Ворона приносила пули. Летала над мертвыми, высматривая блестящие комочки свинца, и складывала к ногам Петра. Тот переплавлял их, не забывая орошать святой водой и карябать крестик, хотя точно знал, что это не поможет.
Ничего не помогало.
Мертвые стояли у ворот рая и ждали неизвестно чего. Просто стояли. Молча и не двигаясь. Петр спрашивал, что им нужно, – они не отвечали. Он кричал, бранился, отправлял их домой – без толку. Повесил табличку «Бога нет», но мертвые не ушли. Потом он начал стрелять. Просто так, от безысходности.
Пули опрокидывали мертвых, и они оставались лежать. Задние ряды вставали ровно на то место, где пали их товарищи. Все вновь замирало.
Петр ругался, пулемет стрелял, дождь лил, ворона приносила пули. Ничего не менялось.
А потом он просто устал.
Постоял в очередной раз возле двери, не смея войти. Постучал несколько раз, прислушиваясь к малейшему отголоску – ничего, кроме шума дождя. Робея от собственной наглости, отворил дверь в чертоги Господа и никого не увидел.
Грязные потеки на белоснежных стенах, поблекшая позолота, вспучившиеся пузырями картины, паутина в углах. И никакого Бога. Никого.
Петр обошел комнату и встал напротив креста, свисающего на цепях перед окном. В то время когда здесь еще было кому распускать слухи, говорили, что это тот самый.
Привратник встал на колени и преклонил голову, откинув капюшон плаща. Прошло несколько томительных минут, вполне достаточных, чтобы зов достиг Господа, где бы тот ни оказался.
Шумел дождь.
Петр, осторожно ступая, прошел к дверям. Обернулся, разглядывая свои мокрые следы, и почувствовал лишь пустоту. Он аккуратно притворил за собой дверь и вышел. Крылья выбились из-под плаща и теперь мокли под дождем. Петр расправил их, но тут же спрятал назад.
Он прошел к воротам и долго смотрел одному из мертвых в глаза. У него не было губ – это казалось странным. Лицо есть, а вместо губ – провал с желтыми зубами.
Капля упала на лицо мертвеца и покатилась, словно слеза. «Может, это и есть знак?» – спросил сам себя Петр, но ответа он не знал.
Хотелось чего-то такого, чтобы все сразу стало понятным. Нужно было какое-то руководство к действию. Призыв.
«Слеза мертвеца – это знак?» – еще раз спросил Петр.
Вторая капля упала совсем рядом с первой и тоже покатилась вниз.
Петр посадил ворону на плечо, подхватил пулемет и вернулся к воротам. Снял табличку, которую он написал для мертвых, и внес необходимые исправления.
Когда он вышел из рая – мертвые расступились, давая ему дорогу. Не оборачивались, не смотрели в спину, а просто сделали шаг в сторону. Половина в одну, половина в другую – вот и дорога.
На воротах осталась висеть табличка «Никого нет».
Маленькая тучка отделилась от своих и зависла над Петром.
В раю по-прежнему были дождь, ворона и пулемет. Только теперь Петр сам стал раем.
Он шел, а они не кончались. Мертвые не кончались и не повторялись, во всем своем разнообразии. Одетые, в лохмотьях, голые. Выглядевшие живыми, недосчитавшиеся конечностей, но упорно стоявшие, словно ничего не происходило. Тех, у кого не было одной ноги, поддерживали соседи. Те, у кого двух, стояли на коленках или прямо на обрубках, застыв в невозможной для живых позе. Изредка встречались те, кто нес в руках чужие головы.
Вскоре мертвые начали разговаривать. Обмениваться друг с другом ничего не значащими фразами.
– Привет! – кричал один, размахивая рукой.
– Салют-салют! – отвечал другой, почему-то стоя спиной.
– Как живешь?
– Машину купил?
– Жена у тебя красавица.
– Молодец, неплохо поднялся.
– Похудел-то как.
– Ну, ты заходи, не забывай.
Они стояли на одном месте. Двигались только руки и губы. Голоса были необычайно живыми. Их было приятно слушать, с ними хотелось разговаривать, – но мертвые не замечали Петра. И друг друга тоже. Общий хор голосов складывался в подобие пустого трепа, но он был искусственен и оттого мертв.
Не всегда умирают телом, иногда смерть забирает дух, насмешливо наблюдая за долгой агонией.
Петр простоял минут пятнадцать. Потом развернул брезент и достал пулемет. Плащ упал на землю, крылья освободились, Петр взмыл в небо.
Он стрелял, пока патроны не кончились, и еще минут пять после. Уже одними проклятьями, которые вырывались из нагретого ствола, вспыхивая снопом искр, и тоже разили без промаха.
Ворона каркнула, когда он опустился, и вернулась на плечо. Петр сел на плащ и долго наблюдал, как над раскаленным пулеметом поднимается облачко пара.
Рядом стояли другие мертвые. Сделав несколько шагов, втаптывая павших, они вновь принялись за свою болтовню.
– Вот ты учудил, конечно.
– Сам знаешь, как оно бывает.
– Да ладно, можно подумать ты не изменял.
– Офигенски все прошло, скажу я вам.
– Жуй-жуй, пока дают.
– Ну и ржачный ты тип.
– Займи денег, а?
Петр слышал только дождь и был очень благодарен ему за это.
Пулемет он оставил, набросив сверху брезент. Выплавлять пули больше было негде. Мертвые перестали говорить и молчали под аккомпанемент дождя. Странная, немая музыка, от которой по телу бежали мурашки, а перья на крыльях топорщились, пытаясь сбросить плащ.
Теперь ворона приносила ему глаза.
Небывало-красные, как на фотографиях. Испещренные кровяными прожилками, будто зрачок лопнул и теперь вытекает.
Задумчиво-синие, окаймленные белым. Кусочек неба, окруженный облаками. Такие глаза смотрели куда-то мимо, не видя Петра, мертвецов и вообще ничего.
Переполненные ненавистью черные. Он ощущал злобу, которая таилась в них. Тихий шум проклятий врывался в голову. Неуютные глаза.
Песочно-желтые. Пропахшие ненавистью, потом и раскаленной славой. Петр не мог понять, достигли ли они того, чего желают, или не успели.
Затягивающе-зеленые. Погружающие внутрь себя, как в болотно-колдовской водоворот. Секреты тайных зелий мелькали внутри глаз.
Петр внимательно всматривался в каждый принесенный вороной шарик, но не видел ни тени жизни. Лишь посмертие и затаенная тоска по несбывшемуся и потерянному.
Ему захотелось найти зеркало и посмотреть в свои глаза. Когда-то они были белыми, словно у слепца, который видит иначе, чем другие, и оттого замечает больше.
В какой-то момент он шел и жонглировал глазами. В другой – осознал себя разговаривающим с ними. Когда рука потянулась к лицу, чтобы вырвать око и вставить на его место другое, Петр ударил по ней.
Стоял и смотрел, как капли падают на две простертые длани. На одной был мир, который можно узреть чужими глазами. На другой – вода.
Петр умылся и выкинул подарки вороны, втоптав их в грязь. Он не получал от этого наслаждения, просто ему казалось, что так надо, потому что выбор должен быть окончательный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});