– О, этого опасаться нечего!
– Так ты хочешь знать, кто я?
– Мне кажется, что, когда я узнаю, кто вы, я буду лучше вам служить.
– Ну, пусть твое пожелание исполнится, – сказал незнакомец.
Он поднял свой капюшон. Луна сияла сквозь деревья, один из ее лучей освещал лицо, открытое незнакомцем. Головня отступил с изумлением, дико вытаращив глаза.
– Вы! Вы!.. – сказал он задыхающимся голосом.
– Я! – холодно отвечал незнакомец.
Он опустил свой капюшон и прибавил:
– Ну вот, а теперь слушай внимательно, что нужно делать.
VI
Воротимся на ферму, где Брюле разговаривал очень спокойно с графом де Верньером и с капитаном Бернье. Мамаша Брюле вернулась и села у огня. Сюльпис вышел.
– Куда ты идешь? – спросил его удивленный отец.
Сюльпис не растерялся.
– Прошлой ночью, – отвечал он, – корова ушла из хлева, я пойду посмотреть, спокойно ли она стоит сегодня.
Работники, пастухи, пахари вошли один за другим и сели за стол. Анри, капитан и Брюле расположились на верхнем ярусе. Служанка, которая обыкновенно пекла хлеб и стирала белье, сейчас поворачивала вертел. Брюле пил небольшими глотками, ел медленно и разговаривал, как человек здравомыслящий.
– Видите ли, мои добрые господа, – сказал он, – напрасно говорят, что политический переворот во Франции сделал людей завистливыми, это пустяки. Люди должны быть и богатые, и бедные, дворяне и крестьяне.
Анри улыбнулся и не отвечал. Брюле продолжал:
– Что сказали бы вы, месье Анри, если бы вам пришлось идти за плугом или косить на лугу?
– Очень может быть, что ты говоришь правду.
– Итак, – продолжал фермер со строгой логикой, – поскольку мы люди здравомыслящие по большей части, то мы не приняли этого политического переворота.
– В самом деле? – иронически спросил капитан Виктор Бернье.
– Да, – сказал Брюле.
– Однако…
– О! Я знаю, вы хотите сказать, что в Оксерре гильотинировали.
– Как и везде.
– Но мы далеко от Оксерра, хотя если через лес, то всего шесть лье.
– Неужели?
– Видите ли, господин офицер, – продолжал Брюле, – в нашем краю все честные люди, у нас только один недостаток – мы браконьеры.
– Вы сознаетесь?
– Ба! – наивно сказал Брюле. – При короле нам не нравилось только то, что мы не могли убить зайца, козленка или кабана, не подвергаясь опасности попасть в тюрьму. Когда дворяне-то бежали, крестьяне, не стесняясь, начали истреблять дичь. Дворяне уехали сами, им не делали вреда.
– Кто знает? – сказал капитан.
– Посмотрите-ка на месье Анри: он оставался здесь все время и никто не думал на него доносить.
– Это правда, – сказал Анри, – я должен признаться, что здешние жители не высказали большого энтузиазма к революции.
– Знаете, – продолжал Брюле, – мы сожалеем только об одном.
– О чем? – спросил капитан.
– О том, что месье Анри не женился на своей кузине, мадемуазель Элен.
– Молчи! – резко сказал Анри.
Он провел рукою по лбу как бы затем, чтобы прогнать мучительное состояние.
Сюльпис воротился, пока разговаривали. Работники, отужинав, вставали один за другим, прощались со своим хозяином и шли спать.
– Ступайте, дети, – сказал им Брюле родительским тоном, – ступайте отдыхать, а завтра рано принимайтесь за работу: мы положим пшеницу в риге, снег мешает идти в поле. Как там корова? – спросил он Сюльписа, видя, что тот воротился и сел за стол.
– Не трогалась с места, – отвечал Сюльпис, несколько взволнованный.
Мамаше Брюле не сиделось на месте. Ела она мало. А так как фермер все еще оставался за столом, она сказала ему:
– Хозяин, я пойду приготовлю комнаты этим господам.
– А! Так мы решительно ночуем здесь? – спросил капитан.
Анри открыл дверь и выглянул за порог.
– Придется, – отвечал он, – вот и опять пошел снег. Мы уйдем завтра.
– Твоя сестра тревожиться не станет?
– Нисколько. Она привыкла к подобным отсутствиям.
В том здании, куда фермерша пошла приготовлять постели, было две комнаты. Они всегда отводились новому владельцу, когда он приезжал осматривать свою ферму, как раньше их отдавали прежнему, то есть маркизу де Верньеру, дяде графа Анри, который был убит в армии Конде.
Мамаша Брюле вышла, взяв простыни из комода и попросив Сюльписа взять фонарь и посветить ей. Проходя через двор, фермерша наклонилась к уху своего сына и сказала:
– Я чуть жива, когда подумаю, что граф Анри будет здесь ночевать.
– Почему же, матушка? – наивно спросил Сюльпис.
– Потому что Лукреция его увидит или услышит.
Добрый Сюльпис покачал головой.
– Мне сдается, что бедная сестра уже не думает о графе Анри.
– Ты полагаешь?
– Я полагаю, что у нее много других несчастий после этого…
– Мы утешим ее, как умеем… Все проходит наконец.
Когда они дошли до маленькой лестницы, которая вела в три отдельные комнаты, фермерша прибавила:
– Только бы отец твой не вздумал проводить этих господ…
– Что же за беда?
– И войти в комнату, где Лукреция.
Сюльпис замер.
– Боюсь, как бы он ее не убил! – прошептал юноша.
– Нет, нет! – с твердостью возразила мадам Брюле. – Он прежде должен убить меня, не бойся…
Они тихо вошли в комнату, где оставили Лукрецию. Бедная нищая, закутавшись в одеяло, начала согреваться. Она взглянула на мать и брата с кроткой и печальной улыбкой.
– Ах, – сказала она, – как здесь хорошо!
Мать взяла ее голову обеими руками и покрыла поцелуями.
– Мое бедное дитя! – сказала она. – Ты должна остерегаться гнева твоего отца.
– О, да! – вздрогнув, отвечала Лукреция.
– Я его подготовлю. Но сегодня он несколько разгорячен, – сказал Сюльпис.
Девушка опять вздрогнула.
– Да, – поспешно сказала матушка Брюле, – он ужинал с гостями.
– На ферме гости?
– Офицеры, охотники.
– А граф Анри с ними?
При этом вопросе фермерша побледнела, как мертвец, но Лукреция начала улыбаться.
– Не бойтесь, – сказала она, – я воротилась не для него. Слава Богу, я страдаю не от этого.
Мадам Брюле вскрикнула от радости.
– Тем лучше, – сказала она, – если ты страдаешь от чего-нибудь другого; мы так усердно будем молиться Богу, что Он вылечит тебя.
– Бедная матушка! – отвечала Лукреция.
– Согрелась ли ты, дитя мое? – спросила фермерша.
– Согрелась, матушка.
– Ты поела?
– Да, я уже не голодна, но сейчас мне хочется заснуть, я так устала!
– Поспи, дорогое дитя, и какой шум ни услышишь, не выходи; я так боюсь гнева твоего отца!
Сюльпис и фермерша плотнее закутали Лукрецию одеялом, нежно поцеловали и вышли.
– Что скажет Заяц, когда придет спать, – заметила фермерша, – ведь мы в его комнату положили Лукрецию?
– Не бойтесь, матушка, – отвечал Сюльпис, – Заяц никогда не ночует на ферме, он до утра расставляет капканы. Когда он воротится, я уже встану и не пущу его сюда.
– Он сразу выдаст сестру. Этот ребенок такой злой!
– Да, но у меня кулаки крепки – не бойтесь!
Фермерша и Сюльпис наскоро приготовили две комнаты. В первой развели огонь и приготовили постель для капитана; вторая, где не было камина, была приготовлена для графа. Мамаша Брюле объяснила этот выбор Сюльпису.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
13 вандемьера (Вандемьерский мятеж) – вооруженное выступление роялистов в Париже 3–5 октября 1795 года, пытавшихся восстановить монархию. Баррас, которому было поручено подавить восстание, передал руководство генералу Бонапарту. Применив пушки, 5 октября (13 вандемьера) Наполеон ликвидировал мятеж.
