как потом выяснила Богдана – все-таки проболталась.
И в девять вечера, когда только покончили с горячим и попросили десертное меню, в ресторане вдруг погас свет, а официанты дружным хором закричали:
– Buon compleano![26]
К их столику принесли роскошный многоярусный торт с тридцатью свечами. Говорить, от кого подарок, отказывались, требовали срочно задувать, иначе воск попадет в крем.
Богдане пришлось повиноваться. Как и требовала хорошая примета, задула огонь с первой попытки. Официанты зааплодировали. А она подняла голову и увидела Игнацио. В великолепно сидящем по фигуре костюме. Прекрасно подстриженного. С элегантным букетом.
Она нахмурилась, он приблизился к столику. Достал из кармана пиджака бархатную коробочку. Сильва хитро улыбалась. Игнацио встал на одно колено:
– С юбилеем, любимая.
И надел ей на палец богатое, сразу заискрившее миллионами искр, кольцо.
Падкие до зрелищ итальянские официанты взвыли от восторга. А Богдане ничего не оставалось, как пробормотать слова благодарности и пригласить супруга присесть.
От шеф-повара немедленно явилось шампанское. Богдана сегодня выпила целых две нормы – пиво в кино и порцию вина здесь, – но Игнацио настойчиво протянул ей бокал:
– Пусть твои тридцать станут новой вехой.
– Вехой чего?
Он опустил голову:
– Я понял, Богдана. Лучше тебя мне никого не найти.
Понятно. С любовницей поссорился. Ладно, пусть хотя бы сегодня, в ее праздник, будет иллюзия семьи. Ради Сильвы.
Она улыбнулась мужу. Пригубила, едва не скривившись, и отставила бокал. Почему в Италии так любят брют? Кислятина ведь!
– Нет, пей до дна, по вашей русской примете! – велел муж. – Иначе счастья не будет.
– Мама сегодня больше пить не будет, – встряла Сильва.
– Ничего, – улыбнулся Игнацио. – В день рождения можно нарушить правила. Мы отмечаем начало нашей новой жизни.
Жена усмехнулась:
– Я тебе ничего пока не обещала.
Муж смиренно ответил:
– Я много думал, Богдана. И многое понял. Я очень виноват перед тобой. Я воспринимал тебя и твою заботу как должное. А сам совсем не берег тебя, не лелеял. Больше так не будет, любимая! Ты – моя настоящая королева. Я сделаю все, чтобы ты никогда об этом не забывала. Тем более сейчас у меня для этого есть все возможности.
– Папа, браво! – в восторге крикнула Сильва.
– Ну, давай же, выпьем. – Игнацио взглянул умоляюще.
И она сдалась – мужественно допила кислятину.
В голове зашумело мгновенно. С чего бы? Подумаешь, какое-то шампанское.
Но дальше – ресторан вдруг начал раскачиваться, будто зал обратился в качели. Влево-вправо, влево-вправо, все выше и выше. Богдана сначала захихикала, потом перепугалась. Голова отчаянно кружилась, лица расплывались.
«Взять себя в руки!»
И вроде получилось. Мир встал на место, но почему-то захотелось спеть. Прямо сейчас. Немедленно. И она затянула – почему-то Цоя:
– Дом стоит, свет горит! Из окна видна даль!
– Мама! – Голосок у Сильвы испуганный.
А Богдане кажется – она на сцене, зрители ждут. Голос сам собой становится громче, крепче:
– Но откуда взялась! Печаль!
Под рукой некстати оказался бокал, он упал и разбился.
В ухо словно набат, с эхом, ударил голос Игнацио:
– Что! Ты! Пила! Сегодня!
Какой смешной!
– Ты мой пупсик! – Она потянулась погладить его по голове. Не достала и покачнулась.
Сильва жарко шепчет:
– Ничего она не пила! Только пиво в кино и вина один бокал.
А дальше – вдруг люди. Одеты странно для неформального ресторанчика – в костюмах, при галстуках. Зачем-то фотографируют, тычут в лицо удостоверения. Буквы расплывались, но все-таки прочитала: ОПЕКА. При чем здесь опека? У них все в порядке, празднуют с семьей юбилей!
Богдана попыталась объяснить, но внезапно ее затошнило. Пробормотала извинения, кинулась в туалет, но ноги подкосились. Упала, и ее вырвало прямо на пол. Последнее, что увидела, – фотовспышку прямо в глаза, потерянное лицо Сильвы, а дальше – полный провал.
* * *
2006 год
Как в детстве дед посадил за карты, так Мирон игру и полюбил. В школьные времена в «дурака» с «козлом» резался. В институте учился – ночами пульки расписывали. За границу стал ездить – всегда в казино захаживал.
Когда в начале девяностых игорные дома стали появляться в России, сразу отправился осваивать. Но играть против дилера ему не нравилось – будто с роботом борешься, возможности ход просчитать вообще никакой. C горничными будущими в «кинга» шлепать и то интереснее было. Да и окружение даже в самом респектабельном российском заведении нездоровое. Большинство – больные люди. Ну, или просто неприятные. А иллюзий, что из игорного дома можно в плюсе уйти, Мирон Сергеевич никогда не питал. Деньги в других местах зарабатывать надо.
Но изредка встряхнуться – почему не сходить? Позволить себе мог.
Перестройка застала его юным выпускником университета. По специальности работать даже не пробовал – сразу начал «крутиться». Всегда мечтал вырваться из родных палестин. Сначала ездил из Одессы в Турцию на пароме, за кожаными куртками. В девяносто первом впервые полетел в Италию – на чартере до Анконы, с посадкой на военном аэродроме. Но банальная перепродажа быстро наскучила, да и конкуренты наступали на пятки. И тогда Мирон затеял новый, уникальный бизнес: стал поставлять в Италию российских горничных.
Многим девчонкам помог – семьи прокормить, мир посмотреть, а то и личную жизнь устроить.
Нынче Мирон Сергеевич оперился, окреп, создал свой холдинг. Ввозил из «Первого сада Европы» сыры, салями, оливки и прочие деликатесы. Вскоре к импорту добавил экспорт. Водки, леса, икры не касался, – избави боже, жить пока хотелось. Работал в безопасной нише. Еще когда девчонок в страну отправлял, обратил внимание: за сувенирных матрешек итальянцы просто вежливо благодарят. Зато от более полезных русских народных промыслов с ума сходят. Вот и стал налаживать поставки, малыми партиями – льняные полотенца, вышитые прихваточки – фартучки, разделочные доски из натурального дуба. И сам зарабатывал, и людям добро делал. Народные умельцы на него молились просто – в России-то кому их авторские работы нужны, когда страна рушится?
Нынче любой вопрос стало можно решить по телефону-факсу-электронной почте, но Мирон Сергеевич старался видеться с деловыми партнерами лично. Считал, гораздо эффективнее в плане прибылей. Плюс повод в давно полюбившейся Италии побывать. Или, наоборот, поразить зарубежных соратников стремительно меняющейся Россией.
Культурную программу формировал сам и не ограничивался обязательными к посещению Третьяковкой и «Лебединым озером». То в «Голодную утку» гостей водил, поглядеть, как молодежь на столах пляшет, то на стриптиз, то в казино.
Последний пункт программы нравился даже тем, кто азартные игры не жаловал. И Мирон понимал, почему. Италия, несмотря на байки про «кругом-мафию», – цивилизованная страна. А в России можно нервы пощекотать. Пресловутых
