Нонна, пойми, пойми, пойми! И не презирай меня за бегство. Я не мог иначе…»
Когда Ур выходил из воды, он увидел Гуго Себастиана. С этим симпатичным иностранцем он познакомился здесь, на пляже, несколько дней назад, заинтересовавшись его снаряжением необычного вида. Иностранец подтвердил, что ласты, трубка и ружье для подводной стрельбы у него действительно первоклассные, их выпускает известная французская фирма. Они разговорились — оба одинаково плохо знали английский. Гуго Себастиан был родом из Швейцарии, в Базеле у него было свое дело — небольшое рекламное издательство. Дохода от издательства хватало главным образом на путешествия, а путешествия и ныряния были страстью Себастиана. Он нырял почти во всех морях земного шара. Здесь он был с группой любителей подводного спорта, для которых «Интурист» организовал поездку на черноморские курорты.
Крепкий, загорелый, в черно-белых плавках, швейцарец с улыбкой поднялся навстречу Уру.
— Я вторично был вчера в цирке, — сказал он, — и снова испытал восхищение вами. Вы были великолепны, господин Уриэль, когда посрамили неверящего. Я увезу незабываемое впечатление о встрече с вами.
Ур растянулся на горячей гальке. Себастиан сел рядом и продолжал:
— Мне понятен теперь, господин Уриэль, ваш интерес к моим морским путешествиям. Я случайно узнал, что вы занимались научной работой в области физики моря.
— Откуда вы узнали?
— Гид нашей группы оказала нам об этом вчера, после представления. А откуда узнала она, право, не знаю. — Себастиан лег на живот, прикрыв голову абхазской войлочной шляпой. — А вы не бывали, господин Уриэль, в Санта-Монике? О, вот где следует побывать человеку, интересующемуся морем. Там работают замечательные океанолога. От причалов Океанариума уходят в кругосветные плавания превосходно оснащенные суда. Уникальная библиотека, музей, международные связи…
— Знаю я о Санта-Монике, — сказал Ур. — И читал труды Русто.
— О да, Русто! Он, можно сказать, создал Океанариум. Превосходный ученый! Мне рассказали не так давно, что Ватикан дал им крупную сумму на исследование — чего бы вы думали? — морского пути пророка Ионы на корабле и далее, во чреве китовом.
— Что за пророк Иона?
— Как, вы не знаете библейского сказания об Ионе?
— Не знаю. Я не читал библию.
— Вы читали труды господина Русто, но не читали библию! С каждым разом вы поражаете меня все больше, господин Уриэль…
— А вы, господин Себастиан, не проповедник ли случайно? Вы говорите с таким пафосом…
— Я не проповедник. Увы, я немало грешил в жизни и не достоин высокой проповеднической миссии. Но я разделяю взгляды и учение неоадвентистов.
— А кто это такие?
— Ну, если вас интересует… Мы, неоадвентисты, верим во второе пришествие Христа. При этом наши взгляды далеки от средневековых. Мы не представляем себе бога в виде бородатого джентльмена, сидящего босиком на облаке. О нет! Высшую силу, управляющую мирозданием, мы видим в различных проявлениях, в свободной воде электрона. Это и есть бог, высшее существо, которое мы почитаем. Но я вижу, что вы улыбаетесь…
— Простите, — сказал Ур. — Я невольно подумал, слушая вас: если бог проявляет себя в свободной воле электрона, то в каком же виде должен явиться божий сын Христос? Уж не в виде ли нейтрино?
Себастиан снял огромные свои очки и пристально посмотрел на Ура. У него были черные треугольники бровей и желтые глаза, исполненные кроткой печали.
— Понимаю, что вы шутите, господин Уриэль, — сказал он. — Высшая сила, управляющая мирозданием, не нуждается в какой-то постоянной оболочке. Но, разумеется, спаситель явится в образе человека.
— Вы вполне серьезно верите во второе пришествие?
— Почему вас это удивляет?
— Вы человек очень современный, господин Себастиан. Сведущи, по-видимому, в науке, путешествуете по всему миру… И как-то не вяжется это с… ну, вот с древними мифами, что ли…
— Именно потому, что я много путешествую, я много вижу и много размышляю. Мир опасно болен, Уриэль. Каждый готов утопить ближнего в столовой ложке, лишь бы сделать еще шажок наверх, лишь бы урвать побольше денег, побольше благ, обильно предлагаемых ныне, побольше удовольствий. Согласитесь, сэр, что долго так продолжаться не может. Мы либо сами истребим себя, род человеческий, в войнах, либо превратимся в бездумных скотов. Такой исход не может не противоречить основной программе мироздания — я имею в виду разум как венец творения. Не логично ли сделать из всего этого вывод о необходимости спасения? Как бы ни выглядел спаситель, он непременно явится.
— В том, что вы говорите, есть резон, — сказал Ур, помолчав. — Разум, несомненно, возник для целей высоких. Но почему надо ждать какого-то спасителя? А если Христос не явится? В мире, по-моему, достаточно людей, понимающих опасность…
— Верно! Но им нужно знамя, Уриэль! И таким знаменем, в силу сложившейся исторической традиции, может стать только Христос. Второе пришествие укладывается в рамки тысячелетних, привычных для миллионов людей представлений.
— Вы не простой человек, Себастиан, — оказал после недолгого молчания Ур.
— Тем более это относится к вам, дорогой господин Уриэль. Я был бы счастлив, если б мои слова оставили след в вашей душе. — Себастиан поднялся.
— Вы что, уезжаете?
— К сожалению. Сегодня нашу группу увозят в Крым. Я очень рад знакомству с вами, господин Уриэль. Не откажите в автографе на память…
Ур широко расписался на блокнотном листке и сказал:
— Я тоже был рад познакомиться с вами.
Однажды незадолго до представления Ура вызвал директор.
— Садитесь, Уриэль. — Директор повел на него набрякшими веками. — Вот какое дело, голубчик. Указание есть одно. Э-э-э… Если ваш номер имитационный, то есть вы приводите материальные тела в движение не телепатически — так?.. то вы обязываетесь раскрыть секрет своей аппаратуры. Разумеется, цирк гарантирует сохранение вашей тайны, — поспешно добавил он. — Если же нет, то есть если секретной аппаратуры нет и вы работаете… э-э… натурально — так?.. то вам придется предстать перед комиссией специалистов. Я вам все оформлю, голубчик, слетаете на три дня в Москву, покажетесь там в цирковом управлении. Завтра и вылетайте, чтоб не тянуть это дело…
— Нет, Владимир Федорович, — тихо сказал Ур. — Никуда я не полечу и никакой комиссии ничего показывать не стану. Я показывал номер худсовету, когда вы меня принимали, и считаю это вполне достаточным.
— Да и я так считаю, голубчик! Не думайте, что мне было просто вас оформить — вы же иностранный практикант, к тому же, смешно оказать, без документов. Но нам понравился номер, и я решил расшибиться в лепешку… Номер пользуется успехом, сборы хорошие, чего еще надо директору? А? Ничего не надо, терпи жару и радуйся. Так нет. Какой-то…
