частей и округов.
Говоря о степени объективности других исторических документов, отражающих боевые действия пограничников в годы войны, следует отметить, что больше всего нареканий вызывают доклады политорганов разного уровня о политико-моральном состоянии личного состава. В них нередко явные неудачи и даже поражения в конкретном бою подаются как яркая и безоговорочная победа советских пограничников.
Чтобы не быть голословным, продемонстрирую это на одном примере. Как ранее уже отмечалось, боевые действия советских пограничников с финскими войсками в Карелии начались 29 июня 1941 года. Вот что через два дня докладывал в ЦК КП(б) КФССР о боевых действиях пограничников 10-й заставы 72-го (Олангского) пограничного отряда начальник пограничных войск НКВД Карело-Финского округа генерал-майор В. Н. Далматов: «К 21.30 30.6.41 г. вышедший с 4 чел. из окружения лейтенант Наумов, включившись в линию доложил. Застава 10 была окружена двумя батальонами противника с минометами. Застава в количестве 116 чел под командой начальника штаба 3-й комендатуры капитана Киреева, оборонялась от сильного огня противника, несла потери. В силу занятия противником межозерного перешейка выходящий из окружения Киреев вынужден был под огнем переправляться через озеро, неся особо большие потери. По словам Наумова из окружения вышло 15–20 чел., налицо же оказалось 5 чел, судьба остальных вышедших из окружения не известна»[57].
Судя по приведенной выдержке из официального доклада в республиканский партийный орган, 10-я застава 72-го пограничного отряда уже в первые часы боя понесла огромные потери в личном составе, и только единицы из ее состава смогли вырваться из окружения. Остальные погибли или оказались в плену.
Однако по истечении трех недель после этого трагического события военный комиссар Карело-Финского округа бригадный комиссар Н. П. Шпаков в докладной записке в Политуправление войск НКВД СССР совсем в других красках описал бой 10-й пограничной заставы.
В этом документе уже утверждается, что «после 14 часового ожесточенного боя застава вынуждена была отойти. Капитан Киреев, руководивший боем, умело организовал отход части бойцов на лодках под прикрытием станкового пулемета, установленным на одной из лодок и группы бойцов на берегу. Противник понес потери убитыми до 250 чел., потери группы Киреева — 17 чел.»[58].
Сравнив содержание этих двух документов, трудно не заметить, что один и тот же пример боевых действий конкретной заставы искажен политработниками Карело-Финского пограничного округа до неузнаваемости. К слову сказать, в известном историческом труде «Пограничные войска СССР в Великой Отечественной войне. 1941. Сборник документов и материалов» этот пример представлен именно в версии политотдела, а не начальника войск округа.
Следует особо отметить, что в вышеназванном научном труде представлены в основном те документы, которые в наибольшей степени соответствовали официальной версии истории Великой Отечественной войны того времени. Те же из них, которые в негативном плане освещали некоторые эпизоды в деятельности пограничников в годы войны, к публикации, как правило, не допускались. В итоге участие пограничников в Великой Отечественной войне предстает перед нами в явно искаженном виде.
К примеру, многие документы и устные доклады, поступавшие из округов и частей в Главное управление пограничных войск НКВД СССР в первые дни войны, указывают на определенную растерянность среди командиров и политработников, неумение некоторых из них в сложных боевых условиях правильно анализировать поступающую информацию, в результате чего в Москву нередко направлялись явно искаженные сведения об обстановке в полосе действий фронтов, а нередко и просто панические слухи. Так, в первые минуты войны из штаба Украинского пограничного округа поступил странный запрос о том, какие будут указания в связи с началом боевых действий на границе. Из 10-й отдельной авиаэскадрильи (г. Гродно) в Москву поступил полный отчаяния крик о помощи: «Бомбят Гродно, высылайте авиацию из Минска, погибаем»[59].
28 июня 1941 года из г. Осиповичи в Москву была передана информация о том, что среди пограничников, находящихся в этом населенном пункте, командиры штаба пограничных войск НКВД Белорусской ССР «сеют панику»[60]. Следует также отметить, что и руководство Главного управления пограничных войск в той сложнейшей обстановке оказалось не на должной высоте. Одним из таких свидетельств может служить донесение, направленное из штаба Украинского пограничного округа 25 июня 1941 года в ГУПВ НКВД СССР следующего содержания: «Отмечается скопление на зоне (зона пограничного заграждения. — Прим. автора) большого количества женщин и детей, не имеющих пропусков. Прошу указаний о пропуске их через зону»[61]. Судя по вышеприведенному тексту, даже по истечении трех суток с момента начала войны командование пограничных войск не удосужилось направить в войска четких инструкций о порядке пропуска беженцев из западных районов страны через тыловую зону пограничного заграждения. Чего здесь больше, твердой уверенности в скором разгроме фашистских агрессоров или элементарной неорганизованности, сказать трудно. В любом случае здесь просматривается далеко не адекватная оценка происходящих на фронте событий со стороны руководства пограничных войск.
В указанном журнале зафиксированы десятки сообщений о высадке мифических крупных воздушных десантов противника в тылу наших войск, а также о переодетых в форму военнослужащих Красной армии подразделений, частей и даже соединений немецкой армии. Основываясь на подобных донесениях, руководство НКВД СССР 5 июля 1941 года направило в Генеральный штаб Красной армии сообщение следующего содержания: «По данным Житковического пограничного отряда, противник в полдень 4 июля 1941 года направил через Слуцк на Бобруйск одну дивизию в форме Красной армии»[62]. Сегодня каждому понятна абсурдность подобных утверждений, однако в то время их нередко принимали за чистую монету.
Это в полной мере касается поступавших в ГУПВ НКВД донесений о массовом применении противником танковых частей и соединений на тех участках фронта, где в тот момент их и в помине не было. К примеру, 24 июня 1941 года из штаба пограничных войск Прибалтийского округа в Москву поступило донесение, в котором говорилось, что «по донесению штаба 12-го (Либавского) пограничного отряда, около ста танков противника проследовали на Руцаву, где разделились на три колонны. В 21.00 23 июня 1941 года одна колонна танков находилась в 25 км от г. Либава»[63]. На самом же деле на этом направлении наступал лишь один полк 291-й пехотной дивизии вермахта, усиленный двумя батальонами морской пехоты, без единого танка в своем составе.
Нельзя также не отметить, что сравнительный анализ содержания донесений, зафиксированных в «Журнале оперативной записи» в первые дни войны, с аналогичными текстами в ранее уже упоминавшемся научном труде «Пограничные войска СССР в Великой Отечественной войне. 1941» позволяет сделать вывод о том, что они не всегда идентичны по содержанию да и по времени поступления в Москву не всегда совпадают. Нередко их авторство приписывается совсем другим должностным лицам.
К примеру, раздел 3
