– Почему не сейчас? У нас что, еще куча времени в запасе? – поддразнивала я его, впервые почувствовав, что владею ситуацией лучше, чем он, и это мне нравилось.
– Нет, дело в другом. Просто я жду, когда… – он подыскивал нужное слово: – …когда наступит подходящий момент.
А мне казалось, что сейчас самое время приступить к делу. Мы проплывали под мостом Искусств, его ажурная арка, служившая парижанам пешеходным переходом через Сену, давно стала местом романтических свиданий. Подняв голову, даже отсюда, с реки, можно было заметить множество замков любви, развешанных влюбленными парочками на чугунных перилах моста. Так все делают в самом начале романа, в короткую эпоху расцвета любовных отношений, наивно полагая, что благодаря этому им удастся сохранить чувства друг к другу навечно. Замки на перилах – своего рода залог верности и нерушимости клятвы. Должно быть, их вечные соседи, собравшиеся на набережной Конти под куполом Французской академии, только ухмыляются, наблюдая за этими глупостями.
– А мне кажется, все остальные придерживаются противоположного мнения!
Как раз в тот момент, когда мы проплывали под чугунной аркой, с моста в наш адрес прозвучал дружный хор приветственных возгласов, в котором явственно различались ноты зависти и восхищения. Да, конечно, подобные сцены можно увидеть только в кино, но в этот вечер все происходило в реальной жизни, и я была главной героиней.
Интересно, кто-нибудь из пришедших сегодня на мост парочек уже занимался любовью прямо здесь, спрятавшись от посторонних взглядов за деревом или фонарным столбом?
Одна моя подружка призналась, что она со своим приятелем как-то раз принимала участие в таком неофициальном конкурсе, устроенном несколько лет назад в Интернете среди молодых парочек. Речь шла о том, чтобы заняться сексом где-нибудь в людном месте, чтобы вокруг оказалось много народу, или чтобы место было связано с историческими событиями или поражало своей уникальностью. Процесс требовалось заснять, а потом разместить в Интернете. Со своим партнером она занималась любовью сначала в подземном паркинге в Центре Помпиду, потом на Елисейских Полях, на разделительной полосе, среди кустиков, а затем (собственно, последний эпизод и стал шедевром их открытого секса), на задней подножке автобуса, битком набитого иностранными туристами, прямо на перилах. Кстати, туристы, восхищенно глазея на вечерние огни города, даже не обратили внимания на этот эротический сеанс.
(Написано незнакомым почерком 05/06/2009.
О ком речь? Скорее всего, о Соне.)
Мы проплывали мимо сквера Вер Галан на оконечности острова Сите, разделявшего зеленым язычком поток реки на две части, а Дэвид все еще находился в прострации. Прошло еще какое-то время, и он, очнувшись, сказал:
– Анабель, я…
На его лице, обычно энергичном, сияющем уверенностью, появилось грустное выражение, глаза потухли. Таким я его никогда раньше не видела. Мне нужно было раньше догадаться, нельзя быть до такой степени слепой и глухой, чтобы не заметить то, что любому постороннему уже давно бросилось бы в глаза.
– Я слушаю тебя.
– Видишь ли, принято считать, что такого рода предложения не падают с неба как снег на голову…
– Я не пойму, о чем ты?
Должно быть, мое лицо в эти минуты походило на одну из тех театральных масок, что украшают каменные опоры моста Пон Неф: полустертые от времени горгульи то ли плачут, то ли смеются, то ли радуются чему-то, то ли застыли от страха. Наша баржа как раз проплывала под полукруглым сводом моста, и я вдруг почувствовала, как нас засасывает под арку. Мне показалось, что моторы прибавили мощности… или предстоящее откровение Дэвида потянуло нас вперед, но мы ощутимо стали плыть гораздо быстрее.
Что он собрался мне сообщить? Следующий сильный толчок нашего судна вызвал у меня дрожь, и я не смогла ее сдержать. Тогда он встал, подошел ко мне сзади, поправил накидку на плечах и нежно поцеловал в затылок.
– Как бы ты не простудилась…
– Мне бы этого не хотелось, – ответила я не задумываясь, шутливым тоном, который вошел у меня в привычку.
В эти минуты наша баржа преодолевала ту часть Сены, где ее узкий рукав, омывающий остров Сите, практически теряет свое очарование: голая набережная, лишенная какой-либо растительности, и хмурый силуэт серого здания, знаменитое Полицейское управление. Оно казалось еще более мрачным из-за того, что в этом месте в реке много мусора и грязи, а ровное течение прерывается многочисленными водоворотами. Неужели мой поклонник закончит свои дни в этих стенах?
Нет! Разумеется, нет, если я никому не скажу о его преступной деятельности…
Слева от меня на фоне ночного неба проступили силуэты обеих башен собора Парижской Богоматери, отчего пейзаж стал более привлекательным. Неожиданно в этот момент откуда-то сверху послышалось жужжание, как будто огромное насекомое закружилось над головой, прямо над нашим столиком. Мой попутчик, как я ожидала, должен был, по крайней мере, удивиться или рефлекторно взглянуть на причину назойливого жужжания, но я ясно увидела улыбку на его лице и услышала вздох облегчения.
– Что это такое? Кто это?
Подняв глаза, я увидела, что причиной шума стал механический предмет черного цвета с вращающимися лопастями, размером с обеденную тарелку. Он застыл как раз в середине отверстия нашего шатра, метрах в трех от стола… Я догадалась: это был беспилотный самолет, авиамодель!
Он производил столько шума, что чайки, кружившие над баржой с самого начала нашего путешествия, разлетелись. Но кто же мог управлять этим дроном? Он тем временем медленно снижался и с величайшей осторожностью, ведомый опытной рукой, завис над столом. Металлические скобы пластикового контейнера, закрепленного у него под брюхом, разомкнулись с характерным сухим скрежетом, и оттуда выпала маленькая коробочка, обернутая лентой. Она приземлилась на скатерть, прямо мне под нос, мягко, почти бесшумно.
– Говорят, что подобные предложения не падают с неба, – повторил Дэвид. – Но для тебя мне захотелось сделать исключение. Смотри: прямо с неба.
Как завороженная я смотрела то на коробочку, то на Дэвида. Он сделал мне знак, предлагая посмотреть, что там внутри. Я схватила ее и стала торопливо развязывать ленточку, пока еще не совсем поверив в происходящее. Его милая шалость позволила нам уйти от банальности, подняться выше пошлых грез о принцах и принцессах, к чему я всегда относилась с некоторым пренебрежением.
– Давай, Эль, – приободрил он меня своим неповторимым бархатным голосом, как у героев фильмов Кристиан-Жака или Марселя Карне. – Не бойся, открой ее!
