-Очень рад с вами увидеться, кузина, - весело сказал Тедди. «Что вы читаете?»
-«Песни Невинности» Блейка, - Мораг покраснела. «Мне очень нравится. Вы читали?»
-Конечно, - Тедди все стоял. Девушка спохватилась: «Вы садитесь, пожалуйста! Я сейчас цыпленка
принесу». Она задержалась на пороге кухни и повертела головой, думая, куда положить книгу.
-Давайте сюда, - добродушно сказал Тедди, забирая у нее томик. «Какие у него руки теплые, -
поняла Мораг. «Господи, я таких мальчиков и не видела, ни разу. Да и где увидеть, не у нас же, в
деревне. Хотя, когда мы с мамой по набережной гуляли - я заметила, на меня смотрели. Хотя на
что смотреть, я худая такая..., - она чуть слышно вздохнула: «Спасибо».
Миндальный пирог был совсем свежим. Тедди подвинул Мораг фаянсовую тарелку: «Вы тоже
ешьте, кузина. Просто замечательно вы готовите. А вы акушеркой не хотите стать?»
Мораг отпила кофе: «Я крови боюсь. Так неудобно, моя прабабушка, бабушка, мама - все
акушерки. Я, когда палец порежу - плачу. И у меня морская болезнь, - алые, красивые губы
улыбнулись. «Папа капитан, старшая сестра, брат - все под парусом ходят. Даже Дебора - и то по
мачтам карабкается, а у меня морская болезнь. Я учительницей буду. Моя подружка, Марта, - вы с
ней познакомитесь, - тоже преподавать хочет».
-Ничего страшного, - уверенно заявил Тедди, садясь на подоконник, закуривая. «Мой брат
старший, неродной, сын отчима моего, Маленький Джон - у него тоже морская болезнь, а ему уже
за тридцать. Мой отчим - герцог, - зачем-то добавил Тедди, - вы знаете, наверное».
-Экзетер, - кивнула Мораг. «У меня тоже титул есть. Я леди Кинтейл, по отцу моему, но в
Америке, это ничего не значит. А вы кем хотите стать, кузен? - она осторожно взглянула на
золотящиеся под солнцем каштановые волосы.
-Адвокатом, как Дэниел, мой брат, - хмыкнул Тедди. «Буду в Америке жить. Я тут пятнадцать лет не
был, кузина Мораг, но мне здесь нравится. А стихи, - он потянулся за томиком Блейка, - я люблю,
но больше - театр. Моя старшая сестра, Тео, мадемуазель Бенджаман - лучшая актриса Франции.
Она меня учила, когда я в Париже на каникулах гостил. В Итоне, мы пьесы ставим, я уже все
шекспировские роли переиграл. Жалко, что в актеры мне не пойти, - Тедди ухмыльнулся.
-Я и в театре никогда не была, - грустно проговорила Мораг.
-Так мы с вами пойдем, - вскричал Тедди. «У дяди Питера и дяди Джованни ложа, на Друри-Лейн.
Все вместе и сходим. А пока, - он потушил окурок и озорно спросил: «Ромео и Джульетту»
читали?»
-Да, - удивилась Мораг.
-Дайте мне реплику, - велел Тедди, - помните сцену на балконе: «О, горе мне...»
-О, горе мне..., - робко повторила Мораг.
Он поднялся. Мораг подумала: «Господи, никогда бы не поверила. У него даже глаза сияют. Но
ведь так не может быть. Он меня сегодня в первый раз увидел, это просто игра, театр...».
Его голос, - красивый, низкий, - наполнил комнату. Тедди протянул к ней руку, и улыбнулся. «Будто
солнце, - вздохнула девушка. «Какой он красивый».
- Она сказала что-то.
О, говори, мой светозарный ангел!
Ты надо мной сияешь в мраке ночи...- слышала она. Мораг, невольно сжав руки, взволнованно
дыша - залюбовалась юношей.
-Мне все аплодировали, - сообщил Тедди, усаживаясь в кресло, наливая себе еще кофе. Он сжевал
пирог, и облизал пальцы: «Простите. Тут совсем как дома. Я с Элизой, - это моя сестра младшая, -
тоже не стесняюсь».
-Не надо, - чуть было не сказала Мораг. Он поднялся, и поставил посуду на поднос: «Сидите. Я сам
все умею. Дядя Питер вдовец, и прислугу не держит. В Итоне, как я еще малышом был - надо было
старшим прислуживать, - он рассмеялся и крикнул, уже из кухни: «Я сейчас помоюсь, переоденусь,
- отведете меня к тете Салли?»
-Хорошо, - еще нашла силы ответить Мораг. Потом она просто сидела, слушая, как он моет посуду,
насвистывая какую-то песенку.
-Это о Вороне - Тедди всунул каштановую голову в столовую. «Тетя Эстер его потомок, знаете? А мы
с вами - нет. Вы играете, а то я когда через гостиную шел - фортепьяно видел».
-Нет, - помотала головой Мораг. «Только пою, меня бабушка Онатарио научила. Индейские песни».
-А я играю, - Тедди вытер руки. «Меня мама в три года за инструмент посадила. Она отличная
музыкантша, ей даже Моцарт сонату посвятил. А я, - он не смог скрыть улыбку, - всякие песенки
бренчу. И танцы, конечно. Я вам могу аккомпанировать, я по слуху все подбираю, - Тедди
потянулся. Кивнув: «Я сейчас», - юноша взбежал по лестнице наверх.
Мораг ощутила запах сандала - теплый, пряный. Прижав ладони к горящим щекам, она отчаянно
шепнула: «Так вот это как бывает, Господи. Спасибо, спасибо тебе».
На большом, дубовом столе были аккуратно разложены папки. Девушка в холщовых нарукавниках
поболтала кистью в мисочке с клейстером. Мазнув, она прижала длинными пальцами ярлычок.
«Оплаченные счета, второе полугодие 1792», - прочла Марта Фримен, и хмыкнула: «Еще пара
дней, и я все приведу в порядок».
Она встала, - высокая, гибкая, легкая - и прошлась по комнате. Иссиня-черные, кудрявые волосы
были кое-как заколоты на затылке. Марта подошла к зеркалу: «Надо будет, как закончу - в море
поплавать. И на лошади прокатиться. Чахну тут над бумагами, как будто и не каникулы». Марта
достала из ящика стола пистолет, и вскинула его, нацелив на дверь: «И пострелять тоже. Не ждать,
пока папа приедет».
-Господи! - раздался с порога испуганный голос бабушки. Мамаша Бетси стояла с подносом в
руках. Марта рассмеялась. Убрав оружие, она поцеловала бабушку в лоб. «Совсем не надо было
мне кофе носить, - ворчливо сказала девушка. «Спустилась бы и сама сварила. Сейчас я тут закончу
и приду маме помогать. Сегодня же пятая комната съезжает, убраться надо».
Негритянка присела в кресло и ласково улыбнулась: «Как же тебя не побаловать, внученька, ты
даже летом со всем этим возишься. Что бы мы делали, если бы не ты, ты же и считаешь, и баланс
сводишь..., Сама знаешь, - мамаша Бетси поправила чепец, что прикрывал ее полуседые волосы, -
я, хоть читать и умею, но не сильна в грамоте, а на матери твоей - и слуги, и кухня, куда все
успеть...»
-Ничего страшного, мне только в радость, - Марта отпила кофе. Бабка осторожно сказала: «Там
объявление принесли. В Первой Баптистской Церкви негритянский базар, благотворительный, и
танцы потом. Может, сходила бы...»
Красивое лицо девушки похолодело, скулы застыли. «Я не хожу туда, где негры и белые
разделены, - отрезала Марта.
-А в школу негритянскую ходишь..., - вздохнула бабка. «Что ты учительницей хочешь стать - так
только черным преподавать будешь, сама знаешь. Миссис Люси, что тебя французскому языку
учит - всякий на нее посмотрит, и скажет - белая. У нее один прадед - негр, и все. Там у них, в
Новом Орлеане, таких много. Однако все равно, - жестко сказала Бетси, - в паспорте она цветная.
И никто из белых девушек у нее учиться не будет. Так же и у тебя».
-Это изменится, бабушка, - страстно ответила Марта. «Вот увидите, негры и белые будут вместе, в
одних школах, в одних почтовых каретах…, Евреи же есть в правительстве, и мы тоже...»
-Ничего мы не «тоже», - бабка поднялась. «Евреи - они белые, внучка. Что свободу нам дали - так
это по Божьему закону положено, а остальное в руках белых. Как они решат, так и будет, не нам с
этим спорить».
Марта только поджала темно-красные, изящно вырезанные губы. Бабка помялась у двери: «Тут
Фредди с отцом приходил, крышу чинить. Спрашивал, как ты, и не желаешь, ли прогуляться, раз
каникулы. Хороший парень, добросовестный, хоть и восемнадцатый год - а уже деньги
откладывает, на свой дом. Может..., - бабка замолчала, увидев, как Марта закатила красивые,
карие глаза.
-Фредди Сандерс едва свое имя подписать может, - сочно сказала девушка, допивая кофе, - а я
Вольтера читаю. И вообще, - Марта оживилась, - бабушка, мисс Бенджаман, сестра дяди Дэниела
младшая - она цветная. Во Франции на это и внимания не обращают. Она актриса, с нее портреты
пишут..., Я тоже могу в Старый Свет уехать.
-У нее одна черная бабка, а у тебя - один белый дед, - Бетси раздула ноздри. «В зеркало хоть
иногда смотрись. Нашла себя с кем равнять. А что с нее портреты пишут - так ей за тридцать уже, а
ни мужа, ни детей нет. Так и умрет старой девой. Тоже такого хочешь?»
-Сама разберусь, - Марта со значением открыла шкаф, где на полках громоздились связки бумаг.
«Спасибо за кофе, бабушка, буду дальше работать».
Бетси только покачала головой и осторожно закрыла дверь. Здесь, в семейном крыле было тихо,
снизу, с кухни, пахло обедом. Она услышала веселый голос невестки: «Кто написал на доске: «Суп
с криветками»? Научитесь, уже, наконец, не делать ошибок. Стыдно же».
