Девушка бросила пост и метнулась на поиски блокнота. Обыскала каждую полку, каждый ящик и шкаф… Ничего. «Боже, если есть возможность узнать, что тут происходит, помочь им и сохранить работу, прошу: укажи мне путь!»
Мэгги чуть было не сдалась, как вдруг увидела краешек какого-то предмета, лежащего на мониторе, укрепленном на стене в углу комнаты. Она встала на цыпочки, дотянулась… Дневник лежал там. Взмолившись напоследок простить ее за маловерие и дерзость, Мэгги схватила блокнот и бросилась обратно к двери – узнать, не идет ли кто. В холле было тихо, и ее это встревожило.
Не в силах совладать с искушением, она чуть приоткрыла дверь и разглядела, что Аделина и доктор Росси целуются у двери его спальни. Собственно, целовала Аделина, а доктор пытался ее удержать.
– Не сейчас. Придется подождать. У нас обязательно будет сын, Аделина, только позже. Я должен это сделать. Должен. Надеюсь, ты меня поймешь.
Аделина, тяжело дыша, отошла от него. Мэгги оставила в двери щель, а сама принялась листать ежедневник, прислушиваясь к происходящему снаружи.
– Так ты это всерьез? – спросила мисс Гамильтон.– Вместо того чтобы остаться со мной, ты отправишься спасать евреев?
Она вновь начала всхлипывать, но в этот раз вместо утешительного тона доктор Росси взял отчужденно-натянутый.
– Теперь, когда я выяснил, что случилось с моими родителями, мне стало ясно, почему каждый встреченный мною еврей походил на живой барометр, реагирующий на давление нееврейской среды. Представь, что ты не можешь рассчитывать на безопасность – нигде, никогда. В любой момент давление может стать невыносимым. Гонения, пытки, насилие. Кровь. Смерть…
Раздался громкий шлепок, а за ним – тишина. Неужели он ударил ее? Нет, он бы не посмел. Скорее всего, Аделина дала ему пощечину. «И поделом»,– подумала Мэгги. А то он уже стал захлебываться, как истерик.
Мэгги нашла в дневнике новые страницы и, просматривая их, услышала голос мисс Росси. Звучал он невесело, как если бы она рассталась с мечтой.
– Послушайте…
Мэгги услышала два долгих вздоха.
– Фликс, Аделина. Не хочу лезть не в свое дело, но мне кажется, лучше решать все проблемы на свежую голову. А пока – давайте закругляться.
Судя по всему, они отправились к себе, поскольку Мэгги уже не слышала их так же четко, как раньше, да и говорили они спокойным тоном. Скрипнула коридорная дверь, и доктор Росси пожелал сестре спокойной ночи.
Мэгги думала над тем, где укрыться, если он все же заглянет в лабораторию. Она долго стояла, ловя звук приближающихся шагов, а ничего не услышав, отнесла ежедневник на рабочий стол и уселась читать.
Доктор начал новый список с более четкой проработки шагов, сопровождая каждый этап страницами подробнейших пояснений, которые, впрочем, мало что сказали Мэгги из-за обилия специфических терминов. Повсюду упоминались донорские яйцеклетки и суррогатные матери, но вряд ли речь шла о животных вроде овечки Долли, учитывая слова Аделины. Первые пункты вызвали у Мэгги недоумение. Что за нити он имел в виду? Почему они пропитаны кровью?
Мэгги открыла большой медицинский словарь, лежавший на столе, и, поминутно заглядывая в него, стала продираться через страницы об экстракорпоральном оплодотворении и ДНК. Неужели он пытался создать человека с иными генами, не заложенными в него Господом?
Она прочла заметки касательно гестации, где было расписано, что и на каком этапе предстоит делать. Судя по книге, термин этот означал беременность, как она и предполагала.
Доктор Росси сделал пометки вплоть до девятого месяца. Мэгги перечитала первый абзац, касающийся нитей. Когда она подняла голову, ее взгляд ненароком упал на копию плащаницы.
Он же был в Турине!
– Боже мой! – в ужасе прошептала Мэгги и кинулась листать ежедневник, ища первое упоминание о нитях.
Откуда они взялись?
Из разрозненных воспоминаний и обрывков чужих разговоров начало что-то складываться. Как репортер, по словам Сэма, пытался выведать, что доктор привез из Турина. Как плакала Аделина. Как доктор хотел спасти евреев. Как тесно он был связан с церковью и дружил со священниками, в том числе – из Турина. Как глубоко верил в плащаницу.
Нет, не может быть!
Мэгги уставилась на копию савана.
Не может быть!
Она убрала дневник в средний ящик, выключила свет и, еще раз прислушавшись, скользнула в холл и освободила кнопку переговорника. Потом заперла лабораторию и вышла в пустую гостиную, где погасила огонь в камине, взбила подушки на диване и взяла расписной поднос. На кухне, которой хозяева почти не пользовались, она сунула блюдце в посудомоечную машину, сделанную на заказ аж в Австралии, вымыла вручную хрустальный бокал, спрятала вино и закуски из крабов.
Затем Мэгги отправилась в отведенную ей комнату, оклеенную буроватыми обоями с рисунком. Там у нее были собственная ванная и прелестная кровать с плетеным изголовьем, увенчанная горкой подушек в деревенском стиле. Мэгги опустилась на коврик и сложила руки поверх коричневого с розовым покрывала.
– Господи Иисусе,– молилась она.– Присмотри за доктором Росси. Он слегка не в своем уме, но душа у него добрая. Сбереги его, как сберег меня. Ниспошли ему мудрость, помоги исполнить волю Твою. Избавь от лукавого. Наставь на путь истинный, если он сбился с него. Если он не…– Девушка поникла головой, словно не знала, что еще сказать.
В памяти мелькали обрывки библейских стихов.
Внезапно Мэгги замутило и бросило в холод.
– Если же он на пути истинном…– прошептала она,– если он творит Твою волю…– ее руки задрожали,– помилуй его, сохрани, и да оправдается он в глазах Твоих.
Глава 12
Утро пятницы, «казарма»
Сэм отложил газету. Прошлой ночью в Африке случилась резня. Агрессором оказалась та страна, представителю которой он недавно доставил Браунов проект перемирия. Похоже, условия им не подошли.
Сэм вышел из комнаты и невесело направился в подсобку. Лучше бы он не видел той фотографии. По его мнению, когда детям начинают рубить головы мачете, пора вводить войска. Впрочем, он уже привык к тому, что мыслит скорее европейскими понятиями, чем американскими.
– Ну как жизнь? – спросил он у дежурного охранника и двух шоферов, которые дружно храпели, задрав ноги на стол.
Те пробурчали что-то невразумительное – все-таки рано еще.
Сэм налил себе кофе. К тому времени как наполнилась чашка, Африка вылетела у него из головы. Он заглянул в график – убедиться, что все дела сделаны,– и начал планировать собственный выходной: перво-наперво съездить за город, расспросить кое-кого о мотоцикле, своей давней мечте, а потом, если уложится в срок, заглянуть вечерком в доки. Скверная привычка, оставшаяся с моряцких времен. Где еще было им, неделями не видевшим суши, встретить женское общество, как не в притонах у пристани? Сэму нравились всякие женщины, да их и не приходилось долго уговаривать, кроме разве что аристократок, которые предпочитали менее брутальный тип мужчин. Однако он так и не сумел расстаться со своими любимицами – честными портовыми шлюхами, опасными, как чертовки. Обычно свободными вечерами Сэм и его дружки толклись в баре «Молли Мэлоун», но с тех пор, как закончилась его служба во флоте (а тому минуло уже восемнадцать лет), он понял, что не может хотя бы раз в полгода не заглянуть в доки. Полгода уже месяц как истекли, и Сэм с трудом уговаривал себя подождать.
Время шло, нью-йоркские порты закрывались один за другим. Старый бруклинский пирс обрушился до самого шоссе Бруклин-Квинс, так что остался один-единственный бар, призрак ушедшей эпохи. Когда и он опустел, Сэм перебрался в Нью-Джерси, лелея воспоминания о барах на Атлантик-авеню, куда чуть не каждую ночь наведывались копы. Как ему хотелось снова пройтись по качающейся палубе или хотя бы по пристани у самой воды, потрепаться с матросами в каком-нибудь из уцелевших баров… Сейчас там обретались сплошь иностранцы – плавать на заграничных судах было выгоднее. Впрочем, для общения его знания французского и итальянского вполне достаточно. Потом надо было выбрать себе женщину из тех, что встречают корабли после дальнего плавания,– и так до следующего раза.
Воображение разыгралось, и Сэм чуть было не отложил поездку за мотоциклом, чтобы успеть попасть в доки, но потом решил, что ждать уже некуда, да и покупка собственного «Триумф Бонневиль спешиал» 1979 года – отличный способ растянуть удовольствие.
Он прошел в вестибюль и по-хозяйски оглядел, все ли на месте. На лестнице у парадных дверей его взгляд натолкнулся на дивные ноги танцовщицы – той самой, что вчера развлекала госсекретаря в пентхаусе мистера Брауна. Сегодня на ней была другая, серая шуба, и выглядела девушка так, что Сэм просто воспылал завистью.
– Доброе утро,– поздоровался он.
Она, поравнявшись с ним, замедлила шаг.
– Тебя зовут Сэм, верно?
