поднял голову, глядя на высокие, шелестящие под легким ветром платаны, на нежное, голубое
небо Виргинии.
Хиксфорд, Виргиния
В массивную, деревянную дверь камеры была врезана толстая решетка. Дерево сочилось смолой
на жаре. Нат, что лежал на лавке, устроив голову на своей куртке, услышал голос какого-то
мальчишки со двора: «Чарли, пошли, там сейчас негра вешать будут!»
-Глупо, - поморщился мужчина. Застонав от боли в сломанном, распухшем запястье, лязгнув
кандалами, Нат попытался перевернуться на бок. «Ребро тоже сломали, а то и два, - понял он.
«Хотя какая разница. Все равно к вечеру я в петле буду болтаться. Кто же знал, что мы на рыбаков
наткнемся. Я десяток, раз через эту реку людей переправлял, и все хорошо было. Ребят уже
обратно к хозяевам отправили…, Четыре человека. Не выполнить тебе эту миссию, сержант
Фримен, даже не надейся».
Он вспомнил заплеванный табаком пол, жужжащих, тяжелых мух, и шерифа, что сидел,
раскинувшись на стуле, вычищая щепочкой грязь из-под ногтей.
-Я гражданин штата Массачусетс, - холодно сказал Нат, придерживая правой рукой левую руку -
сломанную. «Я свободный человек, и требую вызвать моего адвоката. Хотите меня судить - судите,
но по законам нашей страны».
Шериф выбросил щепочку. Поднявшись, - он был на две головы выше Ната, и на сто фунтов -
тяжелее, мужчина издевательски проговорил: «Раз ты такой умный, черномазый, ты должен знать
- за помощь беглым рабам полагается смертная казнь».
-Знаю, - согласился Нат. «Однако в Америке нельзя казнить человека без суда и следствия».
Шериф усмехнулся: «У нас тут есть судья, Чарльз Линч. Он именно так вешал лоялистов во время
войны - без суда. Потом его оправдали, и меня, - он ударил Ната кулаком в лицо, - тоже
оправдают».
-А потом он мне ребра и сломал, - болезненно вздохнул Нат, - когда ногами избивал. Господи,
бедные мои - Салли, Марта, матушка, как они без меня? Четыре месяца, как из дома уехал. Негры,
конечно, передадут весточку в Бостон, но пока она дойдет…Марта сейчас на каникулах, бабушке с
матерью на постоялом дворе помогает…, Четырнадцать лет девочке, она ведь ребенок еще…,
Стихи пишет, - невольно улыбнулся Нат. «И в школе - лучше всех учится».
Дверь лязгнула и грубый голос велел: «Выходи!».
Нат с трудом поднялся на ноги, пошатнувшись. Сильные руки встряхнули его. Шериф,
пережевывая табак, рассмеялся: «Все готово, черномазый. Потом бросим тебя на свалке, даже
хоронить не будем».
Нат поднял черноволосую, с легкой сединой на висках, голову. Молча, выпрямив спину, он вышел
из камеры.
-Крепкий парень, - подумал шериф. «Даже не сказал, как его зовут, а ведь мы его два дня только и
делали, что били. И выправка у него хорошая, сразу видно - воевал. Шрам от пули под ребрами.
Так и не признался - кто еще, в Виргинии, им помогает. Вот же эти негры упрямые».
Он вывел заключенного на крыльцо. Толпа мужчин, - с топорами, кольями, винтовками,-
заверещала. «Все равно, - усмехнулся шериф, - сколько бы черных такие мерзавцы не украли у
законных владельцев - рабство угодно Богу. И в церкви, - он посмотрел на деревянный шпиль, -
так же говорят».
Кто-то из толпы, подняв комок грязи, швырнул его в Ната.
-Иди, иди, - толкнул его в спину шериф, толпа расступилась. Нат подумал: «Какое небо синее. Я со
всеми попрощался, как уезжал, Господи, бедные мои…»
Высокая, раскидистая сосна стояла на самой вершине холма. Нат, идя вслед за шерифом, в самой
гуще пахнущей потом толпы, увидел темные, далекие очертания человеческих фигур. Негры
стояли, не двигаясь, под откосом холма. Нат закрыл глаза. Увидев лицо Салли, услышав веселый
голос дочери, он почувствовал у себя на лбу ласковую, знакомую руку.
-Мамочка, - одними губами сказал он. «Мамочка, милая, прости меня, что вас одних оставляю».
Он ощутил слезы у себя на глазах. Отбросив руку шерифа, мужчина поднялся наверх, к наскоро
сколоченному помосту.
Нат обвел глазами толпу белых и вздохнул: «Под холмом брат Томас стоит, я его заметил. Значит,
все хорошо - Дорога и дальше будет работать. Ничего, на мое место придут другие - и так до тех
пор, пока на этой земле не будет рабства. На этой земле…»
На шею ему накинули петлю. Нат вдруг пробормотал что-то. «Господи, да откуда это взялось? -
удивился мужчина. «Но правильно ведь, правильно…, Надо крикнуть, пусть все услышат - и белые,
и негры. Пусть все знают».
Он выдохнул. Нат, громко, во весь свой голос, сказал:
Al that my yearning spirit craves,
Is bury me not in a land of slaves.
Шериф сдавленно выругался: «Хватит тянуть!». Помост затрещал, тело закачалось на ветви сосны.
Кто-то крикнул: «Туда ему и дорога, черномазому!». Белые разошлись, а негры так и стояли, глядя
на свесивший голову к плечу, медленно крутящийся на веревке труп.
Уже вечерело, когда всадник, промчавшийся по главной улице Хиксфорда, среди деревянных
лачуг, - спешился перед беленым зданием. С крыльца свисал американский флаг. Пахло вареной
кукурузой, над крышами поднимались дымки. Дэниел улыбнулся:
-Будто дома, только тут совсем жарко. Почти сто миль к югу. Бедный Фламбе, я его совсем загнал.
Ничего, сейчас возьму Ната на поруки, заплачу за него залог…, Ему, наверняка, запретят выезд из
Виргинии, но мы приютим его в Ричмонде до суда. На суде эти мерзавцы, - Дэниел искоса
посмотрел на мужчин, что сидели у забора, вытянув ноги, дымя трубками, - эти мерзавцы
пожалеют, что на свет родились. Может быть, заодно и удастся добиться пересмотра этого закона -
о смертной казни за помощь беглым. Дикость, какая дикость, - он, невольно, покачал головой.
Кто-то от забора, заметил: «Конь у вас хорош, мистер».
Дэниел вдохнул теплый воздух: «А где тут у вас шериф?»
-Ужинает, - зевнул пожилой мужчина. Сплюнув в пыль, он оглядел Дэниела: «Завтра приходите».
-Из Ричмонда, должно быть, приехали? - спросил один из горожан, рассматривая отлично
скроенный, темный сюртук и высокие, из мягкой кожи, сапоги Дэниела.
-Из Нью-Йорка, - холодно ответил тот. Дэниел увидел, как поменялись лица мужчин - вместо
добродушной лени в глазах появилось презрение.
-Билли! - кто-то, приподнимаясь, помахал. «Тут тебя спрашивают».
Огромный мужчина с дробовиком в руках, остановился перед Дэниелом. Он свысока сказал: «Я
шериф Хиксфорда, Уильям Фаррелл, а вы кто такой?»
Дэниел достал из седельной сумы свой паспорт. «Заместитель государственного секретаря
Соединенных Штатов Америки, мистера Томаса Джефферсона, посол по особым поручениям,
мистер Дэниел Вулф, - медленно прочитал шериф. Он тяжело вздохнул: «Что хотели-то, а то я
белок пострелять собрался?»
-У вас тут, - Дэниел кивнул на беленое здание, - арестованный. Я приехал внести за него залог и
взять на поруки, шериф.
-Нет у меня никакого арестованного, - буркнул тот, зачем-то взглянув в дуло ружья.
-Сбежал, - облегченно подумал Дэниел. «Ничего, он виргинский, не пропадет. Доберется до
Бостона, и пусть только потом попробует на юг сунуться. Хватит, пусть готовит свой суп с
креветками, ходит в церковь и дочку воспитывает».
Дэниел увидел, как двигаются губы шерифа, и услышал его голос: «Негра, того, что на реке с
беглыми поймали - мы вздернули».
-Нет, - Дэниел чуть не покачнулся. «Нет, я не верю, быть такого не может…, Нат, Нат, ему же еще
сорока не исполнилось, он меня младше». Он сжал руку в кулак, чтобы не потянуться за
пистолетом. Велев себе успокоиться, Дэниел медленно спросил: «По какому праву, шериф? Или
Виргиния в одностороннем порядке покинула состав нашей страны? Почему не было следствия,
суда…»
Шериф сморщил лоб и неуверенно повторил: «В одностороннем порядке…, А что вздернули - у нас
с этим быстро. Черные должны знать свое место».
-Вы со своим местом, - сочно заметил Дэниел, - можете проститься, это я вам обещаю. Где…- он, на
мгновение, запнулся, - тело?
-Черные его снимали, я видел, - кто-то из мужчин отпил из оловянной фляжки. «У них ищите, они
там, - Дэниел увидел маленькие, покосившиеся домики за рекой, - живут. Это наши свободные
черные, - издевательски добавил его собеседник, - всякие любители негров, вроде вас - их
отпустили. Бездельники, работать не хотят…- Дэниел, уже не слушал его. Он быстрым шагом
пошел к деревянному мосту через широкую, мелкую реку.
-Не смей плакать, - велел себе он. «Потом, в Бостоне, с его семьей - можно будет. Но не сейчас, не
здесь. Ната надо увезти отсюда»
Маленькая, босая девочка, что сидела на крыльце, гладя кошку, испуганно ойкнула и убежала.