— Не знаю даже, что вам сказать, Лев Семеныч… Ходит на работу, как все. Работает, зарплату получает… Я даже, по правде, забыл, что он пришелец.
— Значит, ничем не выделяется? — Рыбаков сделал быструю пометку в блокноте, держа его на колене — А эти его приступы повторяются? Да? Ничего вам не удалось выяснить нового? Жаль, жаль…
Валерий устыдился своей малой информированности. И, чтобы заполнить пустоту, стал рассказывать об экспедиции на Джанавар-чай. О приборе, придуманном Уром, и о том, какие приготовления шли у них к зимней океанской экспедиции, а теперь вот все приостановлено, потому что…
— Знаю, знаю, — покивал Рыбаков. — А вот скажите, пожалуйста, утвердились ли вы во мнении, что знания Ура в каких-то областях превосходят сегодняшний уровень, достигнутый наукой?
Валерий призадумался. В области физики и математики Ур наверняка подготовлен выше нормы, доступной его, Валерия, пониманию. Конечно, это не доказательство. Удивительная способность к языкам — необычайно быстро выучился русскому, а теперь и английский освоил, и уже за французский взялся — тоже не доказательство… Но вот блокнот Ура. Пленка с загадочными свойствами… Прибор, показавший «излишек» электричества… Идея Ура об использовании течения Западных Ветров… Выслушав все это, Рыбаков еще выше вздернул бровь.
— Получение электроэнергии непосредственно из окружающего планету пространства — так, кажется, вы сформулировали? Расскажите подробнее, Горбачевский.
— Собственно, я уже все рассказал. Деталей его проекта я не знаю. Знаю только, что он получил часы для работы в вычислительном центре и готовит расчеты для обоснования проекта.
— Еще несколько вопросов, Валерий Сергеевич. Замечали ли вы у него черты, которые… ну, скажем так: можно ли какие-то его действия истолковать негативно, как приносящие или способные принести вред?
— Я такого не замечал.
— Может быть, вред отдельным лицам, которые ему почему-либо неприятны?
— Нет. У нас его все любят, и отношения хорошие.
— А способность к гипнозу — есть у него такая? Как считаете?
— Н-не замечал… — Валерий снова задумался. — Слухи какие-то ходили в институте…
— Какие именно?
— Да вздор все это… — Валерий вдруг как бы услышал со стороны свои вялые, неуверенные ответы и оказал решительно: — Лев Семеныч, прошу меня освободить. Не хочу больше… как это… соглядатаем… Я уж говорил вам: он хороший парень, я не держу его ни за какого пришельца.
— Вы отнюдь не соглядатай, с чего вы взяли? Личность Ура представляет собою научный интерес…
— Знаю, знаю, Лев Семеныч. Простите, что перебиваю. Но у меня не получается… И вообще… Я женюсь скоро, мне не до Ура сейчас…
— Что ж, очень жаль, очень жаль, Валерий Сергеевич. Но раз вы настаиваете… Я свяжусь с московскими товарищами, мы посоветуемся, как нам быть дальше. И об этом его проекте нужно особо поговорить… Уру, разумеется, о нашей встрече ни слова.
— Конечно, конечно! — Валерий вздохнул освобожденно и стал прощаться.
Дверь квартиры была открыта, когда он добрался наконец до дому. В кухне свистел чайник, сигнализируя о готовности, а в комнате тети Сони сидели Аня и Ур.
Перед Аней на столе была раскрыта органическая химия, но, вместо того чтобы вникать в альдегиды, Аня спорила с Уром.
— Приветик, — взглянула она на вошедшего Валерия. — Зовешь в гости, а сам куда-то исчезаешь, прямо безобразие. Ой, там чай кипит! Ты выключил? Ну ладно, сейчас будем заниматься. — Она снова обратилась к Уру: — Я ему ни капли не симпатизирую, да и видела один только раз. Так что не воображай, что я пристрастна. Просто я понимаю, что человек может быть очень занят, и ничего страшного, если ему кто-то поможет сделать работу.
— Одно дело — помогать, совсем другое — работать за человека, который сам не умеет, — оказал Ур.
— Он очень даже хорошо умеет работать, — возразила Аня.
— Организовывать и координировать! — крикнул Валерий из кухни. Он там заваривал чай, нарезал лимон.
— Вот именно, — оказал Ур. — Пирееву надо было написать статью о своем опыте администратора. Вот это была бы самостоятельная и, может быть, полезная работа.
— Согласна, но ведь за такую работу не дадут докторскую степень.
— Так и не надо! — Валерий принес поднос со стаканами и чайник.
— Как это не надо? Сейчас все защищаются, я уж не знаю — только самые безмозглые не становятся кандидатами. Что, ты знаешь свою специальность хуже, чем Рустам? Не хуже. А Рустам кандидат… Значит, и тебе надо защититься.
— Надо, надо, — вздохнул Валерий, садясь рядом с Аней. — Хлопотно только вот…
— Просто ты лодырь, Валера. Ждешь, наверно, чтобы и тебе помогли написать диссертацию.
— Сам как-нибудь управлюсь. Ур, специального приглашения ждешь? Где ты пропадаешь, собственно?
— В цирке был у Ивана Сергеевича.
— Кто это? Акробат?
— Лилипут.
— Что-то ты, братец, смурной ходишь последнее время, — сказал Валерий. — Головные боли опять у тебя?
— Смурной — это когда головные боли?
— Скорее когда настроение паршивое.
— Тогда я действительно смурной. — Ур, не любитель горячего чая, налил в блюдце и осторожно попробовал, вытянув губы. — Сегодня у меня отняли часы в вычислительном центре, — сказал он. — Тема закрыта, значит, и считать нечего.
Глава восьмая
УРИЭЛЬ
Медленно гас свет, и волны музыки затопили цирк. Потом она смолкла. Громкий магнитофонный голос произнес со сдержанным пафосом:
— Сейчас вы увидите уникальный номер — опыты телекинеза…
И после значительной паузы голос дал краткую справку об этом загадочном явлении — строго нейтральную справку, ничего не признавая, но и не отрицая начисто.
— Итак, перед вами артист Уриэль!
На арену пал узкий конус нежно-фиолетового света, высветив неподвижную фигуру. Золотисто поблескивал обнаженный торс, посверкивали блестки на черном трико. Ур стоял на островке, омываемом морем рукоплесканий. Блестели его глаза, полные губы приоткрылись в улыбке, и ноздри, раздуваясь, вдыхали волшебный запах манежа. И ему хотелось не обмануть ожидания, которое он читал в устремленных на него взглядах, и было немножко жаль, что вот сейчас кончится прекрасное мгновение и надо будет приниматься за работу…
Вспыхнул полный свет. Тот же голос предложил желающим положить на стол любые предметы для опытов. Ассистент-лилипут Иван Сергеевич, чей строгий черный костюм хорошо контрастировал с костюмом Ура, пошел вдоль барьера. Вот он принял из первого ряда часы и засеменил к столу. С часов обычно и начинались опыты.
