста с первого дня рождения.
Патриарх подслеповато оглядел длинную стену конюшни и множество людей, укрывшихся в ее тени.
– Пойдем, мой добрый Феодосий. Воздадим должное защитнику нашему.
– Воля ваша, светлейший патриарх.
– Воля Божья, – по-стариковски вздохнул патриарх.
Множество народа встало на колени при приближении опального патриарха. На колено опустился и могучий странник, отложив в сторону свою увесистую палицу.
– Рука Господа нашего была твоею рукою, карающую разбойников, сын мой, – ласково сказал Каллист, широко освящая крестным знамением и этого пилигрима и всю свою паству. – Ты, как былинный герой Дигенис Акрит сокрушаешь врагов и спасаешь слабых…
Патриах вздохнул и сдвинул седые брови. Уместно ли он сравнил этого латинянина с популярным в Византии героем песен и легенд? Но тут же улыбка вновь появилась на синих губах старика. В конце концов, богатырь Дигенис Акрит не чистой византийской крови. Он был двоерожденным – сыном дочери византийского военачальника и сирийского правителя-эмира. А этот бедняк и вообще может быть от земли пахотной. Что от такого ждать? Сегодня он защищает православных, а завтра с той же палицей выйдет грабить их.
– Я – патриах Каллист. Для православных такой же папа, как и тот, кто для вас… в Риме.
Каллист еще желал сказать, что папа Римский во многом и даже в названии самого себя многим обязан византийскому влиянию. Ведь слово «папа» берет свое начало от греческого слова «паппас», то есть «отец». Так в ранней греческой церкви называли первых епископов, а позднее всех священнослужителей. Но нужно ли это простому бедняку в выцветшем хитоне, залатанном гиматии[76] и в селянской шляпе на голове. Ему, конечно же, нужно другое:
– Чего просишь за свою храбрость?
«Хотя бы голову поднял. Полезна в такую жару соломенная шляпа с широкими полями. Но за этими полями, ни глаз не увидеть, ни душу разглядеть», – раздраженно подумал патриарх, и все же в голос ласково добавил:
– Говорят, ты пролил кровь, защищая меня и мою паству. Проси же и воздастся тебе на земле, моей милостью, и на небесах волею Господа нашего.
Но пилигрим хранил молчание. Понимает ли он по-гречески? Или все не сложит в своей огромной голове свои просьбы и желания?
– Ваше святейшество!
От громкого крика патриарх Каллист вздрогнул и быстро повернулся. К нему, в сопровождении нескольких воинов, приближался взволнованный хозяин поместья Мелесий.
– Что-то произошло. Что же? Что? – испуганно за спиной прошептал лекарь.
Патриарх вновь обернулся ко все еще молчащему пилигриму и положил руку на его широкое плечо:
– Ты подумай. Подумай и приходи за наградой. «Всегда, по справедливости мы должны благодарить Бога за вас, братия…», – начал, но не окончил стих из Второго послания к фессалоникийцам, Каллист. – Суета мирская… Ох, суета…
Патриарх перекрестил паству и поспешил на встречу к спешащему Мелисию.
– Говори, мой дорогой друг. Что за беды и напасть исказили твое лицо?
Едва отдышавшись, и вытерев ладонью пот с раскрасневшегося лица, хозяин икоса сказал:
– Только что прибыли мои люди. Они осматривали подходы к дому. Много новостей.
Патриарх оглянулся, и, увидев множество встревоженных взглядов, направленный на него, взял Мелесия под локоть:
– Пойдем. В прохладе твоей гостиной будет лучше слышно. Да и мыслить будет лучше.
* * *
Странно обряжается Мелесий. Сегодня он встречал, спешащего укрыться в его доме, опального патриарха в привычном для богатого византийца шелковом хитоне, подпоясанном роскошным, шитым золотом, поясом. Но при этом на ногах его были широкие турецкие шальвары, ниспадающие на венецианские мягкие сапожки, отороченные мехом. Сейчас на нем доспехи и оружие воина: греческий колпак[77], итальянский нагрудник, одетый поверх сирийской кольчуги, разрезная кожаная юбка с металлическими накладками, как у всадников тюрков, и от них же, кривой меч, удобный в конном бою.
С первого взгляда и не определишь кто перед тобой – умный и расчетливый византиец, или удачливый в торговле венецианец, или грозный в бою турок. Кто он – сын изворотливого Пеландрия? Византиец, серб, турок?
Нет. Мелесий, выплавленный в горне постоянных войн и бед человечек проклятого века, металл, смешанный с золой, травинка, гнущаяся в ту сторону, в которую дует ветер. Чего ожидать от того, кто живет на перекрестке, на котором беспрерывно шагают враждующие армии. От того, кто не убирает стол и оружие, в ожидании то ли друзей, то ли врагов. Можно ли на такого положиться? Стоит ли доверять свою, и жизнь многих? Жизнь, которая стоит целого царства и она же, которая не стоит и медной монеты?
– Тащите его сюда.
По велению Мелесия к ногам, удобно расположившегося на софе патриарха рухнул окровавленный бродяга.
– Это разбойник. Один из тех, кто напал на ваше святейшество. Мои разведчики схватили его, убив еще троих. Он из пограничных отрядов. Этим дьяволам болгарский царь Шишман уже давно не платит. Вот они и разбойничают вместе с татарами, которых также нанял Иван-Александр, и которым также задолжал за полгода. С татарами понятно. Но вот вопрос – знали ли православные болгары, что подняли руку на христианского первосвященника? И вот он ответ – знали!
