пришлось пройти через унизительный ритуал изъятия пропуска. Вооружившись огромными ножницами, охранник безжалостно раскроил надвое ангельское личико в ламинированном пластике и швырнул обрезки в урну. Он изо всех сил старался не смотреть в глаза Арлин, беспомощно застывшей посреди унылой серой слякоти.
Арлин ушла в ночь, и ее бледное лицо затерялось в бескрайнем море таких же бледных лиц. В тусклом свете уличных фонарей встречным было не разглядеть слез девушки.
На автобусной остановке ее дожидался Арманд Флеминг. Обычно он не ездил общественным транспортом, но сегодня оставил машину на стоянке компании, опустевшей в пять часов.
— Вы на автобусе, мистер Флеминг? — спросила Арлин.
— На автобусе, на самолете, на поезде… — отозвался тот. — Как знать, на чем меня понесет в предстоящее путешествие?..
— Простите?
— Выпьете чего-нибудь со мной? Я ваш должник, и это самое малое, что я могу сделать. Все случилось по моей вине.
— Вы ничего не должны, — возразила Арлин.
— Знаю, что не должен. Просто мне до смерти надоело делать то, что я должен. Отныне я намерен делать только то, чего хочется. — Глаза Флеминга безумно поблескивали, однако погруженная в переживания Арлин ничего не заметила. — Я настаиваю на своем приглашении!
Они направились в небольшой бар в ближайшем переулке. Красная неоновая вывеска «Бар» мутно сверкнула им навстречу. Обоим было невдомек, что Эдди Уэтцел снимал квартиру прямо над баром и каждый вечер заходил туда на пару бокалов мартини.
Эдди сидел в кабинке и читал письмо от бывшей жены. Она по-прежнему его любит, писала она, не затруднит ли его выслать ей сто сорок два доллара семьдесят пять центов? Произошла небольшая авария, и деньги нужны на ремонт машины. «Несправедливо вешать этот долг на меня, — писала она, — и я уверена, что судья со мной согласится».
Письмо было отправлено из Майами-Бич.
Голоса в соседней кабинке отвлекли Эдди от чтения. Подслушивая поневоле, он вскоре узнал обоих участников.
— Арлин, я привык плыть по течению, — говорил Арманд Флеминг. — Я никогда не шел ва-банк и не жил на полную катушку — никогда не следовал за своими желаниями.
— Очень жаль, мистер Флеминг.
— Я не стремился обрести счастье.
— Почти все так живут, — заметила Арлин.
— Так может, пора что-то менять? — Он наклонился вперед. — «Pendant toute notre vie, Арлин, jouissons de la vie!»
— Простите, я не понимаю. Я училась делопроизводству.
— Пока мы живы, — перевел Флеминг, накрыв ее ладонь своей, — давайте наслаждаться жизнью!
Флеминг и сам довольно слабо владел французским. Собственно, этой фразой его познания исчерпывались. Она была написана на фартуке, который жена подарила ему на последний День отца.
— Сегодня что-то во мне щелкнуло, и теперь я намерен жить! И хочу, чтобы вы тоже жили!
— После всего, что мистер Уэтцел про меня наговорил, — вздохнула Арлин, — мне хочется свернуться клубком и умереть.
— Забудьте о нем!
— Не могу. Худшего грубияна я не встречала. — Она помрачнела. — И главное, за что? Я ничего ему не сделала.
— Я помогу вам его забыть! — сказал Флеминг.
— Как?
— Увезу вас отсюда прочь — от слякоти, холода, Уэтцелов, «Дженерал фордж энд фаундри», прочь от лицемерия, страха, ханжества, двуличия, травли, компромиссов, прочь от ненужного самоотречения. Арлин, — добавил Флеминг, — за всю жизнь я не встречал никого прекраснее! Я не могу позволить себе упустить вас. Я вас люблю и хочу, чтобы вы уехали со мной.
— Мистер Флеминг! — изумленно прошептала Арлин.
— Знаете, как я поступил, когда вас уволили? — спросил Флеминг. — Вернулся к себе в кабинет и все обдумал. Затем пошел прямиком в кассу и потребовал назад свои облигации военного займа, а также забрал все до цента выплаты в пенсионный фонд и все до единой акции, которые накопил по бонусной программе. — Он распахнул куртку, демонстрируя внутренние карманы, набитые ценными бумагами. — И вот я здесь. Я стою семь тысяч четыреста девятнадцать долларов. Куда вы хотите отправиться, Арлин, чтобы стереть из памяти Эдди Уэтцела и ему подобных жалких личностей? Что вас влечет? Таити? Акапулько? Французская Ривьера? Кашмирская долина?
— О, мистер Флеминг! — Арлин встала и попыталась высвободить руку. — Спасибо за теплые слова, я навсегда сохраню их в своем сердце, но… я, пожалуй, предпочла бы поехать домой.
— Домой? — Флеминг вскочил, не отпуская ее руку. — Вы думаете, я так просто откажусь от своего счастья?
— Почему вы решили, что я могу вас осчастливить?
— Разве вы никогда не смотрели в зеркало? Неужели вы не знаете, как вы прекрасны?
— Вот-вот, об этом мистер Уэтцел тоже говорил — что я слишком часто красуюсь перед зеркалом.
Флеминг сжал свободную руку в кулак.
— Надо было ему врезать! Жаль, я сразу не догадался!
— А мне совершенно не жаль! — Арлин по-прежнему старалась отнять руку, не ранив чувства человека, готового ради нее на любые жертвы.
— Вы бы тогда увидели, что я мужчина, — не унимался Флеминг. Уровень адреналина в его крови зашкаливал. И тут он заметил Эдди Уэтцела в соседней кабинке.
Исход драки был предрешен. Флеминг остался с разбитым носом, пальцем не тронув Эдди Уэтцела.
Бармен немедленно выгнал всех троих из заведения.
— В следующий раз, — заявил он заплаканной Арлин, — сделайте одолжение, водите своих кавалеров в другое место!
Они поднялись в квартиру Эдди, чтобы оказать несчастному Флемингу первую помощь. Крошечная квартирка была обставлена с удручающим минимализмом: ни единой шторы или ковра и даже ни единого стола, только два дешевых стула. Флеминга уложили на единственное спальное место — узкую металлическую кровать, купленную на распродаже списанного военного имущества.
— Господи боже! — обратился Флеминг к потолку. — Нет хуже дурака, чем старый дурак.
— Я не хотел бить так сильно, — сказал Эдди. — То есть, я вообще не хотел бить.
— Лучше бы ты меня убил, — сказал Флеминг.
Арлин искала в кухне лед, чтобы приложить Флемингу к носу. В холодильнике нашелся только одинокий ломтик ливерной колбасы и банка пива. Интересно, где Эдди ест, подумалось Арлин, если у него даже стола нет.
И тут она заметила остатки завтрака на холодильнике. Выходит, Эдди ел стоя. Там же находился единственный декоративный предмет во всей квартире — фотография ослепительно красивой невесты