пальцев по ее лопаткам. Скрючилась, как старушка.
Таня резко обернулась.
— Это все, что ты можешь мне сказать?
Мама не ожидала такого взрыва. Она виновато обняла дочку.
— Танечка, неужели ты сама не знаешь, какие у тебя ясные глаза и прекрасные льняные волосы? А ямочки на щеках, когда ты улыбаешься? Мало у кого есть такие очаровательные ямочки. Даже если бы ты не была моей дочкой, я восхищалась бы ими. И ты будешь еще красивее, когда вырастешь. Обещаю тебе. Только ни с кем себя не сравнивай.
— Легко тебе говорить — не сравнивай! А еще я бездарная! Таланта совсем нет. Танцую плохо, пою ужасно!
— Талант есть у каждого, и он не обязательно в песнях и плясках.
Надо почаще прислушиваться к себе.
— Я прислушиваюсь… Да только ничего не слышу. Ты-то вон с детства музыкой занималась. И Майка уже все знает про себя, и Коля Богданович. И даже Сергей Иванович!
— Ну и что? Другие находят призвание, став взрослыми. Хуже, когда человек всю жизнь занимается нелюбимым делом. Вроде благополучный с виду, а под старость вдруг до него доходит…
— Что доходит?
— Что он прожил не свою судьбу… Вот этого бойся.
Мама посмотрела в заплаканные Танины глаза и поняла, что не убедила дочку.
— Ты почему плачешь? Из-за таланта? — стала допытываться она.
— Нет. Просто мне жалко одну девочку.
И, шмыгнув носом, Таня выдумала историю про одноклассницу, которой нравится мальчик.
— А ему нравится совсем другая…
— Ну и что? В вашем ли возрасте об этом переживать! — всплеснула руками мама. — Ох, как же вы все быстро взрослеете, — покачала она головой.
— Скажи, а у тебя такого разве не было в одиннадцать лет?
Мама задумалась.
— А знаешь, было, — смущенно призналась она. — Только что подсчитала… Ревность — сильное чувство. В детстве тяжело переживаешь. Наверное, потому что все случается с тобой впервые. Но это пройдет, поверь мне. Будешь потом с улыбкой вспоминать о своих страданиях.
— Даже если тебе сделала больно самая близкая подруга?
— У меня именно так и случилось, — улыбнулась мама. — С подругой я из-за этого не поссорилась, хотя мальчик нам обеим нравился.
— Почему не поссорилась?
— Потому что она не хотела меня обидеть. Сердиться в той истории вообще не имело смысла ни на мальчика, ни на подругу, ни на себя.
Чуть позже она осторожно спросила, как прошел Майкин день рождения, кто приходил к Татоевым, был ли там Коля Богданович. А Таня, снова встав перед зеркалом, подумала, что мама, пожалуй, права. Грустить не о чем, ведь впереди только хорошее. И три радости у Тани сразу нашлись — не маленькие! Каникулы, лето. И ямочки на щеках. Они вправду милые, только надо почаще улыбаться.
Рыжик потерся об ее ноги то одним боком, то другим, то головой, то хвостом и поднял вверх морду, заглядывая Тане в лицо.
Девочка погладила кота:
— Не волнуйся, у меня уже все в порядке.
Она не подозревала, что до конца нормальной жизни оставалось всего несколько часов. Немецкие танки, кавалерия, пехота, которые давно ждали неподалеку от советской границы, уже получили свой секретный сигнал «Дортмунд». Он подтвердил, что атака начнется, как и запланировано, 22 июня на рассвете. То есть завтра.
И весь Ленинград ничего не подозревал. В теплую, самую короткую ночь года по улицам и набережным гуляла молодежь. Парни и девушки отмечали окончание школы. Им повезло с погодой: надоевшие дожди наконец-то закончились, небо прояснилось. И по всем признакам завтра ожидался не менее прекрасный день. Но выпускники хотели, чтобы эта волшебная белая ночь длилась подольше.
Миленькие, сбейте его!
… семилетний Витя Тихонов потушил зажигательную бомбу, упавшую на улице. У него спросили: «Как ты это сделал?» Витя спокойно ответил: «Я бомбу за хвост и ее в песок, в песок».
Л. Раскин. Дети великого города. Ленинградские дети в дни Отечественной войны
На следующее утро во дворе было полно детей: все бегали и смеялись, радуясь солнцу. Неожиданно во двор вышла мама.
— Танечка, быстро домой!
— Почему? Ведь каникулы! — удивилась Таня.
Она собралась выпросить хотя бы десять лишних минут. Но, посмотрев в мамины глаза, поняла, что произошло что-то важное и надо немедленно подниматься в квартиру.
Там взрослые сгрудились возле радиотарелки. Их лица застыли в тревоге.
— … отбить нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины… — неслось из радио. — Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!
Это было объявление о начале войны и о том, что фашисты уже вовсю бомбят и обстреливают советские города.
Мама прижала к себе Таню, а отец успокоил:
— Немцы драпать скоро начнут, до зимы их побьем.
Родители даже представить не могли, какой страшной и долгой будет эта война. Мама не побежала в магазин, а ведь надо было срочно запасаться продуктами. Как все ленинградки, она вообще никогда не покупала еды помногу.
Папа ушел на фронт в самом начале июля. Таня с мамой провожали его, когда он шел в нестройной колонне вчерашних штатских. Непривычно было видеть отца с винтовкой и тугой скаткой военной шинели через плечо.
Другие женщины тоже шагали рядом со своими мужьями. Летний ветерок играл их волосами и легкими подолами платьев. Они принарядились, чтобы мужья запомнили их красивыми. Матери несли своих малышей на руках. Все хотели верить, что Гитлер никогда не подойдет к Ленинграду и что наши солдаты скоро
