Андрей отхлебнул коньяку, подумал о чем-то своем, усмехнулся и написал:
«Завтра вечером Костырин познакомит меня со своими «братьями по оружию». Могу себе представить, что это за братки! Если у всех у них такие же гнусные морды, как у Костырина, тяжело же мне придется. Но отступать я не намерен, и это главное».
Андрей поставил точку и закрыл дневник.
4
Теплый осенний день. Несмотря на пять часов вечера, солнце наяривает на всю катушку. Кавказцу, торгующему апельсинами, жарко. Он снимает кепку, высвобождая копну черных, седоватых, спутанных и потных волос, вытирает лоб платком и снова нахлобучивает кепку, натянув ее до самых бровей. Потом смотрит на светловолосого мальчишку, стоящего у прилавка, и устало говорит:
— Слюшай, мальчик, или покупай, или иди отсюда домой.
— Я бы купил, — солидно говорит мальчишка. — Но ведь дорого. Скиньте пятерик.
— Э, чего захотел. Бери за мою цену — товар отборный, не пожалеешь!
— Ну, скиньте, чего вам стоит. Вчера ведь дешевле продавали, мы с мамой покупали у вас.
— Вчера было вчера, — резонно говорит кавказец. — А что за мама у тебя? Может, я ее помню?
— Должны помнить. Она, когда с работы идет, постоянно у вас фрукты покупает. Ну то есть когда у нее деньги на фрукты есть, — поправился мальчишка. — Вы один раз ей даже сказали, что продадите виноград подешевле, если она вам улыбнется.
Продавец сально усмехнулся:
— И что? Улыбнулась?
Мальчишка покачал головой:
— Нет.
— Ну вот видишь.
— Значит, не скинете?
— Вай, какой упрямый. Ладно, так и быть. Я тебе цену скину, если твой мама тоже кое-чего скинет.
— А чего она может скинуть? — недоуменно произнес мальчишка.
— А я тебе скажу. — Кавказец поманил мальчишку пальцем и, когда тот наклонился, что-то горячо прошептал ему На ухо.
Лицо паренька вспыхнуло.
— Ах ты… сволочь, — прошипел он. — Да я тебя…
Кавказец откинул голову и засмеялся:
— Какой горячий малчик! Настоящий джигит! Иди домой и передай маме, что я тебе сказал.
Мальчишка набычился и стал похож на ощетинившегося щенка.
— Сейчас ты у меня сам отсюда пойдешь! — проговорил он тихим, дрожащим от ярости голосом.
— Мага, ну что ты к мальчишке пристал, — осадил кавказца другой торговец, длинный, тощий с большим, горбатым носом. — Видишь, он уже чуть не плачет.
Эй, мальчик, подойди сюда. Я тебе по хорошей цене апельсины продам.
Однако мальчишка не сводил сверкающего взгляда с кавказца в кепке.
— Ну, чего уставился, щенок? — внезапно разозлился тот.
Мальчишка по-взрослому холодно усмехнулся и спокойно ответил:
— Запомнить тебя получше хочу.
— Зачем это?
— Чтобы не ошибиться, когда с ножом сюда приду, — так же спокойно сказал подросток.
Кавказец поежился от его взгляда.
— Ах ты, волчонок. А ну — пшел вон отсюда! Угрожать он мне будет, а!
Подросток сплюнул себе под ноги, повернулся и медленно, враскачку двинулся в сторону жилых кварталов. Носатый торговец проводил его взглядом и задумчиво сказал:
— Зря ты так, Магомет. Он ведь, и правда, может с ножом сюда вернуться. Видел, как у него глаза блестели? Одно слово — волчонок.
Кавказец махнул толстой рукой:
— А, перестань! Что думаешь, я щенка этого испугаюсь?
— У некоторых щенков зубы острее, чем у взрослых псов, — заметил носатый.
— Только не у этого, — сказал кавказец. — Потому что…
Но тут к прилавку подошла покупательница, кавказец дружелюбно ей улыбнулся, и его фраза так и осталась незаконченной.
Через пару дней кавказец Магомет и носатый торговец забыли об этом неприятном инциденте. Тем более что ни мальчишка, ни его мать к прилавку больше не подходили.
И когда через два месяца с Магометом случилось то, что случилось, носатый торговец даже не вспомнил об угрозах мальчишки. Потому что ни один мальчишка на свете не был способен сделать то, что сделали с Магометом.
5
Подростка, который в тот далекий солнечный осенний день 1997 года вступил в перепалку с торговцем, звали Дима Костырин. Он никому не рассказал об этой ссоре. Нет, он поступил иначе.
На перемене Костырин разыскал своего старого знакомого Щеголя. Тот, как всегда, валял дурака в спортзале. Забрасывал через голову старую боксерскую перчатку в баскетбольное кольцо. Завидев Костырина, он кивнул ему, но своего идиотского занятия не прекратил.
— Слышь, Щеголь, — окликнул его тогда Дмитрий. — Твое предложение еще в силе?
— Насчет чего? — спросил тот, продолжая мучить боксерскую перчатку.
— Сам знаешь насчет чего. Насчет трав…
Щеголь бросился к Дмитрию и заткнул ему ладонью рот:
— Тс-с-с. Тише ты, фуфел!
Костырин оторвал ладонь Щеголя от своего рта и брезгливо сплюнул на пол.
— Ладно, че ты, — примирительно сказал ему Щеголь. — Сам виноват. Че ты на всю школу-то разорался? Хочешь, чтоб нас отсюда в казенном фургоне увезли?
— Извини.
— «Извини» на хлеб не намажешь. Ну да ладно. Значит, решил подзаработать?
— Да. Если у тебя еще есть работа.
— Есть, не волнуйся. Но только условия изменились. Теперь с каждой дозы ты будешь иметь не двадцать, а пятнадцать процентов. Идет?
Костырин покачал белобрысой головой:
— Не идет. Мне надо двадцать.
Щеголь присвистнул.
— Ну ты борзой. Я сейчас по двадцать своим лучшим дилерам даю. А ты — новичок. Вдруг ты вообще работу запорешь? Или товар просрешь? Мне потом из собственного кармана за тебя расплачиваться придется.
— Не придется. Ты меня знаешь, Щеголь. Я всегда делаю то, что обещаю. Но мне нужны деньги.
— Ха! — растянул в улыбку свою рябую физиономию Щеголь. — Удивил! А кому они нынче не нужны? Кстати, а зачем тебе деньги?
— Не твое дело, — сухо ответил Костырин.
— Влюбился, что ли? Да че ты гриву опускаешь — мы ведь друзья! — Он заговорщицки подмигнул Дмитрию. — Ну скажи, я ее знаю?
— Знаешь.
— И как ее зовут?
— Кристина.
Щеголь сделал круглые глаза:
— Ох ты! Клевое имя. А фамилия у нее есть?
— Есть. Орбакайте.
Некоторое время Щеголь смотрел на Костырина круглыми глазами. Потом досадливо фыркнул и сказал:
— Тьфу ты… твою мать. А я уже и уши распустил. Силен ты пули лепить, Димон. Ладно, личное так личное. Короче так. За товаром придешь к тиру, в семь часов вечера. И чтоб никому, понял? Чего молчишь?
Костырин глянул на Щеголя исподлобья и хрипло спросил:
— Сколько?
— Двадцать, — ответил ему Щеголь. — Только ради твоих красивых глаз, детка. Но если проколешься — расплачиваться будешь по двойному тарифу. Идет?
— Идет, — кивнул Дмитрий.
— Ну тогда дуй на урок. Перемена уже две минуты как кончилась.
Сергей Панин по кличке Пан, восемнадцатилетний оболтус и хулиган, сидел на скамейке с бутылкой пива в одной руке и складным ножом — в другой, который лениво втыкал в скамейку. Время от времени он поглядывал по сторонам, проверяя, не идет ли кто из знакомых. Но по двору сновали туда-сюда лишь всякие ублюдки и лохи, которых Пан в упор не видел. Он явно скучал.
Из первого подъезда вышел белобрысый подросток. Посмотрев на Панина, он уверенным шагом двинулся к скамейке. Подошел, остановился и сказал:
— Слышь, Пан, хочешь заработать?
Панин оторвал взгляд от складного ножа, поднял глаза на пацана, окинул его презрительным взглядом и лениво спросил:
— А ты че за хрен с горы?
— Я Дима, — сказал паренек. — Дима Костырин.
— Даты че! — воскликнул Пан. — Сам Дима? Обалдеть! Можно с тобой сфотографироваться?
Подросток нахмурился:
— У меня к тебе есть дело.
Панин поднял нож, поставил его кончиком лезвия на указательный палец, дрыгнул рукой и ловко вогнал лезвие в мягкое дерево скамейки. Затем снова посмотрел на паренька и сказал:
— А ты борзый пацан. Ну давай, излагай свое дело. Только имей в виду: если твое дело — фуфло, я тебе башку оторву.
— За что?
— За то, что оторвал меня от важного дела.
Костырин еле заметно усмехнулся:
— Понятно.
— Че такое? — вскинулся Панин. — Ты че, насмехаешься, что ли?
— Нет. У меня просто рот такой — вот всем и кажется, что я над ними смеюсь. Я знаю, что это вы избили того мужика из второго подъезда. Я вас видел.
Зрачки Панина хищно сощурились:
— Так-так. Продолжай.
— Не беспокойся, — спокойно сказал Дмитрий, — я не собираюсь на вас стучать.
— А че так? Благородный, что ли?
— Просто мне дорога моя жизнь, — объяснил Костырин.
Панин щерил редкие зубы в усмешке:.
— А ты умный пацан. Но запомни, если ты кому-нибудь…
