Видимо, банкнота, небрежно оставленная Дэвидом на столике, высоко котировалась, потому что официанты в высшей степени любезно проводили нас к выходу, дав возможность покинуть зал быстро, но без суеты, что было как нельзя кстати, так как взгляды, брошенные нам вслед, не отличались доброжелательностью. Около парадного подъезда вышагивал человек в ливрее и блестящих ботинках, в обязанность которого входило подгонять под козырек машины клиентов. Против ожидания, он не бросился к нам с ключами от зажигания, но протянул Дэвиду аккуратно сложенную накидку из тонкой шерсти цвета морской волны. Мой кавалер развернул ее и уверенно набросил мне на плечи.
– Разве мы не поедем на машине? – удивилась я и, оглянувшись вокруг, не увидела рядом его черного «Ягуара».
– Нет, пройдемся пешком, если ты, конечно, не возражаешь.
Пока мы поглощали омаров, наступил вечер, но, несмотря на прохладу, погода располагала к прогулке. Дэвид обнял меня за талию. Его крепкая рука уверенно легла на пухленькую, аппетитную округлость моего бедра. Он повел меня по улице Фабер к набережной, в противоположном направлении от Дворца инвалидов, чей золотой купол сиял в лучах заходящего солнца. Когда-то я дала себе слово не позволять никому управлять собой, но, идя с Дэвидом, испытывала удовольствие от того, что подчиняюсь его воле. Риск потерять саму себя мне представлялся незначительным, настолько его действия и слова обладали характерной для людей этого круга решительной силой и уверенностью. Подушка безопасности в виде банковского счета и полезные связи нивелировали любое препятствие, позволяя решать все проблемы без особых усилий.
Мне было приятно, что меня ведут, и сопротивляться совсем не хотелось. Единственное, о чем я сожалела, что его ухаживания ничем не закончатся: ни напором страсти, ни просто поцелуем. Пройдясь по набережной Орсе и не проронив по дороге ни слова, мы свернули направо, к мосту Александра III, одному из самых красивых архитектурных сооружений в городе. У основания фонарного столба три херувима, взявшись за руки, кружились в веселом танце сарабанда, эта живописная группа называется «Круг любви». Перейдя через элегантное одноарочное сооружение из серого камня и стали, построенного к Всемирной выставке 1900 года, мы оказались на противоположной стороне, на правом берегу, и, спустившись на несколько ступеней вниз, попали на пристань.
– Знаешь, – сказала я шутливо. – Я, конечно, провинциалка, но, представь себе, как-то раз уже каталась на речном пароходике.
Вместо ответа он показал мне рукой на небольшое судно, качающееся на волнах чуть поодаль. То была небольшая баржа, недавно отреставрированная, с блестящими свежевыкрашенными бортами бутылочного цвета, покрытыми морским лаком. На корме под навесом, вторя ритму речной волны, дрожало и переливалось пламя множества свечей. Ничего общего с простенькими прогулочными кораблями для туристов. Рядом с трапом по стойке «смирно» стоял мажордом в парадной ливрее и белых перчатках. Увидев нас, он низко поклонился:
– Мадемуазель, месье Барле…
Я была поражена, но не хотела этого показывать. Пролепетав «добрый вечер», я ступила на блестящие доски лакированной палубы, Дэвид – за мной следом, и тут же послышались первые аккорды концерта Вивальди в исполнении струнного квартета, расположившегося за парусиновым тентом. Мне стало смешно, но от меня, очевидно, ждали другого – в такой момент полагалось застыть на месте от восторга, глядя круглыми от восхищения глазами на весь этот балаган. Надо же додуматься использовать столь банальные штампы! Дэвид прочитал мои мысли и нашел, что сказать:
– Белая лошадь сегодня не придет, у нее насморк. Надеюсь, ты ее простишь.
– Гм, – я сделала вид, что приняла всерьез его слова, – скажи ей, что инспектор из страховой компании придет проверить, действительно ли у нее простуда или она симулирует.
Дэвид прыснул от смеха, но пообещал передать мое предупреждение и добавил:
– Если тебя не затруднит, обрати внимание…
Обернувшись, я увидела, как слуга откинул парусиновый полог, и моему взору предстала такая картина: небольшой круглый столик, покрытый простой белой скатертью, на нем – две свечи, два бокала и бутылка шампанского, рядом – два садовых стула в той же гамме, что и корма. Я успела заметить, что окруженная парусиновой занавеской столовая композиция лишена крыши, над столом сияло ночное небо Парижа, усыпанное звездами.
– Сразу хочу тебя предупредить, вряд ли я смогу проглотить нечто большее, чем пару пузыриков шампанского.
– Ну и хорошо! Мне только это и надо!
– Как? И все? Ничего другого? – жеманно уточнила я, сделав вид, что огорчена, что рассчитывала на большее.
Тогда он взял мою руку и стал осторожно гладить, так нежно, так ласково, что я почти не ощущала прикосновений его мягких пальцев.
Тем временем баржа отчалила от берега и устремилась в ночные воды, о чем свидетельствовал чуть слышный шум двигателя, от которого наши бокалы на столе принялись тихонечко дребезжать, добавляя хрустальный перезвон к звучанию струнных инструментов. К тому времени, когда он открыл бутылку шампанского, мы уже оставили позади красующиеся в лучах ночной подсветки площадь Согласия и Бурбонский дворец, где заседает Национальная ассамблея, и проплывали мимо арочных витражей музея Орсе, также подсвеченных прожекторами, установленными у основания здания и направленными на фасад. Что касается банальности, на которую я обратила внимание с самого начала, то я бы согласилась, пожалуй, каждый день погружаться в подобную атмосферу, так стоит ли строить из себя интеллектуалку и пренебрегать предложенной мне ролью? Вряд ли он хотел надо мной посмеяться, да я бы и не позволила. Но разве нашелся хоть кто-нибудь, кто отказался бы принять участие в роскошной постановке, которая разыгрывалась в эти минуты на борту частной баржи? Так кто я такая, чтобы высмеивать происходящее? Ведь тысячи девушек в эти минуты мечтали бы оказаться на моем месте.
Подведя итог своим размышлениям, я тяжко вздохнула, признав собственное поражение, потом улыбнулась. Эта улыбка – самое малое, что заслуживала его нехитрая уловка.
– Итак, за что пьем? – спросила я, протянув к нему наполненный бокал.
– Подожди немного…
Странно! Он, всегда такой уверенный в себе, в этот миг, как мне показалось, был застигнут врасплох моим предложением произнести тост под хрустальный звон бокалов. Наш уютный кораблик проплывал мимо картинных пейзажей ночного Парижа, а Дэвид смотрел по сторонам и словно что-то искал взглядом, но не мог найти.
– Почему не сейчас? У нас что, еще куча времени в запасе? – поддразнивала я его, впервые почувствовав, что владею ситуацией лучше, чем он, и это мне нравилось.
