- Это он меня разыскал? Он так говорит...
- Я тебя разыскал. С его помощью. Ты не рада?
Беглянка так и вскинулась:
- Я рада, рада, мне просто до сих пор не верится... Как это вышло, что ты за нами приехал в самый такой момент? Я не могла придумать, куда мне из больницы пойти. Куда Павлика взять - вообще куда кинуться, я Вилли боялась, я от него сбежала...
- Надо было сразу домой!
- Я бы вернулась. Только денег на дорогу достала бы. И ещё я не знала, как оставить маму, - ей плохо, ты сам видел. Ты сам с врачом говорил...
- Ну да, он сказал, что никто ей сейчас не нужен, она не реагирует. Но почему же ты не позвонила мне, когда сбежала? Уж это-то можно было...
Ах, к черту этот инквизиторский тон. Белокурая голова опустилась низко-низко:
- Прости меня, пожалуйста, ну прости...
Она плакала, этого я вынести не мог и принялся её успокаивать:
- Все позади, мы домой едем, не плачь...
- Ты мне не веришь, - её шепот был едва различим.
- Да я пока ничего толком не слышал. А вдруг поверю!
Я обнял её, в самом деле готовый поверить всему: что её похитил граф Дракула, что она агент иностранной державы и её преследует КГБ. Одно я теперь понял твердо: нет у меня соперника, не любовник побудил её покинуть наш дом, а какие-то темные обстоятельства прошлой жизни, - кое-что я уже знал, остальное предстояло узнать в этом поезде, под мерный стук колес, под тихое посапывание нашего сынишки. Они оба со мной, ничего с ними не случилось - да пусть теперь говорит, что угодно... В конце концов, какая новость окажется похлеще той, что законная моя жена живет по чужому паспорту, под чужим именем? А с этой новостью я как бы уже примирился.
Но она поведала такое, что снова ошеломило. В жутковатой действительности, отчасти знакомой мне из рассказа старухи-кореянки о прошлом немецкой семьи, сорванной с места и брошенной в чужие края, появилось ещё одно действующее лицо, подстать всем остальным. Аркадий. Кириллович Барановский, чекист, родной отец Маргариты, который стал законным мужем её матери Гизелы, когда дочери уже пятнадцать минуло. Как с неба свалился в кое-как устоявшийся к тому времени семейный мирок и против воли старого Хельмута забрал жену и дочку в Майск. Будто мало было этой семье разлук - временных и вечных.
- Ненавижу его, - выдохнула моя жена, - С самой первой минуты, как увидела.
- Могла бы и не ехать с ними.
- Я и не поехала. Но мама писала, просила. Одно письмо было такое - не знаю, как рассказать, много всего. Он её бил...
Грета закрыла лицо руками. Ну зачем я её терзаю, тороплю? У нас с ней впереди долгая жизнь, успеем поговорить...
- Ладно, детка, успокойся. Я пойму, я и сам многое узнал. Побывал у Хельмута, с Пакой познакомился, И лейтенант Еремин тоже про вашу семью рассказывал.
Она отняла ладони от лица, удивленно округлила глаза:
- Еремин - это кто?
Ну да, откуда ей знать его фамилию? Встретились, когда пылала, как костер, красильная фабрика, - крики, паника, и подруга там, в самом гибельном месте, в дыму и огне... В тот же вечер Маргарита уехала в Москву, а милиционер все захаживал по-соседски к старикам в надежде узнать что-нибудь о приглянувшейся блондиночке. Сначала ради этого ходил, потом поступил запрос из Майской милиции - пришлось нанести гражданину Дизенхофу официальный визит... Да, так за что же все-таки разыскивает её и родителей милиция? Дойдет и до этого черед...
Так вот, Барановский. Дочь так и не научилась звать его папой или хотя бы отцом, только по имени-отчеству: Аркадий Кириллович. Мама упрашивала, плакала даже - упрямица не уступила. Барановский бесился, угрожал - но ведь он просто на принцип шел, никаких отцовских добрых чувств у него и в помине не было...
- Тебе-то откуда знать? Может, если бы ты постаралась... От тебя тоже зависело.
- Ничего от меня не зависело. Он злой и жестокий, и прошлое у него злое, темное. Человек с темным прошлым...
Грета долго ломала голову, зачем они ему понадобились - она сама и её безответная мать... Когда-то в руках Барановского оказалась судьба Рудольфа - старшего брата матери. Сестра пожертвовала собой - так это выглядело в глазах жителей маленького поселка, где каждый на виду. А может, и не совсем так: он ведь хорош собою был, этот чекист, присланный откуда-то издалека, из "центра" разобраться в пустячном преступлении, совершенном подростками. Местные власти перепугались, вообразив "заговор репрессированных", вот он и прибыл на место. Может, не столь уж тяжела показалась жертва для романтической немочки Гизелы: чекист высок, подтянут, с густым русым чубом по тогдашней моде. В поселке молодых людей раз-два - и обчелся, да и те придавлены жизнью, глядят угрюмо...
Словом, теперь уж не узнать, как это было, как они сговорились и на чем поладили. Родившаяся беленькая девочка скорее походила на дитя любви, чем на плод насилия. Разное говорили - и до юных ушей Гретхен доползали сплетни, но спросить у матери она не решалась.
Впрочем, когда она приехала к родителям в Майск и стала жить с ними в стандартной квартире на окраине, многое прояснилось. К тому времени чекист был уволен из органов за какие-то неблаговидные деяния и обозлен на весь белый свет, перебрался не своей волей из блистательного Ленинграда в заштатный скучный Майск - подальше от старых знакомых, и пил по-черному. А под рукой всегда оказывалась тихая Гизела - было над кем куражиться.
Вот такую картину застала пятнадцатилетняя Маргарита, покинувшая, вняв материнским мольбам, уютный дом деда, в котором хозяйничала добрая, без памяти её любившая Пака. Ее приезд, на котором настаивал отец, ничего не улучшил. Дочь скандалила, ни в чем не уступая отцу, вмешивалась яростно, когда он обижал мать, до потасовок доходило. Жертвой по-прежнему оставалась Гизела. Она отстранилась от обоих, почти перестала разговаривать...
А вскоре выплыли и те самые неблаговидные деяния, что послужили причиной отставки Барановского - он сам все выложил в деталях, присовокупив, что еле ноги унес, спасибо одному приятелю, - устроил втихаря обмен ленинградской комнаты на это вот - пьяный тяжелый взгляд обвел стены.
Поспешный тайный отъезд. Тот же друг позаботился, чтобы никто его, Барановского не искал. Сыскать-то коллегам - раз плюнуть, профессионалы. Только не стали искать - забыли как бы... Благодетель получил кольцо с бриллиантом для супруги, золотой портсигар, да ещё мебель ему вся досталась, а ей цены нет, павловская, только мало кто в этом разбирается, супруга приятеля нос сморщила: старье...
Откуда эти вещицы, и мебель, и книги старинные, бесценные - их хоть продать удалось одному знатоку... Да уж не по наследству, какое там у Аркадия Барановского наследство? Чистый пролетарий, папа-сапожник сгинул в пьяной драке, про мать и вовсе он ничего не знал. Приютил его партиец из интеллигентных, из тех, кого позже стали величать "старыми большевиками", чуть ли не политкаторжанин. И жена ему под стать: с седой мужской стрижкой, в пенсне. Мальчишку, вшивого волчонка пригрели не из доброты, а ради идеи: растили из него борца за мировую революцию, за всеобщее счастье. Обращались сурово - приемная мать, поджав сухие губы, взглядом чаще всего изображала брезгливость, приемный отец в его сторону вообще редко смотрел, проходили у них дома какие-то партийные диспуты. Приемыш от попыток приобщить его к этим беседам уклонялся, однажды стащил у гостя-спорщика часы и сбежал. Было ему тогда лет двенадцать. Отыскали его на вокзале - куда он путь держит, объяснить не мог... Долго ему втолковывали, что как представитель революционной семьи он не должен унижаться до мелкого воровства. Он поклялся тогда, что все понял. Вырос, однако, вором и шантажистом логично, между прочим.
Прямая дорога ему была в органы - в чека, чтобы приемные родители, Бог весть как избежавшие ГУЛАГа, могли сынком гордиться... А, может, и не так все было, - все эти сведения почерпнула дочь из пьяных отцовских излияний, трезвый он все больше помалкивал. Но в органах Барановский действительно работал, это доподлинно известно, на том и свела его жизнь с многострадальным семейством Дизенхоф. И, безусловно, был он неплохо образован, Маргарита собственными глазами видела у него диплом Ленинградского университета, но не обратила внимание, какой факультет он закончил и какая профессия обозначена в дипломе: то ли юрист он, то ли искусствовед, а может, историк.
Распутав нити никогда не существовавшего заговора и обнаружив с помощью местной милиции украденные из школы приборы на одной из городских свалок - кто-то выбросил их, заметая следы, - отбыл он обратно в "центр", в Ленинград, где у него в то время была своя комната в коммуналке. Что сталось с его приемными родителями и их квартирой, Маргарита точно не знала: могло случиться и так, что умерли в блокаду, а дом разбомбили...
Я пытался связать концы с концами, слушая её невнятную, сбивчивую речь. Да, пожалуй, родителей Барановского не было уже в живых, вряд ли при них этот субъект решился бы на то, чем занимался. Все же этим старым большевикам, хоть и были они фанатиками, монстрами - как угодно назовите, все окажется по заслугам - присуща была некая честность, своего рода благородство. Кровь свою и чужую проливали, на каторгу шли, в лагерях мерли - все за идею. Ради неё и собственность чужую могли, не дрогнув, экспроприировать, но не просто же украсть, набить собственный карман. До этого, как правило, не опускались. Барановский - мародер и вымогатель - о мировой революции нимало не заботился, хоть за это ему спасибо.
