— В любом случае… как я говорила… — я глубоко вздыхаю, потому что готовлюсь сказать то, что мне нужно сказать, но не могу объяснить, а он не поймет. — …то что ты сказал ранее… о том, что замечаешь все, но видишь только то, что имеет значение.
— Да, — шепчет он.
— Обещаешь не отступать от своих слов?
— Что ты…
Я кладу пальцы на его губы.
— Просто… обещаешь?
Он кивает, целуя мои пальцы.
— Обещаю.
***
После двух недель восстановления кожи на лице и ужинов то у меня, то у Оливера дома, моя надежда уже вознеслась и парила над горизонтом. Физически мы не заходили дальше поцелуев и держаний за руки; такое впечатление, как будто никогда не было того вечера с оргазмом. Я знаю, что он хочет большего, но никогда не пытался воспользоваться моментом. Этого почти достаточно, чтобы представить себе или надеяться, что я не проживу всю жизнь девственницей.
Мы с такой легкостью разговариваем обо всем и в то же самое время ни о чем. Оливеру двадцать девять лет, хотя я полагала, что он на несколько лет моложе. Он, тем не менее, не хочет думать о моем возрасте: мне двадцать один.
Между нами неописуемая связь; это одновременно как волнение от первой встречи и комфорт, приобретенный годами. Но существует дверь. Этот Форт Нокс[26] напротив ванной комнаты. Я так и не отважилась спросить его об этом, но знаю, что он чувствует мое любопытство, когда видел, как я смотрела на нее более чем один раз. По правде говоря, я боюсь, что если спрошу, то это изменит наши отношения, а то, что находится за дверью, окажется нестоящим этого.
Оливер на девяносто девять процентов отзывчивый, веселый, сексуальный, заботливый и непредсказуемый, но иногда я вижу тот один процент, когда он поглощен чем-то или кем-то. Отсутствующий взгляд или натянутая улыбка, которые появляются ниоткуда и так же быстро исчезают, напоминают о той его стороне, которая так мне близка.
— Ты глазеешь, — говорит Оливер, когда я сижу на столешнице, скрестив ноги, а он моет пол в кухне.
— Мне нравится вид, — усмехаюсь я.
Стоя на четвереньках, он поднимает на меня взгляд.
— Мне нужно надеть назад рубашку?
— Это как будто режиссер на Бродвее спрашивает зрителей, нужно ли ему опускать занавес посередине вручения премии «Тони»[27].
Он качает головой и продолжает мыть песочного цвета кафель.
— Потом мы пойдем к тебе, чтобы ты могла помыть пол, топлес?
— Хм, дай подумать… нет.
Оливер продолжает работать с опущенной головой.
— Я когда-нибудь увижу тату на твоей спине?
Он не сбивается с ритма движений и не смотрит на меня. Это хорошо, потому что я уверена, что краска сошла с моего лица.
— Я увидел ее края, когда ты была в майке и подняла вверх волосы.
Раньше я убеждалась, что все мои рубашки закрывают тату, но последние несколько месяцев я позволила ей частично выглядывать, чтобы иметь возможность носить то, что мне больше нравится. Я уверена, что люди ее видели, но еще никто не просил меня показать.
— Только привилегированная группа людей видела ее.
Оливер снова поднимает взгляд на меня.
— Какие условия принятия в группу?
— Ты должен быть мастером татуировок, моим доктором, Алекс или Каем.
— Кай видел ее?
Я киваю.
— Как он попал в группу?
Я смотрю на исключение среди всех других живых мужчин. Оливер может это выдержать, по крайней мере, я пытаюсь себя в этом убедить. Мне следовало бы показать ему, когда мы впервые встретились, сказав «прими меня такой, какая я есть, или оставь меня». Но я этого не сделала. Сейчас я слишком напугана, что это может раздавить меня, не только потому, что он мне нравится, а потому что я принимаю его за человека, которым хочу, чтобы он был. А что если он не такой? Что если еще слишком рано?
— Кай был… вдохновением для этой татуировки, — когда я это говорю, то это звучит иначе, чем у меня в голове.
— Счастливчик, — Оливер продолжает выполнять свою задачу. Если бы я знала его лучше, то сказала бы, что он зол, но я еще никогда не видела его злую сторону, поэтому не знаю наверняка.
— Думаю, он бы не согласился, — я морщусь при мысли о том, что Кай услышал бы завистливые слова Оливера.
— Да, ну, никогда еще девушка не делала на себе постоянную метку для меня.
Закрывая глаза, я качаю головой.
— Она не для него, а из-за него. В любом случае не имеет значения. Уверена, он хотел бы быть на твоем месте и ничего не знать о ней.
Оливер выливает грязную воду из ведра в раковину.
— Это не большое дело. Некоторые двери лучше оставлять закрытыми.
Хо-ро-шо.
Это говорит парень, который держит таинственную дверь наверху запертой. Секреты. Вот к какому соглашению мы пришли, не говоря ни слова.
— Мы говорим о моей двери или твоей?
Он замирает, стоя спиной ко мне.
— Мне нужно принять душ перед тем, как я поеду на ужин к родителям. Хочешь позавтракать утром?
Я спрыгиваю со столешницы.
— Я уезжаю утром к родителям в Хартфорд, так как родители Алекс приезжают в гости на неделю.
Он поворачивается.
— Ты уезжаешь на неделю? Тебе не нужно ходить на работу?
— Нет, я уезжаю на два дня, и нет, мне не нужно ходить на работу. Они думают, что она работает у Мэгги, поэтому ей приходится это делать, когда они здесь, — я расплываюсь в улыбке и подмигиваю ему.
— Так, где ты будешь находиться все остальное время?
— У Кая.
Он складывает руки на груди, расставив ноги.
— У Кая. Разве у него нет девушки?
— Есть, но ее не будет всю следующую неделю, и в любом случае они не живут вместе. Она ничего не имеет против того, что я остаюсь у него. Я делаю так все время.
— Понятно. Вы когда-то были…
Меня успокаивает то, что ему любопытно, или, может, он даже ревнует.
— И да, и нет. Мы друзья со времен детского сада и не были чем-то большим до первого года в старшей школе. Но это длилось всего пару лет.
— Так вы были… — он смотрит на меня вопросительно, широко раскрыв глаза.
— Мы были… что?
Оливер закатывает глаза.
— Близки.
—Ты имеешь в виду секс? — я смеюсь, чтобы скрыть боль.
— Мне не нужно знать, — он разворачивается и поднимается наверх.
— Подожди!
Он оборачивается ко мне.
— У нас не было секса…
Оливер поднимает руку.
— Я сказал, мне не…
Я прохожу полпути по ступенькам к нему.
— Я знаю, что ты сказал, — обнимая за шею, я притягиваю его к себе. Наши губы соприкасаются в мягком поцелуе. — Но мне нужно было, чтобы ты знал. Я не была с Каем, фактически я не была ни с кем.